должны внести ясность в последние дни жизни Толстого. Известно, что он ушел из дома в Оптину Пустынь, хотел встретиться со старцем Варсонофием, но не решился. Известно также, что старец последовал за Толстым, чтобы все-таки с ним поговорить. Почему встреча не состоялась? Если удастся на основании документов, мемуарной литературы доказать, что в последние часы жизни Толстой был изолирован против своей воли, что у него было желание поговорить со старцем и покаяться, но его секретари не позволили этому случиться — вот тогда у Церкви будут все основания с радостью отменить свое былое решение.
— Почему, вообще, для христиан так важно утверждение, что Христос — это Бог? Многие люди, например Лев Толстой, не были атеистами, но порвали с Церковью именно из за этого пункта ее вероучения. Почему христиане настаивают, что Иисус не просто самый лучший учитель нравственности, не просто великий и умный человек, а Сам Бог?
— Знаете, современное человечество одержимо идеей контактерства: очень хочется найти внеземные цивилизации. Когда спрашиваешь у энтузиастов этих проектов «зачем», — они восклицают: «Но ведь так радостно знать, что мы не одни во вселенной!»
Точно так же я скажу и о христианстве. Для христиан тоже жизненно важно знать, что мы не одни во вселенной, что Бог не равнодушен к нам. Нам важно знать, что в глазах Бога, Творца всей Вселенной мы не заброшены, что мы не какие-нибудь ублюдки, копошащиеся на окраине вселенной. Смысл нашей жизни придает то, что Бог не послал нам какого-то вестника, а пришел к нам Сам. Оказывается, в глазах Бога мы что-то значим. Помните капитана Копейкина у Достоевского, который говорил, что «если Бога нет, то какой же я капитан». Точно так же и здесь: если Бога нет, тогда мы, действительно, просто космическая плесень, покрывшая камень, который носится по окраине Млечного пути. Или, по-другому, если Бог все-таки есть, но Он никогда не воплощался, не становился таким же человеком, как и мы, то в глазах этого Бога мы не представляем никакой ценности, Он не приходил нас искать. А если Бог нас не искал, тогда зачем же нам искать такого Бога, ведь мы все-равно Ему безразличны?
Кроме того, для христиан жизненно важно знать и что Иисус — это не порождение земли, не просто один из великих людей, создавших человеческую культуру. Потому что те вещи, которые мы можем созидать, мы же можем и разрушить. А христианам важно знать, что в нашу жизнь вошло нечто неразрушаемое. То, что не только само не могло бы разрушиться, но еще и нас спасти от разрушения. Все, что создает человек подвержено тлению, поэтому важно, что нечто сверхчеловеческое вошло в нашу жизнь и сделало ее нетленной.
Здесь нам придется говорить уже на сугубо религиозном языке, потому что смерть, оказывается, бывает разная. Есть смерть физическая, биологическая, а есть смерть души, которая задыхается без Бога. Вот это безвоздушное пространство языческого мира Христос наполнил Собой, то есть теперь, когда душа выходит из тела, она уходит не в пустоту — она уходит к Богу.
Очень понятно желание многих людей видеть Христа обычным учителем нравственности. Дело в том, что христианство, Евангелие и, вообще, мир Церкви — это мир императивов, мир этики, которая властна совершать над человеком суд. Более того, это не просто суд, который ты сам совершаешь в своей совести над собой. Христианство — это живая традиция, оно может опровергать ложные видения своего учения. Поэтому его труднее переделать в соответствии со своими вкусами, подстроить его под себя, как это можно сделать с какой-нибудь «умершей» религией.
Человек прекрасно понимает, что, соприкоснувшись с миром Евангелия, он подставляет себя под стрелы императивов, повелений, жестких требований: со стороны самого евангельского текста, со стороны своей совести, да еще и со стороны Церкви. Конечно, он пытается избежать подобной ситуации, но, чтобы совсем не «ругаться» со Христом, такой человек по дружески хлопает Его по плечу и говорит: «Да, я признаю, что Ты великий учитель и человек высокой нравственности». Но на самом деле он совершает то, что иначе, как «поцелуем Иуды» и назвать нельзя. Именно так характеризовал Достоевский книжки XIX века, в которых пояснялось, что Иисус, конечно, великий человек, но не Бог.
Вроде бы комплимент. Но на самом деле такое признание означает только одно — мы еще раз хороним Христа, мы погребаем Его в гробнице истории, тщательно замуровываем в ней, чтобы Он ни в коем случае не вышел оттуда и не вторгся в нашу жизнь. Люди провозглашают Христа «Великим Учителем человечества» именно для того, чтобы перестать у Него учиться.
Логика у этих не-учеников (или неучей) простая: раз Христос не Бог, значит и основанная Им Церковь не имеет отношения к Богу. Соответственно, и книги от имени Христа возвещаемые Церковью не имеют за собой никакого Божественного достоинства. Далее, начинается сказка о том, что все Евангелия правлены-переправлены, а самое главное, настоящее Евангелие хранится где-то в Тибете…
Все. Человек встал на путь конструирования христианства по рецепту «сделай сам». Дальше начинается цензура Евангелия: «вот этого Христос сказать не мог, потому что я с этим не согласен, а вот это, несомненно, Его идея, потому что она мне нравится. И, вообще, знаете, я думаю, Христос вот в этом месте должен был вот то-то сказать, потому что это мое глубочайшее убеждение. Вообще-то, Он это и сказал, но просто последующие цензоры вырезали».
В итоге получается, что, провозгласив Христа просто великим Учителем, человек сам начинает поучать Его: что Он мог делать, а чего не мог. Таким путем пошел и Лев Толстой. Он просто начал цензурировать Евангелие. Он запрещал Христу воскресать, запрещал Ему творить чудеса, и уж, тем более, запрещал Христу брать в руки бич, чтобы выгнать из храма торгашей.
— Михаил Булгаков в «Мастере и Маргарите» тоже пошел путем цензурирования Евангелия?
— Я бы не стал так говорить. С Булгаковым все намного сложнее, по той причине, что Лев Толстой писал от себя, а
Более того, я думаю, что в определенном смысле, православный Христос был именно таким, как булгаковский Иешуа га Ноцри из «Мастера и Маргариты». Точнее, как бы сейчас сказали, таким был «имидж» Христа, таким Он казался толпе. И с этой точки зрения роман Булгакова гениален, он показывает видимую, внешнюю сторону великого события — пришествия Христа-Спасителя на Землю, обнажает скандальность Евангелия, потому что действительно, нужно иметь удивительный дар Благодати, совершить истинный подвиг Веры, чтобы в этом запыленном Страннике без диплома о высшем раввинском образовании опознать Творца Вселенной.
Мы привыкли к представлению об Иисусе-Царе, Иисусе-Боге, с детства слышим молитвы: «Господи, помилуй», «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». А такие произведения, как картины Ге, или, в меньшей степени, Поленова, или тот же «Мастер и Маргарита» помогают нам понять всю невероятность и парадоксальность апостольской веры, почувствовать ее болевой ожог, позволяют нам вернуться в точку выбора…
— Но, все же, почему среди церковных людей «Мастер и Маргарита» имеет больше противников, чем сторонников?
— Назовите мне хоть одну светскую книгу, которая имела бы в Церкви больше сторонников, чем противников! Исключением могут быть, наверное, только произведения Достоевского, да и то, как ни парадоксально, «Братьев Карамазовых» очень не любили в Оптиной пустыни[182].
Если судить по тем людям, которые вдумывались в «Мастера и Маргариту» уже будучи христианами, то видно, что существует два основных течения церковного литературоведения. Одна группа авторов считает (довольно аргументировано), что это оккультно-антихристианское произведение[183], а другая группа церковных литературоведов, не менее аргументировано, считает, что это не так.
Я думаю, что отгадки не найти в самом тексте. Вопрос ведь стоит не в том, как квалифицировать «пилатовские» главы в романе — они безусловно антихристианские. Вопрос в другом: каково было отношение к ним самого Булгакова? А для того, чтобы ответить на него, необходим огромный комплекс свидетельств: биографических, мемуарных, необходим анализ черновиков «Мастера и Маргариты», а для этого нужно выйти за пределы «книжки в зеленом переплете», то есть самого романа.
Лично мне ближе та позиция, что в «Мастере и Маргарите» Булгаков пробовал дать некое предостережение против доверия к атеистической пропаганде. Для этого он использовал тот прием,