и начали свою эротическую игру. Огонь пробежал по его жилам. Как он может так хотеть ее, как может умирать от желания?
Она оторвалась от его губ и стала покрывать поцелуями дорогое лицо и шею. Медленно, в то время как рука двигалась все быстрее. Ее губы коснулись соска, зубы принялись его покусывать. Она рассмеялась, и он почувствовал, что смех вызвал новый взрыв желания.
Он изогнулся, как она прежде. Затем прокричал ее имя. Ее рука замедлила свои движения, затем остановилась.
— Твой кофе. — Линдсей стояла перед Стефаном, протягивая ему чашку с его именем.
Он взял ее и удивился, что у него не дрожат руки. Он был настолько захвачен своими воспоминаниями, что на мгновение светлячки показались ему снежинками.
— Можно измерить наши отношения по чашкам кофе. — Он подвинулся, освобождая ей место.
Она примостилась рядом.
— Нам не полагается иметь никаких отношений.
— У нас двое детей.
— Они не переставая болтают о Конге. Они счастливы, что ты его привез.
— У нас был прекрасный вечер.
— Да? Я рада. Ты им нужен.
Интересно, а ей он еще нужен? Есть ли теперь другие мужчины в ее жизни, которые заняли его место? Он не знал, какое место занимал в ее жизни, но был уверен, что существует множество мужчин, которые бы этого хотели.
Они никогда не говорили об этих безымянных, безликих существах, хотя эти мысли и преследовали его. Она не была больше его женой и имела полное право на такие взаимоотношения, но одна мысль, что ее обнимают чужие руки, приводила его в бешенство. И никакой развод не мог этого изменить. Она оставалась в его душе, и никакие адвокаты, законы и судьи не могли этого изменить.
— Ты когда-нибудь думал о новой семье?
Он решил, что она угадала его мысль.
— А ты?
— Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос. Как будто простой ответ — целая проблема для тебя.
— Ты не всегда меня за это упрекала!
— Нет. Это пришло позже. Когда я почувствовала себя несчастной.
Он поставил чашку на пол террасы.
— Я должен идти.
Она накрыла ладонью его руки.
— Нет, останься. Извини, Стефан. Мне кажется, нам надо научиться быть в разводе.
— Я не собираюсь жениться. — Он сел, оставив кофе на полу. Ему и так будет трудно заснуть.
— Почему?
— Ты удивлена?
Она сомневалась, стоит ли продолжать. Она не знала, чем закончится разговор, и боялась чего-то. Она была слишком уязвима сегодня вечером, и, по-видимому, Стефан тоже. Слезы подступали к глазам. Во второй раз за сегодняшний вечер. Она с трудом проглотила комок, подступивший к горлу.
— Наши друзья любят рассказывать мне, как много женщин теперь в твоей жизни, — сказала она, удерживаясь от слез.
— Какие друзья?
— Это неважно.
— Важно. Почему кто-то может быть так преднамеренно жесток?
— Жесток? Да нет же. Мы разведены. Мне кажется, они думают, что мне интересно.
— Это жестоко.
Она вздохнула.
— У тебя, конечно, есть право на личную жизнь так же, как и у меня. Я просто не ожидала, что это мне будет небезразлично.
— Не ожидала?
— Мне кажется, я никогда об этом не думала. Все было настолько больно, и я не думала, что эта боль будет продолжаться.
— Почему ты сейчас об этом вспомнила?
— Не знаю. Наверное, ты прав. Может, я действительно схожу с ума.
— Я никогда этого не говорил. — Он повернулся к ней. — Я никогда даже не думал об этом.
— Я вижу огни в небе, где их вовсе нет. Вдруг я начинаю верить в НЛО, чего раньше со мной не было. Я лью слезы по малейшему поводу. — Она опять проглотила слезы. — Я задаю себе вопросы, которые меня не должны касаться.
— В моей жизни нет других женщин. Я хожу с коллегами туда, где мне необходимо бывать. Я пытался дважды назначать свидания, но они закончились полным фиаско. Я пытался представить этих женщин в своей постели, и это было ужасно.
Она уставилась на него.
— Стефан!
Он провел рукой по волосам.
— Ты это хотела услышать, Линдсей? Ты этого хотела? — Он встал и подошел к перилам. Небо было усеяно звездами, такими далекими. Это не имело значения. Он задыхался. — Я не спал ни с кем после развода. Не смог преодолеть чувство, что я предал бы тебя, если бы сделал это.
— Почему я принесла тебе столько боли? Как ты мог причинить такую боль мне?
— Не имеет значения. Нельзя ничего вернуть.
— Нельзя?
— Ну, я ответил тебе. — Он посмотрел на нее. — А твоя жизнь? Ты собираешься замуж?
— Нет.
— В твоей жизни должны быть мужчины.
— Нет никого, кто имел какое-либо значение.
Он вспомнил, сразу же вспомнил другую ночь, много лет назад, когда она сказала то же самое. Ему хотелось бы опять оказаться на веранде дома Паттерсона. Ему хотелось бы повторить все прошедшие годы, но с другим результатом.
— Я тоже ни с кем не спала. Мы оба прекрасная пара, не так ли? — Она встала и тоже подошла к перилам. — Нам нельзя больше говорить об этом!
— Нам нельзя было начинать и этот разговор.
— У меня нет никакого права спрашивать тебя о чем-либо. Ты свободен. Я свободна.
— Свободен? — Он взял ее левую руку. — На твоем пальце больше нет кольца, ты освободилась от дорогого кольца, весом не меньше унции, и я тоже. Но от чего еще мы освободились? От боли, от страданий? Все говорят, что это пройдет. Но мне кажется, что моя боль останется со мной.
Ее глаза застилали слезы, и она ничего не могла с этим поделать.
— Я никогда не хотела причинить тебе боль.
— Наши намерения всегда были превосходными, не так ли? И это не имело никакого значения. — Он не отпускал ее руку, не мог себя заставить сделать это. Его желания в этот миг были далеки от благородных.
— Наверное, ты должен идти, — сказала она, но не отнимала руки, а щеки были мокрыми от слез.
— А что с Алденом Фицпатриком?
— Алденом?
— Что-то возникло между вами? Джеф и Мэнди говорили о нем весь вечер.
— Алден — очень хороший, понимающий человек, ему нравятся наши дети.
— А ты одинока и уязвима.
