1074
Гаркави А. Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русах. СПб., 1870. С. 138.
1075
Впрочем, не приписывая, кажется, и ему власти над всеми этими племенами: Полное собрание русских летописей. Т. 1 (Лаврентьевская летопись). М., 1997. Стб. 10; Т. 2 (Ипатьевская летопись). М., 1998. Стб. 8; Т. 38. Л., 1989 (Радзивиловская летопись). С. 13. При некотором желании отражение распада дулебского союза можно увидеть и в белорусском предании о полевиках и полешуках (отражающем, возможно, этногонические сказания дреговичей), где говорится о восстании против сородичей-«панов», которые угнетали предков белорусов (Легенди и паданни. Текст № 95). Впрочем, социальный (вернее, даже социально-политический) подтекст этой части записанного в 1920-х гг. предания слишком прозрачен.
1076
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 11–12; Т.2. Стб. 9; Т. 38. С. 13–14. Далее автор «Повести» однозначно локализует дулебов на Буге (Т.1. Стб. 12–13; Т.2. Стб.9; Т. 38. С. 14). Притча об обрах живет, по его словам, «в Руси». Предание, которое он использовал, могло быть, следовательно, только волынским или шире — восточнославянским, но никак ни чешским или паннонским (а такие отождествления в отрыве от всего текста источника иногда делались).
1077
Седов В.В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982. С. 16.
1078
ПСРЛ. Т.1. Стб. 12–13; Т.2. Стб.9. Выше прямо говорилось, что бужане — прежнее наименование волынян (Т.1. Стб. 11; Т.2. Стб.8; Т. 38. С. 13).
1079
Щавелева Н.И. Древняя Русь в «Польской истории» Я.Длугоша. М., 2004. С. 79/226 (дулебы «после стали зваться волынянами, а ныне — лучанами»). Упоминание лучан может принадлежать бывавшему в Юго-Западной Руси, уже принадлежавшей Польско-Литовскому государству, Длугошу. Но непонятно, почему польский историк не удовлетворился упоминанием волынян. Этноним «волыняне» в XV в. был не менее понятен, чем вполне употребимое еще название «Волынь». Напротив, как отмечают польские комментаторы К. Перадска и Б. Модельска-Стрелецка (Dlugosz J. Roczniki czyli Kroniki slawnego krolestwa Polskiego. Ks. 1–2. Warszawa, 1961. S. 186), как раз название «лучане» нехарактерно для польских хронистов. Едва ли оно было сколько-нибудь известно в Польше. С другой стороны, в русских летописях обозначение «лучане» достаточно древнее. В Повести временных лет оно обозначает жителей Луцка еще под 1085 г. Заметим еще, что название «волыняне» там после вводной части не встречается. Итак, нет оснований полагать, что лучане не фигурировали еще в «летописи Длугоша». Рассказ ее о дулебах вообще полон оригинальных деталей. Это и внесение их в перечень племен, живущих «зверским образом», и произведение этнонима от мифического родоначальника Дулеба. Именование лучан прямыми потомками дулебов изначально не связано о приведенным в «летописи Длугоша» исключительно на основе Повести временных лет (причем разных ее фрагментов) отождествлением дулебов и волынян. Историческую основу соотнесения «дулебы — лучане» определить довольно трудно. С одной стороны, лучане жили на изрядном расстоянии от основных центров дулебской культуры в Побужье. Именно в Побужье располагался единственный протогородской центр корчакской культуры к востоку от Буга — городище Зимно, в котором логично видеть центр дулебской общности; там же локализует дулебов и Повесть временных лет. С другой стороны, бужан/волынян она, кажется, рисует как территориальных преемников побужских дулебов, но не как их прямых потомков и наследников. Сопоставляя данные «Баварского географа» о «луколанах» IX в. с древней устной традицией, отраженной в Повести временных лет и «летописи Длугоша», видим, что на территории Волыни существовало два сильнейших племени или племенных общности. Одна — бужане- волыняне, занимавшие Побужье, владела основными в прошлом землями дулебского союза племен. Но при этом и другая, лучане, числила себя общностью прямых потомков и наследников древних дулебов, хотя центр ее и находился восточнее. Историческую ситуацию, легшую в основу таких претензий, реконструировать с достоверностью невозможно. Но, вероятнее всего, ее корни — в обстоятельствах, приведших к распаду и гибели «дулебо-волынского» союза племен под ударами авар и вследствие внутренних усобиц в первой половине VII в. О русском летописном источнике Длугоша см.: Пашуто В.Т. Киевская летопись 1238 г.// Исторические записки. Т. 26. М., 1948. С. 279; Пашуто В. Т. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М., 1950. С. 25–29; Клосс Б.М. Русские источники I–VI книг Анналов Яна Длугоша// Щавелева 2004. С. 34–52; Алексеев С.В. Дописьменная эпоха в средневековой славянской литературе: генезис и трансформации. М., 2005. С. 202–206.
1080
Это заставляет многих исследователей сомневаться в самом факте аварского нашествия и искать иные объяснения исчезновению антского имени из источников (см., например: Седов, 1982. С. 28).
1081
О датировке см.: Седов, 1982. С. 25; Щеглова О.А. О двух группах «древностей антов» в Среднем Поднепровье./ Материалы и исследования по археологии Днепровского Левобережья. Курск, 1990; Гавритухин И.О., Обломский А.М. Гапоновский клад и его культурно-исторический контекст. М., 1996.
1082
