— и, может быть, отчасти по этой причине первый, огромный по нынешним временам тираж был распродан в продолжение двух дней, и долго, в течение двух месяцев, оставался в высших отделах списка самых ходких книг, соревнуясь то с грамматикой английского языка, то с каким-то «Утраченным символом», то с книжкой под названием «Обжора-хохотун», и постепенно сползая вниз, — в том же точно темпе, что и «Моя Лаура», не лишенный достоинства спуск которой по той же лестнице описан на карточках 59 и 60.

Имело ли для вас во время перевода значение то обстоятельство, что Набоков не хотел, чтобы эта его работа была опубликована?

Да, конечно, особенно прежде чем я взялся за перевод, во время переговоров о том, нужно ли вообще печатать оригинал. Потом, в ходе работы, привыкаешь к мысли, что ломовой извозчик, которому новый хозяин дал ключи от родовой усадьбы и поручил вывезти на подводе несколько предметов мебели, — не грабитель, что бы ни думали любопытные соседи, которым отчего-то есть дело до чужих имений.

НЕДОСТАВЛЕННОЕ ПИСЬМО

За неделю до выпуска русской «Лауры» издатели неожиданно попросили меня как можно скорее прислать им что-то вроде адреса к торжественному собранию, имевшему состояться через два дня в музее Набокова в Петербурге, на котором выход книги предполагалось праздновать раутом. Я написал его в ту же ночь и тотчас отослал, но его там отчего-то читать не стали, а пожелали прочесть на следующей неделе в Москве, на открытии как бы ярмарки книг — но это тоже не удалось: мне передавали свидетели, что после вступительных речей публика ринулась в буфет.

Вот это краткое приветственное обращение, едва ли не буквально повисшее в воздухе:

«Дамы и господа!

Предложение написать что-нибудь для вашего собрания по случаю выхода «Лауры» застало меня въ Гельсингфорсъ, куда я какъ разъ приехалъ сделать объ этой книге два доклада. Въ здъшнемъ университете вследствие свирепой эпидемии гриппа отменены рукопожатья, о чемъ кругомъ вывЪшены предупрежденья. Запреть другого рода — непреодолимое для меня разстоянье временныхъ зонъ — не позволяетъ мне протянуть вамъ руку не на письмЪ, а на самомъ деле, съ особенной сердечностью темъ, кто имълъ прямое отношение къ столь изящному (сколько могу судить еще не видовъ) изданию моего перевода этой необычайной прозы. Переведенная изъ камеры смертниковъ не въ пожизненное заключение, и даже не просто выпущенная на волю, но именно въ светъ— въ обоихъ значенияхъ этого слова, — она станетъ жить, уже теперь живетъ, шумной свътской жизнью, независимой не только отъ издателя и переводчика, но и отъ автора, въ круженьи торжествъ, въ окруженьи полумасокъ, въ чехардге загадокъ и отгадокъ, и въ повътрияхь вздорныхъ слуховъ подъ копирку.

Съ другой стороны, мнъ кажется, что всъмъ теперь известная история этого приговореннаго черновика, какъ бы ни относиться къ ея развязкъ, не предполагаетъ громкихъ тостовъ и рукоплесканий — лучше можетъ быть просто поздравить «другъ друга съ берегомъ и если и сказать «ура», то вполголоса. Посылаю вамъ этотъ тихий приветь — и фигурально, и буквально «съ другого берега».

Я хотълъ бы воспользоваться этимъ любезно предоставленнымъ мне случаемъ, чтобы выразить душевную признательность сотрудникамъ издательства, въ частности Е. А. В., Т. Ф. Ж., и О. В. Ч., за ихъ неизменно исполнительное внимаше къ моимъ просьбамъ техническаго и професиональнаго свойства.

Я благодаренъ также И. Н. Т. за кропотливый корректурный трудъ и особенно за ея терпеливое отношение къ такъ называемымъ «особенностямъ моей ореографии и слога». Здъсъ нътъ нужды объяснять эти особенности — желающе найдутъ объяснеше въ 8-й главкъ моего послъсловия, и быть можетъ поймуть, отчего тутъ не блажь и не чудачество. Впрочемъ, упомянутая разница часовыхъ поясовъ — мои отстаютъ на девяносто летъ — можетъ этому пониманию воспрепятствовать.

Кстати здъсь объ этомъ послъсловии. Брайанъ Бойдъ, извъстный биографъ Набокова, прочитавъ его въ рукописи, сказалъ, что но его можно истолковаше любой книги излишне при первомъ ея издании — замечайте, обнаруживающее тонкость суждешя. Но, какъ иные изъ присутствующихъ знають, до самого сентября [2009 года] не было и ръчи о помъщение перевода предисловия Дмитрия Набокова, и мое эссе предполагалось въ ввдиду предувЪдомительныхъ замътокъ, безъ которыхъ выпускать на люди эти необработанные фрагменты было бы совсъмъ странно.

Я надЪюсь, что читатели, которые захотятъ этимъ послъсловиемъ воспользоваться по назначению, не пройдутъ мимо одной сквозной темы: прямыя и косвенныя, подводныя и явныя цитаты изъ Пушкина и стрелки, указывающая направлеше къ нему, попадаются тамъ и сямъ, и наконецъ въ послЪднемъ пассаж'Ъ все это сходится, чтобы вывести и подчеркнуть нЬкое важное несходство Пушкина и Набокова въ отношенш къ смерти, главной теме «Лауры» (таковъ былъ мой замыселъ).

И вотъ въ связи съ этой пушкинской темой и темой конца — конца жизни въ вымысле или въ действительности — позвольте подъ конецъ этого затянувшагося привътствия занять ваше внимаше «онегинским» сонетомъ, сочиненнымъ на случай. Въ немъ сделана попытка совмехтить формально и тематически не только последшя строки «Онегина» и «Дара», но и англшсше стихи Набокова о своемъ переводе «Онегина» на русский, имитирующие строфу Пушкина.

Что переводъ? Переложенье ВзаимозамЪпимыхь словъ — Перекладныхъ клячъ просвАщенья — Иль клевета на мертвецовъ? И какъ, не морща переносья, Постичь, что мигомъ перенесся Изъ трюма корабля на балъ Нашъ арестанть-оАмгммалв? И танцовщицу-мать, и дочку Встръчаеть шумная толпа… И чтобы избЪжать faux pas, Здъсь лучше бы поставить точку — Но корректурЪ вопреки, Тире стоить въ концъ строки.

Геннадий Барабтарло

Гельсингфорсъ, 12 (25) ноября 2009»

БИБЛИОГРАФИЯ ИСТОЧНИКОВ, ПРИВОДИМЫХ В ТЕКСТЕ ПОЛНЫМ ИЛИ СОКРАЩЕННЫМ НАИМЕНОВАНИЕМ

1. Сочинения Набокова
Ада Ada, or Ardor. A Family Chronicle. New York: McGraw-Hill, 1969.
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату