встала с постели. Если бы мы понаблюдали ее, то располагали бы более полной информацией. Большинство людей в подобной ситуации остаются в клинике еще на некоторое время. Но с ней было трудно договориться.
«Мне это уже нравится, — подумал Лукас. — Я хочу, чтобы Дана тоже очнулась и сразу озадачила всех докторов».
— Я бы хотел поговорить с этой девушкой, — сказал он.
— Это невозможно. Сведения о пациентах конфиденциальны.
— Но вы же нарушили эту конфиденциальность, обсуждая ее случай на консилиумах и даже с теми, кто не имеет к медицине никакого отношения. Я хочу встретиться с ней, устройте это.
— Простите, но это невозможно.
Коллега доктора был менее категоричен, памятуя о чеках, регулярно выписываемых клинике отцом Даны.
— Возможно, мы смогли бы устроить все иначе. Если бы вы, — он обратился к доктору, — поговорили с этой девушкой о нашем случае, дали ей координаты Лукаса, то, я уверен, она согласилась бы встретиться с ним. Но, думаю, она вряд ли сообщит вам что–то ценное. Пациенты редко разбираются в своей болезни…
— Спасибо, — оборвал его Лукас. — Буду очень вам признателен, если мне удастся переговорить с этой девушкой. Буду ждать вестей. — И он отошел к постели Даны.
Новый доктор явно был не согласен, но его быстренько увели из палаты. Лукас повернулся к сестре, но уже не глядел на нее с сожалением и болью. В нем что–то изменилось: он был напряжен, как натянутый канат, и его наполняло ожидание чего–то. Вдруг у него в голове пронеслось видение: он был где–то вне Времени, а холодное, застывшее в спокойствии тело — была не Дана. Еще какие–то образы проносились в его голове так быстро, что он не успевал фиксировать их. Дорога, крона дерева с дрожащими от ненастоящего ветра листьями, вода, льющаяся в бассейн, огонь и снова девушка; но теперь ее дыхание участилось, затрепетали веки, и Лукас увидел ту, другую девушку, яркую, как сталь, с сияющими зелеными глазами, которая уже однажды снилась ему. Но тут мир дрогнул, и все встало на свои места: он снова очутился в палате, рядом с Даной, безмолвной и спокойной. Его сердце бешено билось, будто он долго бежал. На лбу выступил пот.
— Что же со мной происходит? — прошептал он. И голос внутри него, который был частью его самого, но тем не менее ему не принадл
. ответил: «Не бойся. Это твой Дар. Не борись, не противься, просто прислушивайся к нему, и он направит тебя».
Дар. Давным–давно в Атлантиде магическая аура Лоудстоуна распространилась на местных жителей, и смертные стали обладать неземными возможностями. Лоудстоун был повержен, и Атлантида погрузилась в пучину волн. Но к этому времени мутировавший ген распространился по всему свету и заразил бесчисленное множество людей. Людей, владеющих Даром, называли по–разному: ведьмами, колдунами, проклятыми, Детьми Атлантиды.
Лукас не понимал, что творится с ним, но чувствовал, что горизонты его мысли стали шире и видения служат какой–то цели. Может, они помогут вернуть сестру к жизни?…
Лукас ушел из клиники в полночь и отправился домой пешком, хотя до его квартиры было очень далеко. Где–то на полпути его догнало такси.
Ферн сидела над своим проектом, когда ей позвонили. Она работала в пиар–компании. Сотрудников было мало, а выгодных, но капризных клиентов много, поэтому все сотрудники были перегружены и издерганны. Ферн совсем недавно получила повышение, став одним из директоров благодаря своим дипломатическим способностям, проявившимся как раз при общении с подобной клиентурой. Только что она совещалась с руководством по поводу выпуска нового журнала «Гав!», который должен был рассказывать о домашних животных знаменитостей, поэтому, когда она сняла трубку, все ее мысли были сосредоточены на работе.
— Простите, повторите, пожалуйста. Хотите, чтобы я… Нет, я думаю, о йоркширах мы писать не будем, о них и так все время говорят. Что? Его сестра? А он кто?… Простите, что?
Результатом этого путаного разговора стал лист бумаги, на котором были записаны имя и номер телефона. Ферн весьма смутно понимала, зачем все это ей нужно, но листок не выбросила. Несколько дней спустя она нашла его среди своих бумаг и решила позвонить.
— Здравствуйте, я хотела бы поговорить с Лукасом Валгримом. Меня зовут Ферн Кэйпел.
— Ферн Кэйпел? Мы знакомы? — резко ответил мужской голос.
— Как я поняла, вы хотели со мной поговорить. По поводу моей болезни, — промолвила Ферн ледяным тоном. — Я провела в клинике Йоркшира некоторое время пару лет назад, когда впала в кому. Мне сказали, что ваша сестра находится в таком же состоянии.
— Да. — Голос Лукаса моментально изменился. — Я так рад, что вы позвонили. Возможно, я хватаюсь за соломинку, но мне сказали, что Дана впала в кому при схожих обстоятельствах…
— Кто дал вам эти сведения?
— Врач, который наблюдал вас. Он не хотел сообщать ваше имя, но я уговорил его. Мне очень нужно с вами поговорить. Вы не возражаете?
— Н–нет, — с запинкой ответила Ферн. — Правда, я не уверена, что смогу помочь вам. Я потеряла сознание и очнулась через неделю. Это не научило меня ставить диагнозы.
— Да мне не нужен диагноз, — сказал Лукас. — У моей сестры замедленный пульс, она почти не дышит и ни на что не реагирует. Она находится в этом состоянии уже несколько месяцев, с Нового года. Я бы хотел поговорить с кем–нибудь, кто оказывался в похожем положении. Может, пообедаем вместе?
— Я ужасно занята сейчас, — колебалась Ферн.
— Давайте посидим в баре.
— Ну что ж, хорошо, — сдалась Ферн. — Но я боюсь, что ничем не смогу помочь вам.
— Давайте завтра? После работы?
Они договорились о времени и месте, и Ферн повесила трубку. Она пыталась не думать о разговоре, но тщетно. Даже поздно вечером, засыпая, она видела неизвестную девушку, лежащую на больничной койке, подключенную к трубкам и проводам, поддерживающим в ней подобие жизни, смертельно бледную и неподвижную, месяц за месяцем проживающую таким образом свою жизнь.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Труднее всего было снова привыкнуть ко Времени. Я так долго жила в измерении, где время стоит на месте; где вращаются, ни к чему не приводя и ничего не меняя, призрачные времена года; где день и ночь мало отличались друг от друга. Я говорю, что жила так очень долго, но смысл этого слова теряется, когда я думаю о Дереве. Для него не существует Времени, секунда или тысячелетие — ему все равно. Дерево росло и росло, пока не заняло все пространство и расти стало некуда. И теперь оно приносит плоды без семян и искривляет вокруг себя пространство, подобно тому, как черная дыра пронзает Вселенную и изменяет внутри себя физические законы. (Как видите, я разбираюсь в этих вещах, беседы с ведьмами и колдунами, что глядят на звезды сквозь магический огонь, не прошли для меня даром.)
Меня породила сила реки, волшебные соки Дерева вскормили меня и наполнили мощью колдовства. А _она_ пыталась спалить меня бледным колдовским пламенем. После этого пути назад не было. Я призвала к себе птиц: болтливых сорок, тяжелых остроклювых ворон, долбящих стволы деревьев дятлов. Через миры полетела стая к пещере, где мы с сестрой–ведьмой когда–то жили и собирали травы наших волшебных снадобий. К шеям дятлов я привязала небольшие горшочки и наказала долбить Дерево до тех пор,, пока оно не даст сок. Горшочки наполнялись соком, и тогда дятлы возвращались ко мне. Сок Дерева обладает чудодейственной силой, о которой никто, кроме меня, не догадывается. Из него я могу сделать зелье, которое иссушает ум, обесцвечивает душу и подчиняет мне любого, заставляя делать все, что я пожелаю. Последней я вызвала самую мудрую птицу — сову — и велела принести мне одну веточку. Она хранилась в пещере, завернутая в шелковый платок. Давным–давно я сама выкопала этот побег, читая над ним
