именно из-за ваших приказов, — Гусев, заметив мой недоуменный взгляд, поспешил объяснить: — Дело все в том, Лев Давидович, что это место находится в охраняемой зоне и только за сегодня патрули, исполняя ваши распоряжения об усилении бдительности, проверяли его как минимум трижды. Вполне возможно, что по этой причине у боевиков и не оказалось достаточно времени. Также существует вероятность, что их кто-то спугнул и нападение началось чуть раньше, чем замышлялось.
— Тогда как они сюда попали, Сергей Иванович?
— На этот вопрос ответа у нас нет, товарищ Предреввоенсовета, чекисты работают, но восстановить картину сложно. Все нападавшие уничтожены.
— Хорошо, можете пока идти.
Оставшись в одиночестве, я глубоко задумался над происходящим вообще. В течение последнего месяца произошло так много событий, что времени остановиться и осмыслить настоящее просто не хватало. Оказавшись в тепличных условиях вагон-салона председателя Реввоенсовета, я фактически потерял связь с миром за окнами этого поезда. Вокруг меня так много планов, карт, директив и услужливых помощников, что задаваться «приземленными» вопросами необходимости не возникало. Партийные склоки, Сталин, Дзержинский и Ленин отнимали практически все свободное от работы время. В какой-то момент я осознал, что в большой степени отношусь к происходящему, как к стратегической компьютерной игре — тяжелой, но проходимой даже на самом сложном уровне. Передо мной мелькали красные или синие стрелочки на картах, а номера частей меньше дивизии уже не воспринимались. Мановением руки двигались в нужном направлении разноцветные фишки. Если они пропадали с игрового поля, то тут же на их месте появлялись новые. Теперь же жизнь внесла свои жесткие коррективы, дав понять, что реальность и мое мироощущение очень сильно отличаются друг от друга. Первым звоночком стало посещение госпиталя в Златоусте, после которого и появился нервный приказ ужесточить режим охраны. Тогда это скорее стало мерой, позволяющей как можно больше отгородить мой чудесный поезд от ужасов внешнего мира, в котором трагически рушится вековая цивилизация. Мне практически удалось дистанцироваться от действительности, где страдают, умирают от эпидемий, гибнут от войны и голода, но как-то умудряются выживать люди.
«Это могло стать фатальной ошибкой. Чем я отличаюсь от того Троцкого? Знаниями из будущего и большим человеколюбием?» — Я прислушался к себе. Часть сознания настоящего Льва Троцкого во мне не напоминала о себе. Скорее всего, предыдущий обладатель этого тела находился в глубочайшем шоке. Его тоже можно понять. Потратить столько усилий для обеспечения собственной безопасности и понять, что все зря. Чуть не погибнуть окончательно из-за неизвестно чьего глупейшего просчета, забыв о «профессиональном заболевании публичного политика». С другой стороны, Лев Давидович предпринял для охраны своей персоны практически немыслимые в то время меры. Он окружил себя «преторианцами», платил им очень серьезные деньги (начальник поезда пользовался правами комдива) и постоянно передвигался по стране.
«Как там сказал Гусев… Придумано прекрасно, а исполнение подкачало? — Мысль повернула в другое русло. — Получается, что акция разработана и спланирована заранее, а боевики подобраны волею случая?»
Вопрос очень интересный. Ведь одно лишь желание убить Троцкого не поможет обойти достаточно многочисленную охрану и оказаться рядом с объектом покушения. Случайности, конечно, бывают, но не в разгар дня и не всемером из трижды проверенных развалин.
«Неужели предательство? — Бронштейн внутри зашебуршился, соглашаясь, что дело нечисто. — И кто же эта сволочь?»
Я разозлился так, что руки перестали дрожать от страха. Бесил тот факт, что кто-то посмел предать меня. Еще больше раздражала собственная глупость и раздолбайство.
«Нашел идиот тепленькое местечко, прижился, бабу себе завел. Совсем как предыдущий владелец поезда!»
В этот момент постучался Глазман.
— Лев Давидович, всю округу проверили, посторонних нет. Посты усилены ротой Седьмого Тамбовского полка ВЧК. Выступать поехали трое агитаторов. Сергей Иванович распорядился. Может, чаю прикажете?
— Чай, говоришь? Давай-ка, Миша, кофейку, позови ко мне товарища Гусева и распорядись, чтобы броневик и грузовики с платформ скатывали и заводили. На выступление поедем обязательно.
Секретарь хотел что-то возразить, но, увидев мое перекошенное от гнева лицо, ничего не сказал, бросившись выполнять поручения.
Несколько минут спустя вошел Гусев. Он явно находился в некотором замешательстве.
— Лев Давидович, я позволил себе от вашего имени отправить трех агитаторов, если это неправильно, то прошу извинить за поспешно отданный приказ. Я подумал, что кому-то необходимо там быть. Кроме того, Каменев, узнав о покушении, дополнительно выделил для вашей охраны бойцов Седьмого полка ВЧК. Их эшелон как раз находится на станции.
— Все правильно сделали, Сергей Иванович, очень вовремя. Спасибо.
Гусев явно облегченно выдохнул:
— Лев Давидович, на улице сгружают с платформ автомобили и броневик, а Глазман сообщил о вашем намерении ехать на митинг. Может, не надо сейчас?
— Товарищ Гусев, это настоятельно необходимо, но вас я вызвал не за этим. Слушайте внимательно. Могу оказаться не прав, но эту версию обязательно нужно проверить. Считаю, что напавшим на меня боевикам помог кто-то из состава нашего поезда. Объяснить?
— Да, Лев Давидович.
— Один-два человека могли ночью проскочить посты и занять позицию для атаки, но семь — слишком много. Попасть к поезду беспрепятственно они, по вашим же словам, не могли. Вывод прост — или их кто-то провел ближе к полудню, или где-то совсем близко есть тайник-лежка, в котором эти люди прятались. Иначе как их не заметили вчера ночью, когда станция была полна красноармейцами и чекистами? Но здесь опять же возникает вопрос — кто и как подал им знак? Я не верю в такие совпадения. Здесь постоянно мотается толпа людей. Много командиров и комиссаров. Круглосуточно кто-то прибывает с докладами, но атаковали именно меня и в тот момент, когда я впервые отправился в город. Все понятно?
— Ясно, товарищ Предреввоенсовета. Разрешите идти?
— Идите, товарищ Гусев. Жду от вас результатов.
Глава 15
14 января 1919 года.
Челябинск. Митинг. 14:00.
Глубоко вдыхая чистый морозный воздух, я молча стоял на большой трибуне, рассматривая волнующуюся рядом серую массу. В большинстве своем здесь находились недавно мобилизованные колчаковские солдаты. Взгляд выделил несколько групп крестьян, стоящих несколько обособленно, и попавших сюда, видимо, случайно. Точнее — для развлечения. Над гудящей толпой поднимался пар, выдыхаемый сотнями ртов. Люди находились тут достаточно продолжительное время, бороды многих покрылись густым инеем. Народ немного устал от выступлений. Ораторов на трибуне сменилось уже достаточно, а завести толпу, довести ее до исступления никто так и не сумел. Агитируемые курили, лузгали семечки, топали на месте для согрева, что-то обсуждали. Причин тому достаточно — слишком быстрая смена обстановки и власти, разнородность собравшихся, отсутствие непосредственной опасности и желание подавляющего большинства совсем недавно мобилизованных крестьян вернуться домой. Да и холодно. Так что на выступление мы прибыли вовремя. Предыдущие пропагандисты неплохо поработали на «разогреве» и толпу можно «дожимать».
Все также молча, я смотрел на собравшихся. Неухоженный, заросший здоровым крестьянским
