бросать серебро, спасаясь, шансов уйти без заводной лошади не было ни одного. Жадность неминуемо вела их к смерти. Валера одобрил действия Сома. Даже похлопал его по плечу. Затем отказался от секса с польскими «красавицами», памятуя про лобковых вшей, которых вытравливал в последний раз. «Экие мы нежные», — смеялся над ним Никита целую неделю. Впервые за три дня нормально пообедал. И дождался …, привезли труп «комеса». Валера поначалу не поверил. Вид у поляка был небогатый. В предыдущей польской группе обычный сотник блистал золотой отделкой кирасы и огромной цепью с тяжеленной бляхой. Этот поляк, «комес», походил на купца, а не на воина. Прижимистого купца. Но пленные поляки уверяли, что убитый — комес. Охотники расстроились. Мало того, что поляки снова ехали пустые, без серебра, так еще полсотни гривен пропали.
Карл, последний из братьев Зайлеров, старший из семи братьев, теперь уже единственный сын и наследник рода ожесточенно нахлестывал коня, пытаясь уйти от погони. В прямой видимости врагов не было, но лай собак был отчетливо слышен вдалеке. Оруженосец далеко отстал, а его вьючная лошадь скакала рядом с вьючной лошадью Карла. Шесть сотен крон — дьявольская плата за жизнь шестерых братьев. Серебро ещё надо было довезти до дома, а братья уже погибли. Дорога делала небольшой крюк, огибая затон. К реке убегала тоненькая нитка тропинки, заканчиваясь у просвета в камышах. Карл придержал коня и внимательно осмотрел берег реки. В воде с трудом угадывались очертания затопленной лодки. Карл остановил лошадей, сполз с коня, и, не раздумывая, вошел в ледяную воду.
Ноги, живот и грудь обожгло, но чувство загнанной дичи пропало, кровь заиграла в жилах, появилась надежда на спасение. Когда, наконец, показался оруженосец, мешки с серебром уже были погружены, и Зайлер оправлял в дикую скачку лошадей, ожигая их плеткой изо всех сил. Через пару минут лодка уже скрылась в камышах и немцы продолжали грести своими шлемами, выбираясь на стремнину реки. Зайлер не сомневался, что преследователи быстро догадаются обо всём. Но он надеялся, что они разделятся, часть бросится в погоню за четверкой лошадей, другие отправятся на поиски лодки. А разыскать место, где Зайлер причалит, им будет непросто. Судьба благоволила к Карлу, давала ему в очередной раз шанс остаться в живых.
Никита торопился. Сначала гнал свой караван в Пруссию так, что рабы добрались туда, измученные до полусмерти. Затем отдал приказ продавать их за бесценок торговцам живым товаром. Точно также распродали лошадей и другую добычу. Через три дня его отряд уже устремился к месту встречи с Валерой. Попутно разведчики обшаривали поселки в поисках сведений об отряде комеса. Никита выкупил из плена трех, чудом уцелевших поляков, из его отряда. Он платил за них такие деньги, что пруссы, живущие вдоль дороги, заподозрили Никиту в охоте за сокровищем, и дело чуть было не закончилось войной. Казалось, большая часть серебра уже вернулась к Никите в виде платы за рабов и добычу из Плоцка, но подозрительность язычников-пруссов была иррациональна. Три сотни русских были не по зубам для небольшого племени пруссов, а времени на союз с соседями явно было мало. К тому же недавнее столкновение с отрядом Олега оставило у пруссов чувство страха. Полсотни русских всадников уничтожили всех воинов соседнего племени, знающих окрестные леса, как свои пять пальцев, и забрали всю добычу, более двух тысяч крон. Молва о «карачевских волках» прокатилось по всему краю, обрастая страшными подробностями, несуществующими деталями, эпизодами из чужих боев. Олег-Муромец, знакомый пруссам по дошедшим год назад красочным песням и сказкам, обрел реальные, грозные черты. Прозвище Никиты все воспринимали как жестокую издевку над врагами, отчего его образ становился еще более жутким.
С появлением Олега проблема охраны добычи была решена. Заодно успокоились горячие головы купцов на трёх судах, задержанных Вадимом на реке. Купеческая охрана уже готовилась к прорыву блокады, не очень доверяя слову Вадима. Безрезультативные поиски двух сбежавших немцев особенно огорчили Олега.
— Так ты говоришь: по три сотни гривен серебра на каждой лошади было? — в который раз переспрашивал он у Валеры.
— Пять пудов. На двоих десять, — подтвердил тот.
— И ты бросил поиски? Ты можешь представить, с какой скоростью они передвигаются пешком с таким-то грузом на плечах?
— Мои следопыты нашли место высадки немцев спустя шесть часов. Их следы неглубокие, видимо они утопили серебро в лодке, и ушли налегке.
— По такой холодной воде они не могли долго плыть, лодка должна быть недалеко от места высадки. Найти её — не проблема! Мы прощупаем баграми дно и легко её обнаружим. А немцев упускать нельзя. Переправим на тот берег лошадей, собак, организуем настоящую погоню. Немцы промочили одежду, устали, замерзли. Мы отстаем всего на сутки.
— То ты уверен, что найдешь серебро, то настаиваешь на поимке несчастных немцев?
— А если ушел комес? Если это не немцы? Пленные поляки могут врать! Никита никуда не уйдет, если на леднике лежит труп случайного поляка! На поиски лодки направим гребцов с купеческих судов. Кстати! Там есть купцы из Плоцка? На них наш нейтралитет не распространяется!
— Есть всего один такой купец. Везет мед и воск из самого Киева. Охрана устроит нам войну.
— Из-за одного клиента рисковать головой никто не будет. Они понимаю, что все погибнут, стоит только начать стрелять.
— Не всегда люди поступают рассудочно. Есть ещё честь.
— Не смеши меня! Охранники служат за деньги.
— Через пару дней я жду Никиту. Пусть он решает.
— Хорошо. Погоня за немцами — твоя задача. Мои люди устали. Я обеспечу патрулирование. Как тут, кстати, отдохнуть есть на ком?
— Всё как обычно! Охотники устроили охоту на баб. Мало им было Плоцка! Но девчонок не все перепортили, двух малолеток Сом оставил для меня. Забирай себе!
— Что? Опять они для тебя слишком чумазые и вонючие? Брезгаешь? — засмеялся Олег.
Никита отстал от Олега всего на десять дней. За это время ни новых поляков не появилось, ни беглецов-немцев не поймали, ни судов купеческих не появилось. Слухи разносились по окрестностям с невероятной скоростью, всё движение замерло в ожидании ухода карачевских войск. Никита исхудал, осунулся, глаза ввалились.
— Поймали комеса? — спросил он, не здороваясь с братом.
— Нет. Случайно пристрелили, — виновато ответил Валера.
— Пошли человека за Сомом и Вадимом. Олег здесь?
— Давно. Пошли, посмотришь на комеса. Сможешь узнать?
— Да. Видел один раз всего, но не забуду. Сом и Вадим догнали братьев у ледника. Никита коротко кивнул им. Долго смотрел на мертвого поляка.
— Вроде он, а вроде нет. Сопровождение с ним было?
— Да. Привести?
— Всех пленных поляков. Всех, кто знал комеса.
— Уже опрашивали. Сто пудов — комес, — попытался развеять сомнения Никиты Валера. Пригнанные поляки не выказывали страха. Больные, грязные, замерзшие, ожидающие скорой смерти, они пытались выказать традиционную польскую спесь в отношении русских варваров.
— Какие-то доказательства того, что убитый — это ваш комес, существуют? В этом случае я мог бы выдать его тело родне, — схитрил Никита. Семья комеса не смогла представить выкуп — тридцать тысяч марок, такую сумму назначил Никита в память о требовании комеса к Бажене. Никита забрал весь, предложенный ими выкуп, но обманул, и продал в рабство.
— Посмотри печатку, ты мог видеть её оттиск на документах, — нехотя, сквозь зубы, произнес один из поляков.
— Тебя еще не научили добавлять «господин», — Никита ударил связанного пленника по разбитым губам. Сразу потекла кровь. Поляк промолчал.
— Добавить плетей? — спросил Вадим.
