— Благодарю вас, мисс Армитэдж, это — всё.
— Но она чудесно играла, — сказал Нат.
— О, вы можете произнести целую строчку, не запинаясь, — сказал мистер Томпсон. — На последней стадии подготовки это меня утешает, но я не знал, что вы хотели не только играть главную роль, но быть и режиссёром. Однако, Нат, мне кажется, что я уже решил, кто будет играть Оливию.
Нат проводил глазами Ребекку, которая быстро сошла со сцены.
— А как насчёт Виолы? — спросил он.
— Если я правильно понимаю сюжет пьесы, Нат, Виола — это ваша сестра-близнец; а к сожалению — или к счастью — Ребекка совершенно не похожа на вас.
— Тогда Мария, она превосходно сыграет Марию.
— Наверняка, но Ребекка — слишком высокого роста, чтобы играть Марию.
— А вы не подумали, что Фесте можно превратить в женщину?
— Нет, честно говоря, Нат, я об этом не подумал — отчасти потому, что у меня нет времени заново переписывать всю шекспировскую пьесу.
Нат не заметил, что Ребекка спряталась за колонну, пытаясь скрыть своё смущение, пока он упорно продолжал нести чепуху.
— А как насчёт служанки в доме Оливии?
— Что насчёт её?
— Ребекка может быть превосходной служанкой.
— Я уверен, что может, но она не может играть Оливию и одновременно быть её служанкой. Кто-то в публике может заметить… — Нат открыл рот, но ничего не сказал. — А, наконец-то молчание, а то я было думал, что вы за одну ночь хотите переписать пьесу заново, чтобы Оливия участвовала ещё в нескольких сценах с Себастьяном, о чём мистер Шекспир даже не подумал. — Нат услышал смешок из-за колонны. — Хотите ещё кого-нибудь предложить на роль служанки, Нат, или я могу продолжать распределять роли в пьесе?
— Простите, сэр, — сказал Нат. — Простите.
Мистер Томпсон вспрыгнул на сцену, улыбнулся Нату и прошептал:
— Если вы собирались изображать неприступного, то из этого ничего не вышло. Вы показали, что доступны, как проститутка в казино Лас-Вегаса. Я уверен, вам интересно будет узнать, что в будущем году мы будем ставить «Укрощение строптивой», и это вам подошло бы куда больше. Родись вы на год позже, ваша жизнь была бы совсем другой. Однако желаю удачи с мисс Армитэдж.
— Этого ученика следует исключить, — сказал мистер Флеминг.
— Но, сэр, — сказал Флетчер, — Пирсону всего пятнадцать лет, и он сразу же извинился перед миссис Эплъярд.
— Я ничего другого и не ожидал, — сказал священник, который до того ни разу не высказал своего мнения.
— И во всяком случае, — сказал директор, поднимаясь из-за своего стола, — вы можете себе представить, как это повлияет на школьную дисциплину, если станет известно, что кому-то сошло с рук оскорбление жены учителя?
— Значит, слова «проклятая женщина» решат всё будущее мальчика?
— Это — следствие дурных манер, — сказал директор. — И, по крайней мере, мы будем уверены, что он усвоил этот урок.
— Но что он усвоит? — спросил Флетчер. — Что никогда в жизни нельзя выругаться?
— Почему вы так яростно защищаете этого мальчика?
— Это совет, который вы нам дали в своей первой лекции, сэр: вы сказали, что не встать на защиту несправедливо обиженного — это трусость.
Мистер Флеминг посмотрел на священника, который ничего не сказал. Он хорошо помнил эту свою лекцию. Он повторял её каждому новому начальному классу.
— Можно мне задать вам дерзкий вопрос? — спросил Флетчер, поворачиваясь к священнику.
— Конечно, — несколько боязливо сказал доктор Уэйд.
— Не хотелось ли вам когда-нибудь обругать миссис Эплъярд? Мне, например, несколько раз хотелось.
— Не в этом дело, Флетчер. Вы проявили сдержанность, а Пирсон — нет, и за это он должен быть наказан.
— Если этим наказанием будет исключение, сэр, то мне придётся уйти с поста председателя ученического совета, потому что Библия учит нас, что помышление так же греховно, как деяние.
Мистер Флеминг и священник посмотрели на него с изумлением.
— Но почему, Флетчер? Вы же понимаете, что, если вы уйдёте с этого поста, уменьшатся ваши шансы попасть в Йель?
— Человек, который позволяет влиять на себя при помощи таких аргументов, недостоин попасть в Йель.
Мистер Флеминг и священник были так поражены, что некоторое время не могли произнести ни слова.
— Не слишком ли это крайняя позиция? — наконец спросил священник.
— Нет, доктор Уэйд. Я не могу стоять и смотреть, как ученика приносят в жертву женщине, которую пропесочил раздражённый юноша.
— И вы уйдёте с поста председателя совета, чтобы доказать свою правоту?
— Не сделать этого, сэр, было бы похоже на то, что ваше поколение одобряло во времена Маккарти.[17]
Последовало долгое молчание. В конце концов священник негромко спросил:
— Мальчик лично извинился перед миссис Эплъярд?
— Да, сэр, — ответил Флетчер.
— В этом случае, может быть, достаточным наказанием будет испытательный срок до конца семестра, — предложил директор, глядя на священника.
— Наряду с лишением всех привилегий, в том числе отпуска на уикенды, — добавил доктор Уэйд.
— По-вашему, это будет справедливым компромиссом, Флетчер? — спросил директор.
Настала очередь Флетчера промолчать, и священник добавил:
— Компромисс, Флетчер, — это нечто, к чему вам придётся привыкнуть, если вы хотите достичь успеха в политике.
Флетчер, помолчав, сказал:
— Принимаю ваше решение, доктор Уэйд, — и, обратившись к директору, добавил: — Спасибо за вашу снисходительность, сэр.
— Спасибо, Флетчер, — сказал мистер Флеминг.
Председатель ученического совета встал и вышел из кабинета директора.
— Мудрость, смелость и убеждённость достаточно редко встречаются в зрелых людях, — тихо заметил директор, когда Флетчер ушёл, — но в юноше…
— Так каково ваше объяснение, мистер Картрайт? — спросил председатель экзаменационной комиссии Йельского университета.
— У меня нет объяснения, — признался Нат. — Возможно, это совпадение.
— Ну и совпадение! — воскликнул декан по академическим вопросам. — Большая часть вашей работы о Кларенсе Дарроу слово в слово совпадает с работой другого учащегося из вашего класса.
— А как
— Поскольку он представил свою работу за неделю до вас, и притом в рукописном виде, в то время как ваша работа напечатана на машинке, мы не сочли нужным спросить, как он это объясняет.
— Кстати, не зовут ли его Ралф Эллиот? — спросил Нат.
Никто из членов комиссии не ответил.