Если транзит является жизненно важным, то должны ли его жители сражаться за него?
Оправившийся Кознер саркастически бросил:
— Так транзит, как мы уже выяснили — принадлежит вам. Вам и сражаться.
— То есть, вы считаете, что сражаться должен хозяин? — Уточнил Матвей.
— Естественно… Если боитесь — отдайте его тому, кто будет драться за него.
Матвей хмыкнул и, глядя в довольные глаза Кознера, произнес.
— То есть народу, как я полагаю?… Именно так я и планирую поступить.
Произнеся эту короткую фразу, Матвей замер, наслаждаясь постепенным осознанием в глазах оппонента. Говорун поплыл. Нокаут.
Присутствующие реагировали по-разному. Далеко не каждый видел, как добровольно, по собственной воле, отказываются от десяти «ярдов». Фесик ухмылялся, получая наслаждение от представления. Европеец, в непонимании, столбенел. Крымчанин перекидывал взгляд с профессора на премьера и что-то прикидывал.
Премьер наклонился к Матвею и продолжая ухмыляться, прошептал ему в ухо:
— Ты чего вцепился в этого козла?
Чувствительный микрофон разнес слова Фесика по сотням тысяч включенных «ящиков». Не подозревавший того премьер, посматривал на пускающего слюни Кознера.
Ответ Матвея, произнесенный шепотом, заставил застонать от хохота сотни тысяч людей сидевших у экранов.
— Достал, мудак. Лучше бы он в Газпром на интервью сходил. Глядишь, и в России полегчает.
Ведущий склонил голову, прислушиваясь к голосу ассистента в наушнике. Встревоженно посмотрев на Фесика, он сделал тому знак рукой, показывая на микрофон на лацкане его пиджака и приложив затем руку к уху. Фесик непонимающе посмотрел на ведущего пару секунд и, сообразив, заулыбался еще больше.
Ящик, громовым шепотом премьера продолжил.
— Твою мать, Матвей, нас наверно уже в и Газпроме слышат! — Подумав, он добавил, — Да хер с ним. У нас «Казантип» есть. Переживем.
Валера откинулся на стуле, скромно потупив глаза. Ведущий улыбался. Остальные, не понимая этой пантомимы, сосредоточились на последнем высказывании Федорова.
— Профессор, будьте любезны, поясните, что вы хотите передать народу… Крыма, как полагаю?
Матвей кивнул.
— Каждая семья Крыма, дающая ему бойца, получит пропуск в число совладельцев «Поиска».
— Но почему вы говорите о семье, а не о конкретном человеке? — Подал голос крымчанин.
— Хочу укрепить институт семьи. — Матвей улыбнулся, — А если говорить серьезно — вопрос не только в том, кто готов служить. Вклады в общество могут быть различны — солдаты, врачи, специалисты. В конце-концов — дети. Мне кажется разумнее связывать это с семьей, предоставившей их обществу. И с долей собственности, даруемой обществом взамен.
Помолчав, он добавил,
— Разумеется, в этой системе, служба в армии будет только пропуском в клуб совладельцев, а доли будут предоставляться за остальное. Имущественная демократия, так сказать.
Европеец, до которого, наконец, дошла абсурдность ситуации, глядя на Матвея с жалостью смешанной с омерзением, задал вопрос, вертевшийся на языке у большинства присутствующих
— А вам не жалко?
— Вы сами заметили — это слишком много для одного.
Крымчанин досадливо поморщился, пережидая, когда закончит коллега.
— И когда сказанное вами осуществится?
Широкая улыбка в ответ.
— Подождите пару дней.
После того, как отключили камеры и гости, переговариваясь, направились к выходу, Матвей, оглядываясь на журналистов, бросил Фесику.
— Минутку. — И направился к оклемавшемуся Кознеру. Соблазн добить был велик.
— Владимир, простите, можно вас на пару секунд?
— Да, пожалуйста. — К ожившему журналисту уже вернулась самоуверенность и самообладание. — Чем могу быть полезен разоренному филантропу?
— Вы считаете, что я идиот?
— Я бы не был столь категоричен. Но с трудом могу подобрать адекватную замену такой великолепной характеристике.
— Знаете, мэтр, Ваша снисходительность всезнайки не имеет оснований. Подглядывание в дырку, с целью понять, что творится за кулисами, не делает вас умнее…
— ?
— Вы считаете, что отдавая собственность, я поступил глупо?
— Безусловно.
— А вам не приходило в голову, что я просто сменил активы?
— Не понимаю. — Не будучи перед камерой, Кознер перестал сдерживать себя. Перед ним стоял жалкий неудачник. И, похоже, пытался читать нотации!
— Вы, как последний идиот, раздали свое имущество! Что вы приобрели взамен?
— Весь Крым.
Кознер махнул рукой, смахивая аргумент с доски. Собеседник продолжил.
— И не только. Сколько человек в России узнают о передаче?
Журналист самодовольно оскалился.
— Прайм-тайм. Думаю, миллионов пять-шесть.
И злорадно добавил.
— Через неделю, о вашем позоре будет знать подавляющее большинство. Абсолютно весь Крым и очень многие в России.
Матвей сладко улыбнулся.
— Все же, вы — идиот. Представьте, к примеру, что мне придет фантазия на ближайших выборах президента выставить мою кандидатуру? Ведь я и российский гражданин. Как вы оцениваете мои шансы?
Собеседник пошатнулся. Было от чего.
Матвей приблизился к лицу собеседника. Его слова, подобно гирям, падающим в глину, впечатывались в сознание журналиста.
— Передайте вашим кураторам из Администрации. На Крым не удастся наложить лапы. У его жителей теперь есть, что защищать. И есть оружие. В каждом доме.
Но есть и хорошие новости. Насчет выборов — шутка. Расслабьтесь. Только не наложите в штаны. Хотя бы до самолета. Есть и еще один плюс. Почти сто тысяч будущих солдат Крыма теперь готовы, по- настоящему воевать в Средиземноморье. На стороне России.
—
Поздно ночью, удрав ото всех, кроме собственной охраны, Матвей с Валерой, как в старые добрые времена завалились в Ялту.
Совсем как в старые, правда, не получилось. Тормознув у «Ореанды» и засев в машине, они выслали «парламентера» к администратору, чтобы им накрыли стол на пустой верхней веранде. Дождавшись бойца, они прокрались задним ходом и наконец, устроились за уже накрытым столом.
Поглядывая на огни ночной Ялты, оба приятеля накинулись на еду. Официант, стоя в отдалении, почтительно взирал на жадно чавкающего премьера и его спутника. Изголодавшиеся же, наворачивали так, что пищало за ушами. День выдался слишком богатым на события, чтобы тратить драгоценные минуты даже на легкий перекус. Вдобавок, после сегодняшнего у обоих приятелей начался отходняк, реакция на который была одинакова у обоих — поесть. И выпить. Валера, время от времени кидал вопросительные взгляды на выставленные на столе бутылки, но его сотрапезник, перехватив вопросительный взгляд, и не
