переставая весьма оживленно работать челюстями, не то произнес, не то промычал:
— Позже…
Валера покладисто пожал плечами.
Наконец, когда любопытство в глазах наблюдателя начало постепенно сменяться тревогой, Валера отвалился от стола. Довольный и тоже насытившийся Матвей, махнул официанту рукой, с зажатым в ней, обгрызенным мослом.
— Дружище, убери эти огрызки, принеси кофе и пепельницу побольше. И после этого, пожалуйста, оставь нас одних.
Официант быстро собрал грязную посуду, принес требуемое и довольный чаевыми, посвистывая, скрылся в дверях. Поглядывая ему вслед, Матвей засмеялся.
— Теперь и в Ялте будут свои байки о проглотах.
— После того, что я в Ялте творил… — Фесик махнул рукой.
Матвей, закурив, согласно кивнул. И вправду, натворил немало.
— Ладно, хорош трепаться. Подобьем итоги — что имеем?
— Да, в общем — все. Москва может курить бамбук. Европа тоже может заткнуться. Теперь тут ничего и никому не обломится. В ближайшее время до самого последнего кретина дойдет, что трогать нас не стоит. И если кто протянет к Крыму лапы, то Чечня покажется детским криком на лужайке. Теперь Москва может начинать новые песни о том, что способна создавать и удачные проекты. До тех пор пока их не спросят — не слабо ли им сделать тоже самое. Плюс есть армия, готовая к войне. Готовая без оговорок. Хоть она пока не призвана, и даже толком не обучена.
— Ага, теперь еще и переселенцы попрут с удвоенной силой. И рождаемость.
— Пусть прут. Дети это хорошо.
— Теперь о грустном. Думаю, скоро меня спросят, когда будут выборы. И учитывая новые обстоятельства, мне придется ответить — скоро.
— Скорее всего… Валера, ты никак отставки боишься?
Фесик пожал плечами.
— Знаешь — уже нет. С меня, пожалуй, хватит. Больно беспокойная должность. Уйду на пенсию, может женюсь, наконец.
Матвей кивнул.
— Думаю, турков в чувство приведем, и баста.
— Что и ты — на покой?
— Ага. Зае.ало все. Все что можно было выжать — выжали. Дальше будет уже неинтересно.
— Слушай, а тебе и в самом деле «Поиск» не жалко?
— Валер, я тебе на полном серьезе говорю. Мне реально — столько не надо. Да и на черный день, думаю, нам с тобой вполне хватит. А коли дети появятся — пусть своими мозгами живут. Так, конечно, тяжелей, но интересней.
Матвей, в свою очередь пожал плечами и наконец, потянулся к спиртному. Именно в этот момент на веранде появился начальник его охраны, с телефоном в руках.
— Вас, Матвей Борисович.
Матвей взял трубу и приложил к уху. Полузакрыв глаза, он молча выслушал собеседника и сказав в ответ: «Понял, спасибо», нажал на кнопку отбоя. Протянув трубку, он серьезно поглядел на Валеру и настороженного офицера.
— Все ребята, началось. Рейдеры Османа пошли к Дарданеллам.
Глава 9. Крым, Имрос. Июль 201Х+3
На следующий день, всеведущий наблюдатель (если бы таковой нашелся), среди тысяч судов и самолетов и миллионов людей, перемещающихся на пространстве от Порт-Саида до Симферополя, выделил бы несколько.
Во-первых, он обратил бы внимание на четыре скопления турецких судов, что болтались в треугольнике между Критом, Афинами и Родосом. Каждая группа насчитывала от четырех до шести небольших сейнеров, без особого усердия имитирующих лов и держащихся в пределах видимости.
Вторым объектом его внимания могла бы стать моторная яхта под алжирским флагом, стоявшая на якоре подле Порт-Саида. Ее экипаж насчитывал четверых мужчин восточной внешности. Они не походили ни на отдыхающих, ни на экипаж, перегоняющий судно. Двое спали, еще двое находились в отделанном тиком и металлом мостике. Один из дежурных расположился в кожаном кресле перед пультом управления, одним глазом посматривая на включенный локатор. Второй, стоял перед деревянным столиком, с расположившимися на нем большой кружкой чая, блюдом с выпечкой и мощным морским биноклем. Он с аппетитом жевал свежую булочку, запивая ее чаем. Временами, по команде старшего, перекусывающий ставил чай на стол и брал в руки бинокль. Темные глаза вооруженные немецкой оптикой внимательно разглядывали суда, выходившие из Суэцкого канала и встававшие на стоянку, в пределах прямой видимости. Время текло. Мало-помалу, на рейде, в полутора милях от наблюдающих, скапливалось все больше «купцов», терпеливо ожидавших подхода отстающих и отсутствующего покамест сопровождения.
Третьим, интересующим наблюдателя объектом, несомненно, стала пара российских военных судов, лежавших в дрейфе, милях в двадцати от входа в проливы. Большой противолодочный корабль «Керчь» и сторожевик «Ладный» вышли из Севастополя рано утром, курсом на Имрос. Час назад, командиру группы пришла радиограмма из главного штаба флота, отменяющая первый приказ. И теперь, обе команды занимались вынужденным бездельем, ожидая поступления новых указаний.
На значительном отдалении от них, постепенно сокращая дистанцию, тянулись два крымских сухогруза, шедшие тем же маршрутом, но запоздавшие с выходом часов на шесть. На палубах судов было пусто, но если бы наблюдатель заглянул в кубрики и трюмы он обнаружил бы в них немало интересного.
Ну и, несомненно, заслуживала интереса неразлучная парочка в составе «Коктебеля» и вертолетоносца, околачивающаяся возле входа в Измирский залив. На этот раз, компанию им составляли четыре вооруженных «до зубов» крымских сейнера. Крымчане с энтузиазмом отлавливали все входящие и выходящие из залива суда. Вертолеты наводили сейнера на «дичь», предлагая той остановиться с помощью бортового жезла калибром 23 мм. Остановив очередного «турка», вертолет облетал его, давая команду на начало досмотра ближайшему «москиту». Тот высаживал досмотровую команду, проверявшую документы и трюм. В случае несоответствий в бумагах или наличия оружия на борту, «москит» конвоировал нарушителя к вертолетоносцу и снимал с него команду, заменяя ее своей. Ближе к полудню, возле вертолетоносца собралось уже около пятнадцати «нарушителей», а судоходство в заливе замерло. Местные старожилы давно не сталкивались с подобным и решили отложить выход в море до лучших времен. Турецкую береговую охрану такие мелочи не интересовали.
Кроме развлекающихся таким образом на море островитян, наблюдателю обязательно следовало обратить внимание на два самолета. Один из них, заслуженный ветеран ИЛ-76, стоял под погрузкой на севастопольском аэродроме Бельбек. По направлению к нему, из Балаклавы шли два тентованных КамАЗа. Во втором грузовике, сидя возле борта, сидел Сашка Корабельников, задумчиво глядя на уносившиеся назад крымские пейзажи. Между его ног стоял рюкзак и автомат, в кармане лежало направление к новому месту службы. Его, как и пятьдесят остальных служивых, досрочно, как лучших, перебрасывали на Имрос.
Второй борт, чартер из Москвы, подлетал к тому же аэродрому. Экипаж готовился запросить разрешение на посадку. В просторном салоне сорок второго Яка, находилось всего четверо молчаливых, не выспавшихся мужчин. Один из четверых звался Дмитрий Алексеев. Он был зол и здорово напуган. Именно
