— Витя? Его все любят, — и Анна Мироновна сразу поднялась из-за стола. — Спасибо, Сурен Тигранович, пойду.
— Иди. Я тоже скоро приду. Подмени пока Тамару, отпусти отдохнуть, совсем дэвочка с ног сбилась.
Глава седьмая
Запись двумя разными почерками.
Первый абзац ее рукой — твердой, аккуратной, ученически-прилежной; второй — неверными, дрожащими закорючками с длинными хвостами у концевых букв:
«5 апреля. Консилиум в составе травматолога, доктора медицинских наук генерал-лейтенанта Барковского А. И., гематолога, кандидата медицинских наук Филиппова К. Д., терапевта, доктора медицинских наук полковника Носенко Э. Л.
У больного, перенесшего комбинированный перелом костей таза и правого бедра, сопровождавшийся центральным вывихом, в результате массивных кровоизлияний в мягкие ткани развился флеботромбоз подвздошной артерии справа. Показаний к оперативному вмешательству в настоящее время нет. Рекомендована дальнейшая терапия прямыми антикоагулянтами, снижение протромбина до 30 процентов…»
Сначала Хабаров услышал характерный грохот снижающегося вертолета и забеспокоился:
— Что такое, Тамара? Эта мельница валится совсем близко.
— Не валится, а садится. Какой вы нервный стали, Виктор Михайлович, просто ужас.
Он усмехнулся.
— Гости к нам прилетели. Профессора разные. Консилиум!
— Для чего? Кто вызывал?
— А никто не вызывал. Просто начальство ваше сомневается — хорошо ли мы вас тут лечим, достаточно ли понимаем… Мы же периферия!..
Потом они вошли белой тихой стаей и сразу заполнили палату от самого окна до двери. Из всех прибывших Хабаров сразу выделил высокого, жилистого, совершенно лысого старика с тяжелыми крестьянскими руками. Халат на старике был распахнут, и Виктор Михайлович разглядел мундир генерала.
Ближе всех к генералу держался плотный, сильно загоревший, спортивного облика человек лет сорока — сорока трех. Чуть поотстал третий незнакомец: пожилой, мелкий, невзрачный — преждевременно постаревший мальчик. Остальные были свои: Вартенесян, Клавдия Георгиевна, больничный рентгенолог, совсем в уголке, между тумбочкой и шкафом, затерялась Тамара. Матери в палате Хабаров не обнаружил.
— Здравия желаю, — громко сказал старик, — моя фамилия Барковский, зовут Аполлон Игнатьевич. Вы улыбнулись, полковник? Прекрасно! В этом месте все люди с нормально развитым чувством юмора и находящиеся в трезвом уме непременно улыбаются. По профессии я костоправ. А коллега Эрих Леонтьевич Носенко, — старик глазами указал на плотного, спортивного облика человека, — специалист по насосам. Ну и еще один коллега — Кирилл Демьянович Филиппов — вампир и кровопийца, научно — гематолог.
Специалист «по насосам» хорошо, добродушно улыбнулся, показав ровный ряд неправдоподобно белых зубов, а постаревший мальчик съежился и почему-то отвел от Хабарова глаза.
Старик генерал сел на поданную Вартенесяном табуретку и, забрав в горсть свое некрасивое лицо, спросил:
— На что жалуетесь?
— Сначала разрешите доложить, на что я не жалуюсь.
— Как, не понял?
— …на что я не жалуюсь, — громко повторил Хабаров.
— Ну-ну, интересно. Валяйте!
— Я не жалуюсь на лечащего врача Клавдию Георгиевну Пажину, не жалуюсь на главного врача Сурена Тиграновича Вартенесяна, еще не жалуюсь на медсестру Тамару Ивановну Воронину и вообще не жалуюсь на больницу. Очень прошу передать инициаторам вашего, Аполлон Игнатьевич, беспокойства, что меня тут превосходно лечат…
— Понял. Хватит, — строго сказал Барковский. — Мы прилетели не с инспекторскими целями, а для того, чтобы обменяться мнениями с коллегами, вместе подумать и по возможности найти быстрейшие пути вашего возвращения в строй. Время, как известно, дороже денег, так что не будем его терять на дипломатические выкрутасы. Прошу отвечать по существу. Что беспокоит в данный момент?..
В палате консилиум продолжался минут двадцать и ужасно утомил Виктора Михайловича. Когда врачи его наконец оставили, Хабаров вытер лицо полотенцем и сказал Тамаре:
— А старик деловой.
— Удивляюсь, как такой дедушка согласился на вертолете лететь.
— Так ведь ради кого, Тамарочка?
— Опять хвастаете, Виктор Михайлович?
— Я хвастаю? Никогда! Торжествую! И имею основания, раз такие почтенные старички оказывают честь. Вот ты, ты бы ради меня не полетела на вертолете, а он полетел.
— Откуда и что вы про меня знаете?
— Я про тебя все знаю. Все, кроме одной вещи: почему такая симпатичная, умная и так далее двадцатитрехлетняя девица до сих пор не замужем?
— А за кого выходить? Кругом одни пьяницы да старики. Я бы, может, с удовольствием вышла, так нет за кого… А так, лишь бы выскочить и потом всю жизнь мучиться, уж лучше совсем не надо. — Тамара опустилась на табуретку, на которой только что сидел профессор Барковский, заглянула в лицо Виктора Михайловича и спросила: — А сами-то вы почему не женатые?
— Кто тебе сказал, что я холостой?
— Были бы женатые, небось жена-то давно уж приехала. Жена, а не мамаша.
— Тебе моя мама не нравится?
— Ну что вы! Такую маму дай бог каждому…
В этот момент дверь тихонько приоткрылась и в палату заглянул командир вертолета Агаянц, старинный хабаровский приятель.
— Миша! Привет, — крикнул Хабаров. Тамара вздрогнула и сорвалась с места.
— Это что за безобразие! Без разрешения, без халата! Вон отсюда! Сейчас же убирайтесь! — Она мгновенно выставила Агаянца в коридор.
— Не сердитесь, честное слово. Я только передать, — и Агаянц протянул Тамаре большой сверток.
— Что это такое?
— Пюпитр для чтения и складные костыли совершенно особой конструкции, без веса! Рубцов просил вручить. Механик. Сам сделал. Специально для Виктора. Пожалуйста, возьмите.
— Костыли? — растягивая по слогам, сказала Тамара и неожиданно для самой себя расплакалась. — Ой, не скоро Виктору Михайловичу костыли понадобятся, хоть и особой конструкции, все равно не скоро…
Исчезнув вместе с Агаянцем за дверью, Тамара долго не возвращалась. И Хабаров постепенно «отключился» от незаконченного, оборвавшегося на полуслове разговора с ней. К тому же мелькнувшее и разом пропавшее лицо Мишки Агаянца отвлекло мысли совсем в другое направление.
Хабаров вдруг отчетливо представил полукруглую просторную летную комнату со стенами, обшитыми деревянными светлыми панелями, с огромным окном-эркером, явственно увидел низкие диваны, обтянутые шершавой темно-зеленой материей, и узкие столы на металлических трубчатых ножках, и корабль-бильярд, гордо возвышающийся посередине помещения.
Представил и затосковал.
