стенах: вот отметины от снарядов баллист и катапульт, вот следы от пушечных ядер, вот черные пятна от пламени огнеметов, а вот древний камень словно плачет — это поработали тепловые излучатели на эфиритовых кристаллах… За тысячу лет Нарбоннская твердыня лишь однажды покорилась имперским легионерам.
Внутри крепость представляла собой крохотный город. Посреди возвышался строгий замок с положенной башней-донжоном, имелся двор, по периметру двора стояли дома для рыцарей, родичей господина и его челядинцев. Разумеется, были и кузницы, и пекарни, и небольшой сад с огородом на задворках, и всякие мастерские. Конечно же, в подвалах замка винные погреба соседствовали с тюрьмой для особо опасных государственных преступников, из которой, естественно, никому еще не удавалось бежать. На вершине донжона постоянно дежурили впередсмотрящие.
Средневековый Нарбоннский замок закономерно превратился в дворец правящего герцога; нынче цитадель украшали два стяга: алый с белыми лилиями, флаг Нарбоннской Галлии, и белый с двенадцатью черными звездами, каждая о двенадцати лучах, — флаг Аморийской империи.
Вообще же имперские стяги соседствовали с нарбоннскими знаменами не только во дворце герцога Круна, но и везде, где признавали его власть. А подле черно-белых стягов обязательно находилось место для зловещего аморийского герба, орла с распростертыми крыльями, сжимающего в когтях земной шар, для изваяний богов-аватаров, статуй Фортуната-Основателя и нынешнего августа Виктора V, а также прочих наглядных свидетельств покорности юго-западного удела 'естественной власти' Божественного императора. Даже самому внимательному взгляду не удалось бы приметить ни единого изображения Донара-Всеотца, Вотана Мудрого, Прекрасноволосой Фригг либо других 'языческих идолов' — для 'ипостасей Хаоса' в Нарбоннии больше не осталось места…
Мост был опущен, и Варг беспрепятственно въехал в цитадель. Обширный двор оказался пуст, лишь в глубине его на эшафоте за ноги был подвешен труп казненного; кровь капала из разрубленной шеи, а голова виднелась рядом, насаженная на алебарду. От такого зрелища принц Варг содрогнулся, со злости и обиды закусил губу и выругался; он до самого конца не верил, что отец решится казнить своего лучшего друга. Бывшего друга. Судить — да, но не казнить же!..
Граф Седвик когда-то правил в северной Британии, на самой границе с Каледонией. Там, в сумрачных горах, он без малого четверть века отбивался от других графов, баронов и танов, приласканных амореями цепных собак. Война закончилась разрушением графского замка и разделом владений Седвика между покорными Божественной власти федератами. Сам граф Седвик чудом избежал плена. После долгих лет скитаний он нашел пристанище в Нарбонне, где стал убежденным и преданным соратником герцога Круна. Крун настолько доверял Седвику, что отдал ему на воспитание своего единственного сына. Варг полюбил старого графа, почти как отца, а в последнее время даже больше, чем отца.
Кто кого предал в итоге, разобраться нелегко. Когда Крун решил отправиться в Темисию, Седвик обвинил его в измене и попытался свергнуть с престола. Принц Варг отказался возглавить мятеж против отца, и Седвик был схвачен. Пока Крун отсутствовал в Нарбонне, неугомонному графу удалось освободиться и затеять новый мятеж. По возвращении герцога Седвик бежал к пиратам Эгейского моря, но и там его достали щупальца вездесущей аморийской охранки. По приказу из Темисии мятежного графа доставили в Нарбонну, то есть на место последнего преступления: княгиня София Юстина, имперский министр колоний, пожелала, чтобы герцог Крун собственной властью примерно покарал смутьяна.
И вот сегодня это случилось: графу Седвику отрубили голову.
Варг отвел коня в стойло и направился к себе. Неожиданно дорогу ему преградил барон Фальдр, служивший у Круна начальником стражи и, по совместительству, командующим нарбоннской армией.
— Мой принц, — сказал Фальдр, — хорошо, что вы вернулись. Ваш отец требует вас к себе.
Варг измерил начальника стражи хмурым взглядом и, отодвинув рукой, направился дальше.
— Мой принц, таков приказ герцога, вашего отца, — не отставал Фальдр. — Вам надлежит немедленно явиться к нему!
— Я не ел с ночи, — пробурчал Варг. — Пообедаю и приду. Так и доложи государю.
Барон Фальдр схватил его за рукав куртки.
— Прошу вас, принц! Герцог гневен. Лучше бы вам…
Варг расхохотался.
— Гневен, говоришь?.. А по-моему, у него должен быть праздник нынче! Как не праздновать казнь смутьяна Седвика?!
Начальник стражи насупился и через силу прошептал:
— Его светлость повелел мне привести вас к нему, как только вы появитесь. Мне очень жаль, мой принц…
В этот момент за спиной барона Фальдра возникли еще несколько рыцарей.
'Придется подчиниться, — подумалось Варгу. — Ну не драться же с ними, в самом деле!'.
— Мне тоже жаль, барон, что ты превратился в холуя, — процедил он, — а ведь совсем недавно мы с тобой в одной палатке спали, помнишь, в ночь перед Массильской битвой?
Фальдр побледнел. Не дожидаясь его ответа, Варг направился в апартаменты герцога.
Принц нашел отца в тронном зале. Правящий герцог Нарбоннский полулежал на большом, с высокой спинкой, кресле из слоновой кости, служившем ему троном. Лицо Круна покрывала ставшая уже привычной бледность. Ворот был распахнут, правая рука была где-то под рубахой, наверное, на животе, а левая покоилась на подлокотнике трона.
Крун был не один — у окна стояла и говорила что-то принцесса Кримхильда. Когда Варг вошел, она оборвала свою речь и резко обернулась к нему. Ее красивые губы сложились в усмешку, и она сказала:
— А-а, явился наконец… охотник!
Принц пробежал взглядом по лицу сестры. За те месяцы, что минули со времени поездки в Миклагард, Кримхильда изменилась совершенно. Куда и девалась ее девичья робость! Медленно, но верно дочь герцога приобретала повадки госпожи. Сначала она заставила считаться с собой челядинцев, затем взялась за наведение порядка в хозяйстве дворца, наконец, стала устраивать собственные выезды в город и за его пределы. Роскошные платиновые волосы свои Кримхильда больше не прятала, они складывались в одну большую косу, когда принцесса была дома, либо развевались на ветру, когда она мчалась подле отца и брата на охоте. Аморийские облегающие одежды она, впрочем, носить избегала, но и прежние платья- рубахи игнорировала, предпочитая облачаться в мужские куртки и штаны, в которых, нужно признать, выглядела весьма и весьма элегантно.
Само собой разумеется, подобное поведение принцессы не осталось незамеченным. Однажды ей сделала замечание старая служанка — больше эту служанку во дворце не видели. На принцессу жаловались и отцу, герцогу Круну, но он только пожимал плечами и изредка замечал, что дочь его достаточно взрослая и сама знает, как себя вести. При полном попустительстве отца Кримхильда постепенно прибрала к рукам управление дворцовым хозяйством, и челядинцы почувствовали ее жестокую руку.
Три месяца тому назад, в январе, случилось и вовсе удивительное событие. В тронном зале собрался государственный совет. Присутствовали все бароны герцогства. Крун вошел, сопровождаемый сыном, наследником престола, и… дочерью! Вошел — и объявил о начале собрания. Бароны молчали: они ждали, когда единственная женщина покинет их, так как известно, дела правления — не для женских ушей. А она стояла подле трона отца и не выказывала желания уходить. Как ни в чем не бывало герцог Крун объявил первый вопрос; баронам предстояло высказаться насчет того, отправлять или не отправлять сыновей на учебу в Аморию. Барон Старкад не выдержал и вспылил по поводу присутствия Кримхильды. В ответ Крун разразился гневной и страстной речью, смысл которой заключался в следующем: дочь моя не глупее всякого из вас, и она будет участвовать в совете, а кому это не нравится, тот пусть убирается на все четыре стороны. Тогда убрались пятеро из двадцати восьми баронов, остальные смущенно молчали.
В тот раз принцесса не выступала. Не открывала рта она и на втором, и на третьем совете, приучая баронов к своему присутствию. Однако на четвертом совете, месяц тому назад, герцог сам обратился к ней, — то рассматривали вопрос об устройстве новой гавани на берегу Внутреннего моря, — и Кримхильда ответила: да, мой государь, гавань нужна, так как вследствие заключения мира поток товаров увеличился, а прежний порт не в состоянии принимать большие аморийские корабли. Затем она стала давать советы, какая именно гавань нужна, сколько и каких кораблей разумно принимать в месяц. Варг, чрезвычайно раздосадованный всей нынешней политикой отца вообще и неожиданной наглостью сестры в частности,
