принялся активно возражать… куда там! Герцог грубо оборвал сына и с горечью заметил, мол, стыдно брату быть глупее сестры. Бароны угрюмо молчали, избегая смотреть на эту странную троицу…
Все чаще и чаще Варг заставал Кримхильду в апартаментах отца. И добро бы они беседовали о погоде, об искусстве, об охоте, наконец, — но Крун обсуждал с дочерью политические дела! Протест и злость, помноженные на ревность, играли в душе Варга, он пытался вмешиваться в беседы отца и сестры… это плохо у него получалось, такие вторжения обычно заканчивались скандалами, Крун обзывал сына глупцом, кричал на него, а затем попросту выгонял из своих покоев. Варг топил обиду в воинских тренировках, в охоте и даже в вине, чего за ним не замечалось раньше. Однажды принц напился так, что не смог явиться на очередной государственный совет. Это было неделю тому назад; с тех пор, между прочим, герцог фактически отстранил наследника от каких-либо дел. А позавчера принцесса Кримхильда от имени отца принимала послов тевтонского короля и беседовала с ними…
Варг знал, конечно, откуда растут уши. Основное время свое сестра проводила не у отца и даже не у мужа, Виктора Лонгина, который, видимо, боялся высовываться из своих покоев, а в компании так называемых миссионеров. Эти подозрительные личности вроде бы занимались устройством аватарианской веры, но Варг не сомневался: это шпионы Софии Юстины. Кримхильда не скрывала, что постоянно переписывается со своей аморийской 'подругой'; и дня не проходило без славословий в адрес дочери первого министра; княгиня София, как живое божество, постоянно присутствовала и безраздельно царила в мыслях принцессы Кримхильды. По мере того, как почва уходила у него из-под ног, принц Варг все более сознавал, насколько умна, предусмотрительна и настойчива София Юстина; отец, сестра и все прочие часто казались ему не более чем марионетками, которых министр колоний Империи умудрялась в нужные моменты дергать за ниточки, даже находясь в тысячах герм от Нарбонны… О, сколь наивной была его надежда вернуть прежнего отца на родине! Родина была здесь, в Нарбоннии, а отец остался в Миклагарде, в цепких объятиях лукавой аморийской змеи…
— А-а, явился наконец… охотник! — сказала принцесса Кримхильда.
Она смотрела на брата с вызывающим презрением и даже со злорадством. Он ответил ей полным ненависти взглядом; он ненавидел в ней лазутчицу проклятых амореев, которая вытеснила прежнюю его сестру. Не отвечая Кримхильде, Варг преклонил голову перед троном и спросил:
— Ты звал меня, государь?
Отцом давно уж герцога не называл он.
Крун посмотрел на него невидящим взором. Как будто не на сына глядел герцог, а всматривался куда-то в даль, туда, где ожидал его увидеть… Голос отца прозвучал хрипло, глухо, точно из другой комнаты, из другого мира… а слова его привели Варга в замешательство:
— Сын… где прячешь ты Ульпинов?
Повисла мучительная тишина. Крун молчал, ожидая ответа; стройная фигура Кримхильды застыла у окна, загораживая солнечный свет; молчал и Варг, так как знал, что не сможет ответить с должным достоинством и хладнокровием. В сущности, должного ответа и не было у него, не было никакого: правду врагам сказать он не мог, а лжи они все равно не поверят.
Варг смотрел на отца таким же невидящим взором и размышлял: 'Кто-то выдал меня… Кто угодно мог. Никому нынче верить нельзя, ни рыцарю, ни разбойнику. Разве что Ромуальду можно; этот не предаст. Но кто другой, кроме него, знал об Ульпинах? Никто не знал! Так откуда же?..'.
Левая рука герцога резко взметнулась, на лету складываясь в кулак; этот все еще железный кулак грохнул по подлокотнику трона. Крун выпрямился и проревел:
— Я желаю знать, куда ты упрятал окаянных колдунов! Отпираться бесполезно, мне известно все! Ну, отвечай, злосчастный сын!
— Пусть она уйдет, — Варг мотнул головой в сторону сестры.
Кримхильда скрестила руки на груди и заметила надменно:
— Я не уйду. Мне тоже интересно.
— Тогда я не отвечу!
И вновь повисла тишина. Крун решал, что для него важнее. И он выбрал.
— Ты мне ответишь, как велю и когда велю! Ну же, отвечай!
— А не отвечу! — с тихой злостью произнес Варг. — Довольно, я тебе не раб!
Кримхильда выступила вперед и встала перед братом. Она знала, что у него не хватит духу ударить ее.
— Нам известно, что ты вновь с ними связался, — промолвила она. — Еще известно нам, что ты нас ненавидишь, меня и моего… нашего отца. Но если хотя бы капля разума в тебе осталось, ответь отцу! Скажи нам, где Ульпины! Пойми же, наконец, они отродья дьявола, злодеи лютые! Они погубят тебя, младший брат!
— И это все? — усмехнулся он. — По-моему, твоя хозяйка в Миклагарде говорила красивее!
Гримаса бешенства исказила лицо Кримхильды, превратив его в маску разгневанной фурии. Принцесса замахнулась, чтобы влепить брату пощечину, но он перехватил ее руку и сильно сжал запястье. Кримхильда прикусила губу, чтобы не закричать. Он сжал еще сильнее. Сестра открыла рот, однако не для крика. Она прошептала, с достоинством, какого он от нее не ждал:
— Ты просто дикий вепрь, ты глуп, ты не силен, ты жалок. Тебе нас не сломить, не испугать! А ну-ка, отпусти!
Он механически разжал руку. Принцесса встала рядом с отцом и положила руку ему на плечо. Принц стоял перед ними, как нашкодивший ребенок…
— Спрашиваю в последний раз, — проговорил Крун, — где колдуны Ульпины?
— Там, где тебе их не достать, — усмехнулись уста Варга. — По-твоему, я выдам их тебе? Выдам для расправы? Так ты меня, выходит, совсем не знаешь, ты, который был моим отцом!
— Стража!!! — взревел герцог.
Явились барон Фальдр и несколько рыцарей.
Указывая на сына, герцог Крун повелел:
— В темницу его! На самый нижний ярус, в одиночную камеру. Приставить круглосуточную стражу. Не кормить, давать только воду. Исполняйте!
Начальник стражи посерел и не решился сдвинуться с места. Он понимал, что герцог совсем не шутит, и еще барон Фальдр видел презрительную усмешку на лице принца Варга…
— Исполняй, Хель тебя побери! — рявкнул герцог.
Фальдр поклонился и сделал шаг к принцу. Варг вызывающе осклабился. Фальдр остановился.
— Государь… я должен арестовать вашего сына, законного наследника престола?
Герцогский кулак снова грохнул по подлокотнику. По лицу Круна пробежала гримаса. Кримхильда бросила на него обеспокоенный взгляд. Она-то знала, что то была гримаса невероятной боли, которую терпел ее мужественный отец… Ему нельзя было волноваться.
— Да, арестуй принца, — сипло повторил Крун, — немедля арестуй! Я, что, неясно говорю?
— Ты говоришь по-аморийски, государь, — ухмыльнулся Варг, — вот почему они тебя не понимают!
На самом деле герцог Крун говорил, конечно же, по-галльски…
…Как только Варга увели, Кримхильда позвала врачей — тех самых, аморийских. Врачи облегчили страдания Круна, и он отослал врачей. Остались в тронном зале одни они, отец и дочь.
— Он это сделал… — простонал герцог. — Он сделал это, да…
— Он это сделал, — кивнула дочь. — Он тебя предал. Ты и княгиня София спасли его от смерти там, в Темисии, а он ответил на благодеяние изменой. Он меч вонзил в твою спину. Зловещих колдунов, еретиков, слуг дьявола, он предпочел тебе, отец.
Крун внимательно посмотрел на Кримхильду. Плотно сжатые губы, ясные зеленые глаза, резкие скулы, придающие лицу волевое и хищное выражение. Гордый и уверенный взгляд. Словно и не его дочь. Словно совсем другая женщина, — та, из Миклагарда, — вселилась духом в Кримхильду… А как же дочь, которая была, — она исчезла?!
— Проклятие!.. Ну почему ты не мужчина?! — вырвалось у герцога.
— Я твоя кровь, — ответила принцесса. — Во мне живешь, отец, и я — твоя! Тебя я никогда не осужу и не оставлю. Тебя люблю таким, каков ты есть. Поверь, мне тоже горько, что ты лишился сына, а я
