Андрей отчаянно трепыхнулся, но хвост-петля держала крепко, и внизу, в причинном месте, был свой захват. Поэтому Андрей остался в кресле, и лишь из горла вырвался тоскливый хрип. В вылупленных глазах не было никакой мысли — был только ужас.
Едва заметным жестом Корнелий остановил амазонку и приказал карлику ослабить петлю.
— Похоже, делегат народа намерен высказаться против, — с неудовольствием отметил сенатор. — Итак?
— Пощадите… — просипел Андрей. — Я сделаю все!
— Пустой, никчемный разговор, — отмахнулся Корнелий. — Сулла, можешь присту…
— Вы не можете просто убить меня!
— Просто? Ты думаешь, для Суллы это сложно, отживший свое друг?
— Убийство делегата…
— Ты полагаешь, делегат невкусный?
— Ради Творца и аватаров, пощадите! Я сделаю все, ваша светлость!
Корнелий не ответил, и Андрей, предчувствуя надежду, принялся уговаривать его и при этом оказался весьма красноречив, точно на митинге плебеев. — …Я сдуру предложил убить Юстину, от страха, не подумав, — убеждал Корнелия Андрей. — Но вы мне объяснили, ваша светлость, и вы, конечно, правы, как всегда! Нам лучше обождать… и сделать так, как вы сказали!..
При этом он не уставал коситься на нож в руке Ясалы и страшную фигуру лестригона Гуллаха.
— Удивляюсь тебе, юный друг народа, — задумчиво вымолвил Корнелий. — Ты называл себя моим слугой, и вот, когда пришла пора слуге почить за господина, ты упираешься. Обидно это мне! Выходит, я тебе напрасно верил. Вот она, Punica fides[104]! Тем более обязан я исправить свою ошибку… Другие аргументы у тебя найдутся или ты можешь только умолять, карфагенянин?
— Люди Юстины следят за домом вашей светлости. Они, конечно, видели меня. Они доложат госпоже, что я вошел с вами. И если рабы ваши меня убьют, Юстина рано или поздно дознается до правды, и вам несдобровать!
Корнелий наморщил лоб.
— Действительно, проблема. А впрочем, дальновидный друг, тебе не стоит беспокоиться об этом: твоего трупа не найдут они. Не будет трупа — не будет и улик против меня.
— Следователи обыщут ваш дворец, Юстина позаботится об этом! — в отчаянии воскликнул Андрей.
— Тише, тише… Ты так громко кричишь, несчастный, что можешь одержать победу над Стентором. Когда вы встретитесь с ним на небесах…
Так о чем это ты? А-а, насчет обыска в моем дворце? Пускай обыскивают.
Ты, кажется, меня не понял, речистый и плечистый друг народа: мой славный Гуллах целиком сожрет тебя, оставшиеся кости Сулла размельчит, Улуру уничтожит порошок, он в этом деле мастер, а Вэй затем наведет порядок.
Злополучный делегат перевел взгляд с Корнелия на безразмерное брюхо циклопа — и понял, что истязатель нисколько не лукавит.
Здесь мужество вконец оставило его, и злополучный делегат ударился в истерику.
Улуру с Вэй вернули его в чувство. Мысленно расставшись с жизнью, Андрей был удивлен, когда услышал следующие слова Корнелия:
— Впрочем, у нас есть выход. Мне, знаешь ли, не хочется рисковать беднягой Гуллахом: к нему я привязался; вдруг он тобой отравится, а?
— Д-да…
— Так вот, мой ядовитый друг, я и подумал, не отпустить ли мне тебя? Взамен оставишь мне одну полезную бумагу, только и всего.
— К-какую б-бумагу? — опасливо спросил Андрей.
— Ты смеешь возражать мне, Терситу дерзостью подобный?
Корнелий поманил пальцем Ясалу.
— Я напишу все, что угодно, — торопливо простонал делегат, — только пощадите меня!
— Да будет так, — кивнул сенатор. — Бумагу и стило для гражданина делегата!
Откуда-то появились лист бумаги и стило. Китаянка Вэй наконец выпустила изо рта мужскую принадлежность Андрея, влезла на колени к делегату и устроилась так, чтобы послужить ему подставкой для письма.
— Будешь писать, что я скажу, — предупредил Корнелий, — иначе, клянусь водами Стикса, ты тотчас же умрешь!
Андрей, трепещущий от ужаса, взял стило. Оно выскользнула из потных пальцев, но гибкая Вэй умудрилась подхватить его и вернуть Андрею.
— Итак, начнем, пожалуй, — повторил свою зловещую присказку Корнелий. — Пиши, предваряя каждое слово этой фразы прописными буквами: «Во Имя Бога Единого и Всемогущего…». Э-э, милый мой, так дело не пойдет! Рука твоя дрожит, а это нам не нужно. Скажу тебе по секрету, Сулла не переносит трусов. Верно, Сулла?
Амазонка изобразила страшную гримасу и выразительно провела ножом у своей шеи, а потом нацелила нож на Андрея, показывая, что шея может быть и его.
Корнелий передал Андрею другой лист и заставил написать фразу заново. До смущенного сознания бедняги еще не дошло, какую плату придется заплатить за жизнь, запамятовал он, кто, на беду свою, признавал «Единого Бога»…
— Написал? Молодец. Полезно грамотой владеть, иначе бы у нас не вышло ничего, к вящей радости бедняги Гуллаха… Пиши дальше: «Во Имя Бога Единого и Всемогущего, я, Андрей Интелик, пью эту девственную кровь…».
Плебей замычал и поднял взгляд на мучителя. Так встретились его глаза с глазами Корнелия: Андрей увидел красные буркалы демона, и силы вновь оставили его…
— Какой ты слабонервный, юноша, — посетовал сенатор, когда Улуру с Вэй привычными уже способами привели делегата в чувство. — Не думай убегать от нас в спасительный мир безмолвия. Будь умницей, не испытывай наше терпение. Обещаю, когда оно закончится, ты будешь умирать в непредставимых муках: Гуллах, наш общий друг, любит забавляться с живой едой… Итак, пиши: «Во Имя Бога Единого и Всемогущего, я, Андрей Интелик, пью эту девственную кровь за Марка Ульпина и Януария Ульпина…».
В этот момент бездна зловещего замысла Корнелия разверзлась перед Андреем; ужаснув его до самых потаенных уголков души, эта бездна придала злосчастному силы воскликнуть:
— Нет, я не стану признаваться в ереси! Лучше убейте! — и он порвал свое письмо…
Корнелий сокрушенно покачал головой, и Андрей снова услышал из его уст слова непонятного языка. «Он блефует, он меня пугает… только пугает! — подумалось Андрею. — Конечно, он не станет убивать меня. Я должен держаться, как титан Прометей, и тогда…».
Он не успел додумать до конца героическую мысль, поскольку амазонка Ясала метнулась к нему и вонзила нож в его грудь.
Боли он не почувствовал — так, чуть кольнуло в области сердца. Наклонив голову, новоявленный титан увидел, как по тунике вокруг ножа расползается алое пятно. «Неужели это моя кровь?», — подумалось ему.
Ясала извлекла нож из раны и с удовольствием облизала его.
Гуллах что-то проревел и требовательно указал на Андрея.
Корнелий кивнул, и Гуллах сделал широкий шаг к своей жертве.
— Вы убили меня, ваша светлость, — прошептал делегат — и вновь ускользнул в объятия беспамятства…
Час спустя из-под его руки вышло письмо следующего содержания: