смотрели выжидающие и опасливые глаза. Встал только командир, вытянул руку в подобострастном приветствии, другой налил в два стакана бренди. Сидней решил, что командир похож на бандита в полосатых запятнанных брюках, поношенной рубашке и засаленной куртке из овечьей шкуры. Ноги босые с длинными черными ногтями. Кобб что-то рявкнул по-испански, мужчина в ответ жалобно заскулил, замотал головой, неохотно налил третий стаканчик. Кобб схватил его, сунул Сиднею:
— Спрячь пистолет, выпей.
Сидней заткнул за пояс тяжелое промасленное оружие, хлебнул крепкого бренди, который ударил в нос, скользнул в горло, вызвав на глаза слезы, над чем окружающие посмеялись бы в другом месте и в другое время, а здесь просто смотрели, скаля коричневые зубы на скорбных небритых лицах.
— Опрокидывай и бери, — приказал Кобб, протягивая другую стопку.
Сидней покачал головой. Отупение после кровавого хаоса в Хараме таяло, оставляя острую тревогу.
— Больше не могу, — сказал он.
— А это не тебе, — кивнул Кобб на третий стаканчик. — Ты свое выпил, скажи мне за это спасибо. Бери и иди за мной.
Они вышли в ночь за босоногим бандитом. Кто-то из его ребят освещал путь фонарем, высоко его поднимая, пока тусклый свет не упал на стену с осыпавшейся известкой. Вожак развязал веревку на двери и что-то пробормотал.
— Говорит, он молится, — объяснил Кобб.
— Кто? — переспросил Сидней.
Дверь распахнулась внутрь, желтый свет высветил юношу не старше Сиднея, босого, со связанными руками.
— Он, — сказал Кобб.
Паренек с улыбкой склонил голову перед ними, быстро и напряженно моргая, с трясущейся нижней губой.
Кобб прислонился плечом к дверному косяку, разглядывая его, как больного теленка.
— Сколько тебе лет, малыш?
— Восемнадцать, — ответил Сидней.
Кобб кивнул.
— А этому парнишке семнадцать. Он дезертир. Его поймали, когда он направлялся на юг. Причем во второй раз. У него братья в банде Франко. — Он пожал плечами. — Что ты сделал бы с таким парнем?
Юноша переводил взгляд с одного лица на другое, улыбаясь, бормоча по-испански молитвы, как бы не зная, кому угождать — человеку или Богу.
Кобб минуту смотрел на него, а потом оторвался от двери.
— Дайте ему бренди. Потом пристрелите. На улице, чтобы не пачкать стены, и постарайтесь почище. — Он еще что-то сказал вожаку и пошел назад в будку.
Сидней догнал его через пять минут. Руки у него тряслись, пистолет дымился. Он взял третью стопку и выпил до дна, надеясь, что спиртное высушит слезы.
8
— Дьявольское невезение, — заключил Ник, проносясь на скорости мимо дорожного указателя, который приветствовал в автономной области Арагон угнанную инвалидную машину с тремя удиравшими пассажирами. — Что там за чертовщина случилась?
Сидней через плечо оглянулся на Ленни, свернувшегося на заднем сиденье, закрывая руками глаза.
— Плоховато дело, не правда ли, мистер Ноулс?
Ленни застонал. Постыдное поражение от деревенского пенсионера и старушки, годившейся ему в прабабушки, жалило больней уксуса, битого стекла, ручки швабры и слезоточивого газа, вместе взятых.
— Входя в лавку, мистер Ноулс не знал, что там уже находятся два крепких парня, — объяснил Сидней. — К моему приходу он успел скрутить хозяина, женщину и двух… э-э-э… головорезов. Кажется, я виновен в дальнейшем, потому что, понимаете, выйдя на сцену, возможно, отвлек мистера Ноулса, и хозяин опрыскал его тем самым жутким газом.
— Ни в чем вы не виновны, мистер Стармен, — прохрипел Ленни.
— Ну и что мы имеем? — спросил Ник.
— Спасибо, что спросил, Николас, я очень хорошо себя чувствую.
Сидней выложил добычу.
— Пятнадцать евро.
— Блестяще.
— На завтрак хватит.
— И только-то, — простонал Ник. — Я наверняка чем-то заболеваю. Мне нужен горячий душ, восьмичасовой сон в более удобном месте, чем заднее сиденье машины, и чистая одежда.
— Правильно, — подтвердил Сидней. — И мистеру Ноулсу надо газ отстирать. — Он свернул деньги и сунул в карман. — Джентльмены, могу предложить незатейливый завтрак, ванну, смену одежды и добрый сон. Есть другие варианты?
Озеро сверкало в полуденном солнце, на пологих берегах, поросших редкой растительностью, лениво щебетали птицы. С севера вытекала река Меса, извивалась в широкой зеленой долине с оливковыми и цитрусовыми деревьями, сливаясь через пару миль с Халоном у Кастехон-де-Армас. С холмов дул прохладный ветер, а на подветренном берегу было вполне тепло, чтоб вздремнуть. Сидней направил фургон между соснами к краю воды.
— Приехали, — объявил он.
— Куда? — спросил Ленни, вглядываясь в запотевшее окно.
— В ванную, — объяснил Сидней.
— В этом чертовом озере насмерть замерзнешь, — заметил Ленни.
Сидней вышел из фургона, поставил на плоский камень пакет с продуктами, снял дождевик.
— Холодная вода бодрит, мистер Ноулс. — Он развязал галстук, стащил пуловер. — Вперед, мистер Крик! Только не говорите, что тоже боитесь холодной воды.
Ник курил как бы последнюю сигарету в своей жизни, стараясь оценить, что страшнее — голый восьмидесятилетний старик или ледяная вода. Холодная вода лишь обострит простуду.
— Я здесь посижу, постерегу одежду, — сказал он.
Сидней спустил брюки, вышел из них, свернул и положил на камень. Ник увидел на нем огромные безразмерные трусы.
— Оба разденьтесь и искупайтесь, — потребовал Сидней. — От обоих воняет. Я дальше не поеду, пока не приведете себя в презентабельный вид. Хватит валять дурака, лезьте в озеро.
Вода была холодной до боли, чего Сидней явно не чувствовал. Тощий, бледный, с ярко-красным шрамом на костлявом плече, не сняв с головы плоскую кепку, он нырнул, обрызгав компаньонов с жестокой энергией восьмилетнего мальчишки, пресекая их малодушное намерение войти в воду на цыпочках. Эта выходка была вдвойне болезненной для Ника, который боялся холодной воды не меньше, чем человеческой наготы, и поэтому погрузился в озеро ровно настолько, чтобы смыть с тела пот. Однако, когда вышел с туго натянутой кожей в колючих мурашках, на удивление теплой в прохладном воздухе, его охватило ликующее чувство освобождения, словно озеро смыло не только грязь. Вытерся, надел чистые джинсы, футболку, овечью куртку и сел рядом с Ленни, неожиданно поняв, что не может согнать с губ улыбку.
— Хрен знает, что стряслось с моим Джексоном, — пробормотал Ленни, разглядывая ширинку чистого спортивного костюма «Пума». — Похож на корнишон с половинкой грецкого ореха. — Он закурил и кивнул на Сиднея, который медленными кругами плавал в ледяном озере, как выдра-альбинос. — Только погляди на этого чокнутого. Если еще поплавает, заработает сердечный приступ.
