отбросившему оранжевый свет на неровные каменные стены. Грузовик уткнулся задом в низкий узкий туннель, на стенах которого еще были видны похожие на ракушки следы от изготовленных вручную инструментов, а хрупкий потолок покрывали глубокие трещины. Вырубленный человеком проход тянулся футов на тридцать, выходя в широкую камеру, засыпанную камнями.
— Дерьмом пахнет, — заметил Кобб.
— Возможно, от нас, — предположил Кройц. — Из канализации.
— Или от них, — возразил Кобб. Два трупа лежали, обнявшись, как любовники, возле трещины в стенке, как будто пытались выбраться наружу. — Твоя работа, Виллафранка?
Цыган перекрестился, когда свет лампы упал на черные пальцы, вцепившиеся скрюченными когтями в запачканный экскрементами пол.
— Господь дарует им вечный покой. Они не заслуживали доверия.
— В отличие от тебя, конечно.
Виллафранка поставил лампу на землю в десяти ярдах от заднего борта грузовика, приподнял край брезента. Даже вблизи лежавшая в тени груда казалась просто очередной кучей камней. Кобб вытянул руку с пистолетом 45-го калибра.
— О'кей, Виллафранка. Больше ты нам не нужен. Твое время вышло. Отойди в сторонку.
Испанец со вздохом опустил брезентовое полотнище, шагнул в сторону, как возмущенный ребенок.
— Снимай брезент, малыш.
Сидней наклонился, поднял угол, замаслившийся и засохший от грязи, почуял запах сухого кедра, костяшки пальцев скользнули по гладко выструганному дереву. Свет упал на штабель узких деревянных ящиков. В этот момент он ждал, что Кройц потребует объяснения происходящего, но немец молчал и почти не дышал. Сидней потянул из кучи один ящик за веревочную ручку, почувствовал при этом пронзительную боль в спине и оглянулся на Кобба.
— Открыть?
Кобб посмотрел на Кройца, сверкнув пистолетом в руке.
— По-моему, вы стараетесь догадаться, зачем я сегодня привез вас сюда, господин Кройц.
Немец взглянул на два трупа, на Кобба, облизал губы и улыбнулся.
— Догадываться не мое дело, майор. Я просто исполняю приказы ради победы рабочей революции.
— Знаешь, что в этих ящиках?
Кройц взглянул ему прямо в глаза:
— Нет, не знаю.
Кобб кивнул Сиднею:
— Вскрывай, малыш.
Сидней взломал штыком деревянную крышку, поднял лампу, осветил содержимое. Ящик был набит монетами, россыпь золота сверкала, светилась, как лава, источая в сумерки лихорадочный жар.
Радость Кобба омрачил приступ боли, он привалился к стене, задохнувшись, словно от порыва ветра. Кройц тоже задохнулся, но не от боли, а Ангел Виллафранка лишь грустно улыбнулся при виде награды, которая никогда не принесет ему счастья.
— Что мы с ним будем делать? — равнодушно спросил Кройц.
— Что? Отвезем Орлову, конечно, вместе с этим кретином! — воскликнул Кобб, оторвав от живота руку, чтобы раскурить потухшую сигару. — Если у вас нет других предложений, господин Кройц.
— Если нас за ним посылали…
— Именно. Посмотри, нельзя ли подогнать машину поближе. Тут сотня ящиков, и, похоже, грузить придется вам с цыганом.
Сидней дождался, пока Кройц протиснется между кузовом и стеной туннеля, и тогда сказал:
— Он что-то затеял.
Кобб нахмурился:
— Не осложняй дело, малыш. Сейчас ты для меня почти бесполезен, а он необходим.
— Он вас спрашивал, почему мы свернули с шоссе? Спрашивал, почему Виллафранка указывает дорогу? Вот что я вам скажу: ему было известно о золоте. Он что-то задумал, и нам будет плохо.
Кобб скорчил гримасу:
— Если я захочу, чтобы мне предсказали судьбу, то обращусь к цыгану. Держи свои догадки при себе, малыш, не мути воду. Если бы он захотел сделать шаг, сделал бы на повороте, когда мы с тобой оба свалились.
— Нет, не сделал бы, — возразил Сидней. — Ему нужен был Виллафранка. Он тянул время.
Грузовик с рокотом вернулся к жизни, кашляя, как заядлый курильщик, и заполняя низкий туннель ядовитыми выхлопными газами, пока Кройц пытался подвести его ближе к золоту.
— Боже Всевышний! — закашлялся Кобб. — Пошли отсюда, пока не задохнулись. — Он потащил Виллафранку мимо грузовика из шахты на узкий травянистый уступ высоко над долиной. — Я не смог бы привести сюда машину, — заметил он, — а ты даже водить не умеешь. Честно сказать, без Кройца вообще бы не справились, так что будем считать его членом семьи, пока он не докажет обратное. — Он бросил на Виллафранку кислый взгляд. — Как ты отыскал это место, черт побери?
Цыган покачал головой с обвисшими кудрями, которые пошевеливал ветер.
— Я больше с вами не разговариваю. Мне надо с собой примириться.
Кройц заглушил мотор и выпрыгнул из кабины.
— Ближе нельзя! — крикнул он Коббу. — Что теперь?
— Теперь будем грузить. Я хочу поскорее убраться отсюда.
— А мне что делать? — спросил Сидней, боясь остаться один.
— Воды набери, — велел Кройц, вытаскивая из кабины бурдюк из козьей шкуры. На колечке, скрепляющем горлышко, болтались крошечные серебряные верблюды, звякнувшие, когда Сидней поднял его с земли. — Из регулярных марокканских частей, — объяснил Кройц. — Еще сто лет продержится.
— Мы-то не продержимся, — пробормотал Кобб.
Сидней схватил винтовку, медленно побрел к краю склона, пристально вглядываясь в жидкую растительность внизу в поисках ручья. Левая рука не двигалась и горела до локтя, боль, как гриф, совершала мощные размашистые атаки, после которых накатывала тошнота и слабость. Рубашка потемнела, пальцы стали липкими, волосы свалялись от крови, и он, неся оружие в здоровой руке и пустую солдатскую флягу на уцелевшем плече, сообразил, что горит в лихорадке. На секунду задумался, не истечет ли кровью в одиночестве в этих жутких горах, и уверенность в том, что этого не случится, поколебал страшный стыд, что такая ничтожная рана заставила его так низко пасть. Он остановился отдохнуть, прислонившись к сосне, глубоко вдыхая антисептический запах смолы, обещая себе промыть и заново перевязать рану, когда найдет речку. И тут услышал свист — поток адреналина мигом смыл боль и жалость к себе. Он упал на живот, пополз к шедшей вниз колее, посмотрел вниз, где тропа извивалась в более густом лесу на нижних склонах. Легкий западный ветерок шевелил хвою, ветки поскрипывали, верхушки потрескивали под теплым солнцем. Слепень описывал бешеные круги, потом сел на кровоточившее плечо. Сидней его согнал, тот снова сделал круг, снова сел. Он вытер пот с глаз и губ, сунул в рот камешек, чтобы набралась слюна смочить пересохшее горло. Внизу ничто не шевелилось. Его отыскали маленькие темные мушки, зажужжали в ухо, ползая по ране, при взмахе руки взлетали на дюйм и снова опускались. Черный жук прополз по руке, по винтовке, пока Сидней вглядывался в прицел, выслеживая движение, которое слышал.
Через три минуты увидел. Первыми шли двое, медленно шагая по колее с винтовками, поблескивавшими на солнце. За ними еще шестеро, одни без головных уборов, другие, видно до крайности осторожные, в тяжелых стальных касках. Тревога усилилась при виде трех пулеметчиков, вышедших из-за деревьев следом за стрелками. Он снова взглянул на первую пару и начал медленно считать идущих. Если и дальше пойдут таким шагом, не пройдет и часа, как будут на месте, петляя, как бигли, от одной кучки опилок к другой. Сидней насчитал тринадцать человек — замыкал группу офицер.
— Где вода? — требовательно спросил Кройц в потемневшей от пота рубашке, с розовым скальпом, просвечивавшим сквозь намокшие волосы.
Сидней бросил на землю пустой бурдюк.
