совсем близок, воспоминания стали четче, чище и яснее прежнего. Понял, что сейчас просматривается вся его жизнь, словно книга деяний, представленная на рассмотрение святого Петра. Есть в чем признаваться.
— Помню, съехал на спине с утеса, увидел далеко внизу огромный кружок кипарисов, решил, что там должен стоять большой дом. Долину целиком освещала гигантская желтая луна, над ней летела эскадрилья немецких бомбардировщиков, точно стая канадских гусей. Я подумал, вот как надо воевать: попей чаю, сосни, разбомби что-нибудь, возвращайся домой за последними распоряжениями. — Он говорил тихо, медленно, как будто батарейки почти разрядились.
— Зачем же тогда вы пошли в Королевскую авиацию? — спросил Ник.
— Понимаете, там нет шансов, что тебя свои же прикончат, — объяснил Сидней так, словно повторял объяснение бесконечное множество раз. — Летчик летит над военным туманом.
— Что же было дальше?
— Ну, знаете, я тащил тяжеленный рюкзак с золотом, совсем ослаб от раны в плече. Помню, добрался до первого оливкового дерева, присел на минутку под ним отдышаться. Увидел на листве и на серебристых ветвях отражение вспышек вроде летних молний, смотрю — северный горизонт полностью освещен. Кобб нам говорил, что там должна быть отвлекающая артиллерийская батарея, и, Бог свидетель, не ошибся! Линия фронта всего в восьми милях, слышалось, как земля дрожит от взрывов. Я оглянулся и, видно, отключился. На следующее утро меня нашли под деревом.
— Немцы?
— Вот с этим? — Сидней постучал по наручным часам. — Я сейчас тут не сидел бы, если б немцы увидели их у меня на руке. Нет… — Он помолчал, потом угрюмо прошептал: — Нет, мистер Крик, меня нашли не немцы.
Ник услышал рокот мотора за несколько секунд до того, как автомобильные фары посрамили свечной свет в обеденном зале. Это мог быть кто угодно — местный житель, турист, даже специалист по ремонту генераторов, — но Ник неожиданно первым делом подумал о девушке из «Кипарисов». Его ожидало жестокое разочарование. Явились Эрман Крус, братья Пинсада и толстопузый убийца Пако Эскобар.
— Дверь заперли, — шепнул Ник.
— Я заметил, — шепнул в ответ Сидней.
— Вот дерьмо, — простонал Ник. — Где этот чертов Ленни, когда он нам нужен? Думаете, грабители?
Сидней осушил стакан. Когда он его поставил, у него за спиной стоял Эрман Крус, протягивая пухлую розовую руку.
— Полагаю, мистер Сидней Стармен?
Сидней снова наполнил стакан, задумчиво хлебнул, покосился на жирного ювелира:
— А вы кто такой?
Эрман опустил руку и улыбнулся.
— Прощу прощения, нас никто не знакомил, но я ждал встречи с вами всю жизнь.
— Очень рад, — пробормотал Сидней.
— Вы хорошо знали моего отца.
— Да?
— Да, Сидней Стармен. Его звали Альберто Крус. Прозвонил звоночек? Нет? — Эрман облизнулся и торжественно провозгласил: — В Англии его звали бы Альбертом Кроссом, во Франции — дайте сообразить — Альбером Круа… — он ухватился за спинку стула Сиднея, качнул его назад и развернул на ножках, обратив старика к себе лицом, — а в Германии, мистер Сидней Стармен, моего отца знали под именем Альбрехт Кройц. — Он толкнул стул вперед и ткнул пальцем в лоб Сиднея. — Вспомнил, старик?
Сидней взглянул на Ника:
— Вы мне ничем не обязаны, мистер Крик. Спасайтесь.
Даже если бы Ник мог спастись бегством, он упустил свой шанс. За его стулом стоял Пако Эскобар, нажимая на плечи жестом массажиста, но только усиливая напряжение.
— Кто это? — требовательно спросил Эрман.
Дикий кабан, как опытный свидетель, наблюдал со стены.
— Никто, — ответил Сидней. — Путешествует автостопом. Ко мне отношения вообще не имеет.
— Не верю, — заявил Эрман. — Не время врать, Сидней Стармен. Как думаешь, долго я ждал твоего возвращения?
Брат Энрике Пинсады Октавио, высокий, коротко стриженный мужчина с худым лицом, изнуренным от тюремного заключения и кокаина, привязал старика к стулу серебристой липкой лентой, пока сам Энрике его удерживал. Сидней смотрел прямо перед собой, преувеличенно изображая усталую покорность. Эскобар осмотрел шею Ника, провел языком по зубам, чувствуя прилив крови.
— Две жизни, — провозгласил Эрман. — Вот сколько я ждал этого дня.
— Спроси, где проклятое золото, — подсказал Энрике.
— Спасибо, сам знаю, что спрашивать, — раздраженно бросил Эрман и поднес к лицу Сиднея два раздвинутых пальца. — Две жизни…
— Я хорошо слышу, — огрызнулся Сидней.
Эрман презрительно тряхнул головой, приказал дяде Пепе:
— Принеси бутылку виски.
Октавио оторвал шестидюймовую полосу липкой ленты, собираясь заклеить Нику рот.
— Стой! — воскликнул Эскобар, вытащил фломастер, нарисовал на серебристой ленте широкую зубастую улыбку и налепил на губы. — Блеск! — ухмыльнулся он. — Смотри, Энрике, правда, забавно?
— Две жизни, — повторил Эрман. Он всю жизнь репетировал эту речь. — Чем расплатишься за две жизни?
— Да-да, я понял про две жизни, — вздохнул Сидней. — Переходите к делу.
Эрман быстро задышал, щеки вспыхнули. Он стоял над стариком, глядя на него с яростью обиды. Решил, что слов недостаточно, и крепко хлестнул его по лицу тыльной стороной ладони. Сидней дернулся от удара, из глаз потекли слезы, старческая плоть вспухла. Он знал, что последует дальше, поэтому не спешил вновь взглянуть на мучителя. При втором ударе массивное золотое кольцо Эрмана рассекло щеку до крови.
— Вы унаследовали жестокость своего отца, но не его воображение, — заметил Сидней.
— Ты его изувечил, — прошипел Эрман.
— Старался убить. Он был предателем.
— Он служил своей стране. Это ты и американец были предателями.
Сидней вздернул бровь.
— Зависит от того, как посмотреть, но вы наверняка ждали две жизни не для того, чтоб мне это сказать. Как я понимаю, герр Кройц уже мертв?
— Умер в семьдесят седьмом году.
— Удивительно, что пережил падение.
— Он был безоружен. Хотел сдаться. Ты столкнул его с утеса.
Сидней глубоко вздохнул:
— Упал, спрыгнул, я его столкнул… Какая разница?
— Он сломал спину, разбил череп. Если б не наш отряд, так и умер бы там.
— Но ведь не умер, правда? Прожил долгую счастливую жизнь, вырастил очень милого сына. — Сидней критическим взглядом окинул костюм Эрмана. — Хотя, как я понял, золота не нашел.
Эрман наклонился к Сиднею, схватил за мизинец и вывернул.
— Я хочу, чтоб ты понял, какую он испытывал боль. Сорок лет душевной муки и физических страданий. Он без конца копался в воспоминаниях и разыскивал чертову шахту в проклятых горах. Последнее, что помнил, — путь из Теруэля. Ты помнишь тот путь? Можешь себе представить, как невыносимо знать, что ты видел, держал в руках целое состояние и забыл, где оно? — Эрман крепче нажал на палец, ожидая услышать хруст сломанной кости, но сил не хватило. Наконец оставил попытки, подставил для себя стул. — Отец часто рассказывал сказку о козопасе, поймавшем древесного эльфа. Эльф обещал несметные сокровища, если он его отпустит. Как известно, древесные эльфы честные, но хитрые. Не
