'Нет. Нет. Они уже не похожи…'
Са Мо Лот убежал уже очень далеко, а тёмные тучи уже были повсюду. Солнце исчезло, стало темно. Над железной птицей Вита висел такой страшный сгусток тьмы, что у Лака захолонуло сердце.
'Тёмный, сгинь!'
Монах сложил знак отрицания и в этот миг, из непроницаемо чёрной тучи, в дракона ударила молния и он исчез.
Антон прилип к иллюминатору и оторвать его от изучения пейзажей было невозможно. Екатерина Андреевна прижала тощую и острую коленку сына к себе и, немного успокоившись, закопалась носом под руку своего мужчины и крепко зажмурилась. Так было не очень страшно.
Самолёт два раза начинал разбег и два раза резко тормозил, странно покачиваясь, отчего Катя мысленно взвизгивала и всё глубже ввинчивалась подмышку к Вите.
'Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Он же ещё совсем маленький! Ему же ещё жить и жить!'
Майор Егорова откровенно восхитил. Если бы ему кто-нибудь рассказал о том, что запас топлива можно определить по тому, как качается на амортизаторах после резкой остановки самолёт, то он бы не поверил, сочтя это байкой.
А тут – пожалуйста! Ловкость рук и никакого мошенничества. Шевченко пару раз дёрнул машину, потом, наклонив к плечу голову, к чему-то прислушался и, обернувшись, три раза показал ему растопыренную пятерню.
'Пятнадцать минут. У нас горючего на четверть часа…'
Витька кивнул и махнул рукой, показывая вперёд.
'Давай, майор, не подведи'
Сердце стучало так, что рёва двигателей Виктор уже не слышал.
'Что это?!'
Стоило самолёту тронуться с места, как в грудь ощутимо ударило. Как кулаком. И дышать… Дышать! Дышать!
'А? Мама! Что это?'
Свободной рукой Витька шарил у себя под майкой – чёртов медальон прилип к груди, как намагниченный.
'А… а… что это?'
Егоров задёргался. Самолёт подскочил на кочке и Катя отлетела от него.
'Чего ты так на меня смотри… а… а… а!'
Ногти выворачивались и ломались, но проклятая железка не отрывалась, ВГРЫЗАЯСЬ в Витькино тело. Самолёт снова тряхнуло. Потом ещё и ещё. По железному фюзеляжу, волнами, одна за другой пошла дрожь, но Витьке было не до этого – проклятая железка давила на грудь, немыслимой тяжестью выдавливая из лёгких остатки воздуха.
Хххааа…
Машина грозно взревела двигателями и резко рванула вперёд, заставив всех своих пассажиров хвататься, за что только было возможно.
– Пятьдесят, шестьдесят, семьдесят…
О том, что именно говорил пилот, можно было только догадываться.
'Хватит, тормози!'
Витька в немом крике разевал рот, сипел и отстранённо наблюдал за тем, как железный кругляш у его сердца превращается в яркий белый шар.
'Кажись, всё…'
На последних искрах сознания Виктор Сергеевич Егоров успел подивиться своему спокойствию и увидел, как из его груди бьёт столб ослепительно яркого света. А затем по Кате и по Олегу, который орудовал ножом над его грудью, пытаясь отодрать проклятую железяку, пробежали ярко-синие всполохи и мир взорвался.
Проснулся Виктор оттого, что за шиворот ему натекла вода. Да какая вода… холодная и, блин, мокрая!
'Ну да, вода и должна быть мокрой… чего это я, в самом то деле?'
Дико болели уши. Как-будто от перепада давления. Как после самолёта. Витя вспомнил о том, где он, по идее, должен находиться и поспешно открыл глаза.
В сером полумраке отчётливо просматривались всё те же шпангоуты, всё того же салона, всё того же самолёта.
А ещё было… холодно. Холодно и мокро. Лежавшего в луже на металлическом полу мужчину начало колотить. Очень хотелось оглядеться, но шея отказывалась подчиняться.
– А. Э. Ау! Катя! Олег!
В ушах зазвенел зуммер. Противно и громко. Так, что даже собственный голос Витя не слышал.
'Всё. Лежу. Загораю…'
Витька ЛЕГКО вздохнул полной грудью непривычно свежий воздух, закрыл глаза и отрубился.
'Я помню. Я спал на сеновале, а по крыше стучал дождь…'
Виктору снилось детство. Летние каникулы в глухой деревне. Дом деда. Тёмная полоса елей сразу за огромным огородом и дождь. Мелкий, холодный, колючий.
Потом в голове зазвучала старая песня из старого фильма об 'изменениях в природе', а потом Витя окончательно проснулся.
По металлической обшивке АНа стучали капли дождя.
'Скорее это ливень!'
Грохот был, как от работающих двигателей.
– Катя!
Витька подскочил как ужаленный и огляделся.
– Катя! Аааа!
Женщина лежала на полу, не подавая признаков жизни, на ней, как-то очень не хорошо изогнув шею, лежал Антошка, а вокруг – остальные пассажиры самолёта. Чувствуя, как у него останавливается сердце, Виктор рухнул на колени рядом с любимой.
– Каааатяааа.
Получалось только повизгивать и скулить.
– Кать.
– Ммм. Егоров, – женщина, не открывая глаз, вяло отмахнулась рукой, – дай поспать.
БУМ!
Сердце бухнуло в рёбра. Раз-другой. И снова заколотилось.
'Жива!'
Витька тут же потряс мальчишку за плечо и получил в ответ капризное хныканье маленького ребёнка, которого родители ни свет ни заря поднимают в школу.
'Уф! А с остальными что?!'
Вокруг были джунгли. Обычные, тёмно-зелёные джунгли, над которыми висели обычные свинцовые тучи из которых вниз водопадом низвергалась вода. Лишившийся крыльев и хвостового оперения самолёт лежал на земле, плотно зажатый со всех сторон стволами деревьев, лианами и прочим кустарником. Виктор здорово перетрусил, когда увидел, что остекление в кабине пилотов вдребезги разбито и из него торчит чёртова уйма острых обломанных веток.
– Петя, Йил?
К гигантскому облегчению Егорова, оба лётчика были живы. Висевшие на ремнях мужчины тоже были без сознания, но внешне никаких ран или порезов не имели, что было очень удивительно – битое стекло было повсюду, да и до веток оставалась всего несколько сантиметров.
'Пронесло!'
Похлопав лётчиков по щекам и получив в ответ пару ленивых ответов на украинском и турецком, Виктор осмотрел остальных пассажиров. Девушки были в полном порядке, у Олега была сильно порезана ладонь, а у деда – сильная ссадина на виске. Уилл Джеймс Воррингтон на все усилия Виктора не реагировал и никак не отзывался. Старик тяжело и редко дышал, а его открытые бесцветные водянистые
