— Ни хрена я не нарываюсь, — говорю я. — Мне нужно вон то кольцо. Дайте мне его, и не будет ни у кого никаких проблем.
— Ладно, — говорит он. — Но скидки за то, что его уже брали, не получишь.
— Пойдет, — соглашаюсь я, глядя прямо ему в глаза: я сейчас не в том настроении, чтоб с ним базарить.
— Джудит, это положи на место и принеси то, другое, — говорит он.
Она забирает дебильное кольцо, приносит вместо него то, которое нужно, и кладет его на свободный прилавок. Мы все пододвигаемся ближе. Коробочка у нее в руках со щелчком распахивается. Кольцо с коричневым камнем в желтой оправе сияет ярче всех лежащих внизу под стеклом дорогих безделушек вместе взятых.
— Можно мне подержать? — спрашиваю я.
— Только с согласия твоего дружка, у которого наличность, — говорит мистер Дивайни.
— Давай, Генри, — говорит Гарри. — Оно тебе нравится?
Я гляжу на кольцо и не могу оторваться. Любовь переполняет меня до краев, и я ничего не могу сказать ему в ответ.
— Сделано из высококачественного циркония, — балаболит мистер Дивайни. — Барахла я не толкаю с 1981 года, когда было следствие. Таким колечком можно запросто стекло разрезать — и ограбишь любой ювелирный, но только не мой, потому что я тебе сперва башку разнесу. К кольцу прилагается десятидневная гарантия, обеспечивающая защиту прав потребителя.
Я мысленно выключаю его болтовню у себя в голове, потому что мне по хрену все, что он скажет. Вот передо мной лежит кольцо, которое я надену на палец Грейс как залог моей любви. Вот кольцо, которое Стивен вернул обратно в магазин, когда погибла его девушка. Вот кольцо, которое я буду держать в руке после того, как спою ту самую песню, которую когда-то Фрэнсис Младший пел Сесилии в знак их любви. Когда я перестану петь, Стивен снова будет счастлив, а родители снова полюбят друг друга. И всем сразу станет жить лучше: и Сес, и Фрэнни, и Грейс, и мне. Сегодня вечером я предложу им все это с пожизненной гарантией. И срать я хотел на эту десятидневную байду.
— Ты знаешь, когда я делал предложение миссис Дивайни, у меня для нее вообще не было никакого кольца, — говорит мистер Дивайни. — Просто предложил — и точка. И получилось все — лучше не придумаешь. В обоих случаях. Не купил кольца тогда — теперь вот их продаю. Замечательная штука жизнь.
— Эй, прекрати, — перебивает его жена. — Опять завел свою циничную тягомотину. На самом деле, мальчики, когда мистер Дивайни сделал мне предложение в тридцать первом, он в два раза больше денег потратил на фейерверки, чем если бы купил кольцо. Разве я не права, Рон?
— А мне почем знать? Я уже давно старик. Бывает, и как звать-то меня забуду, — лукаво замечает он ей в ответ.
— Что верно — то верно, Рон, — ласково качая головой, соглашается она. — Он завел меня черт-те знает куда, в какое-то поле, — продолжает рассказывать она нам. — Там, рядом, в лесу ярдах в пятидесяти от нас прятались с фейерверками двое его приятелей. Он велел им ровно в девять запускать все, разом — в этот момент и хотел мне объясниться. Ничего на память не приходит, а, Рон?
— Нет, словно белое полотно какое-то, — отвечает он, явно приведенный в смущение своей возлюбленной половиной.
— Ну да, конечно, — говорит она. — И не важно, в общем, мальчишки, а вот из всех своих друзей он взял, наверное, двух самых бестолковых — долго выбирал, надо думать, — потому что только встал передо мной на колено и раскрыл рот, как все эти фейерверки полетели в поле прямо в нас. Ну теперь, готова поспорить, ты все вспомнил, — смеется она, а он закатывает глаза.
— Ладно, чего там, вспомнил, — признается он.
— И фейерверки на самом деле полетели прямо в нас, так ведь? — уже хохоча, уточняет она.
— Да, Джудит. Получилась настоящая Иводзима[32].
В ответ она хохочет еще пуще прежнего:
— Да, Иводзима, это точно. Предложение он мне сделал, пока мы с ним бежали в лес, спасаясь от ракет и римских свечей, которые били по деревьям у нас за спиной. Я сказала «да», и мы поцеловались, спрятавшись за деревом, да так там и стояли еще минут десять, пока бомбардировка не прекратилась. И вот они мы, пятьдесят три года спустя, и все так же любим друг друга, как и раньше. Я права, Рон?
— Если ты так говоришь, значит, так оно и есть, дорогая, — отвечает ей он.
— А именно так я и говорю.
Гарри оплачивает чек и кладет мне руку на плечо. Стволом своей пушки мистер Дивайни жмет кнопку на кассе. Ящик открывается.
И снова улица Святого Патрика: Арчи и Гарри готовят каскадерский прыжок на инвалидном кресле, для чего приволокли два шлакоблока. Трамплином послужит сломанный стол с веранды Бобби Джеймса. Рядом с нами в ожидании прыжка стоит Грейс все в той же футболке «Иглз» и Марджи Мерфи, которая сегодня вышла в комплекте из шортов с футболкой.
Трамплин готов, роликовые коньки, скейтборды и детские велосипеды все разом тормозят и замирают вокруг. Шум игры сменяется напряженной тишиной. Теперь только и слышны доносящиеся из домов там и сям мелодии телешоу, шипение газонных поливалок да звуки слетающих с пивных бутылок крышек. Последнее еще более, нежели любые стрелки на часах, служит неопровержимым доказательством того, что приближается полдень. Гарри свозит Арчи с бордюра на дорогу.
— Как думаешь, откуда надо разбегаться? — спрашивает он. — И еще: мне бежать быстро или не очень?
— Сначала нужно положить что-то, через что я буду прыгать, — говорит Арчи.
Я указываю ему на детишек, стройными рядами рассевшихся на бордюрах.
— Можно положить на землю несколько этих маленьких ублюдков, — предлагаю я.
Марджи тут же принимается вонять, что с детьми — это слишком опасно. Тогда Грейс предлагает подложить вместо детей синий костюм Арчи в полиэтиленовом пакете. Все дружно решают, что костюм — это самое то. Арчи протирает темные очки подолом рубашки.
— Гарри, — говорит он, — отвези меня вон до той пятнистой тачки с мусорным пакетом у заднего стекла.
— До которой? — уточняет Гарри. — До желтой или до зеленой?
— До желтой, — говорит Арчи. — От нее и будем разгоняться. Побежишь изо всех сил.
Вот они уже стоят рядом с машиной. Впереди — на ладан дышащий трамплин. Полиэтиленовый пакет с костюмом Арчи переливается на солнце всеми цветами радуги, словно масляное пятно на асфальте на стоянке у автомагазина. Арчи слюнявит себе палец и поднимает его над головой, затем сжимает кулак и показывает Гарри большой палец. Гарри отвечает ему тем же жестом, но перед этим успевает сделать растяжку на ноги и поправить наколенники. Стартуют технично и мощно. От трамплина их отделяет уже всего каких-то пять футов, но тут раздается голос чьей-то мамаши:
— Мэтью! Мэтью!
Тьфу, бля. Миссис Мэлинсон (у нее сиськи первый номер) зовет своего сынишку Мэтта (стрижка бобриком). Гарри резко тормозит и останавливает инвалидное кресло. Нельзя же на глазах у мамашки совершить прыжок в кресле-каталке, поэтому нам всем приходится на время сбавить обороты. Гарри нагибается и с видом заправского механика как бы начинает возиться с колесом. А я тем временем загораживаю собой трамплин, чтобы миссис Мэлинсон не увидела, и вот уже стою и причесываюсь, как ни в чем не бывало. Ничего такого, все как всегда — разве не ясно?
— Мэтью, пора, ланч уже готов, — говорит она.
— О’кей, мам, иду, — говорит Мэтт.
