Бармен спрашивает, что будешь пить. Брать можно все что угодно, кроме бодяги под названием «Шипучий пупок», если, конечно, нет желания загреметь из бара прямиком в мусорный контейнер. Лучше «Будвайзер». Теперь можно смело горланить песни и раскачиваться из стороны в сторону в обнимку с приятелем. Запивка — это стакан пива, который выпивается после наката. Накат — это рюмка чистого, крепкого пойла. Резко опрокидываем накат себе в глотку, немного поморщимся, теперь дело за запивкой — рожа снова принимает обычный вид. Чем больше и чаще накатываешь — тем быстрее пьянеешь. Те, кто накатывает, всегда шумят больше остальных, говорят бессвязно и роняют на пол четвертаки, предназначенные на корм музыкальному автомату. Те, кто накатывает, всегда рады угостить всех вокруг за свой счет. Низко над столами нависли тяжелые темные тучи сигаретного дыма. Барменша с унылыми сиськами, чья внешность не идет ни в какое сравнение с внешностью тех ее далеких коллег, постеры с изображениями которых развешаны по обшитым деревянными панелями стенам, ходит туда-сюда по залу с подносом в руках. Доски, на которых мелом записывают результаты игры в шаффлборд[35] или соревнований по дартс, а также ставки, если заключаются пари. С двух сторон под потолком вделано по телевизору: по одному идет бейсбол, по другому с кем-то играет Пенсильванский университет. Даже если на улице день, в баре всегда темно.
Все уже здесь. Справа от меня за столиком у двери сидят Сесилия с Сес, Арчи с родителями, Марджи Мерфи с родителями, а также Грейс и Ширли Макклейны. О чем они говорят, мне не слышно, но Сесилия с Грейс, которые обе дымят не прекращая, явно поддерживают разговор за всех. Они яростно жестикулируют, заставляют смеяться всех остальных, за исключением мистера и миссис О’Дрейн. Поскольку в баре яблоку упасть некуда, столы, теряясь в клубах сигаретного дыма, трещат под грузом навалившихся тел, и из музыкального автомата на полную громкость несется «Love Me Do», то неудивительно, что никто вокруг не замечает моего появления.
Слева от меня барная стойка, вдоль которой выстроилась вереница жирных задниц, наполовину съехавших с высоких скрипучих табуретов на длинных ножках. Пол Донохью, огромный толстяк с седыми кудрявыми волосами (владелец заведения и главный бармен по совместительству), с неторопливым проворством подает публике напитки. Неожиданно по самому центру стойки я замечаю Фрэнсиса Младшего, сидящего рядом с Берни и Донной Куни. Вот ведь — тут как бы самому в штаны не нагадить. Знакомые голоса окликают меня, на секунду перекрывая шум, и тем самым вырывают из оцепенения. Это Бобби Джеймс, Стивен и Фрэнни: они сидят за стойкой чуть дальше, по левую руку от Фрэнсиса Младшего. С ними Джонни Бойль, местный завсегдатай. Я пробираюсь к ним мимо стола с шаффлбордом, музыкального и игровых автоматов; проходя мимо Фрэнсиса Младшего, с немалым облегчением успеваю заметить, что тот не разговаривает с Куни: все трое заняты пивом и никуда, кроме как прямо перед собой, не смотрят.
— А вот и наш Генри Тухи, рад видеть тебя, приятель, — говорит Джонни Бойль. — Наконец-то все девчонки в сборе, — смеется он и кивком указывает на моих друзей и братьев. Живет Бойль где-то у нас в районе, но где точно — не знает никто. Волосы у него редкие и темные и зачесаны к макушке, плюс к тому сзади он забирает их в куцый хвостик. Глаза огромные, голубые и с безуминкой. На нем черная куртка Members Only с рукавами, закатанными по локоть, короткие коричневые шорты из рубчатого плиса и видавшие виды гольфы; ко всему этому остается добавить только белые ботинки на высокой подошве, которые явно повидали на своем веку ничуть не меньше, чем гольфы. Вот в таком прикиде он каждый день и ходит, причем не важно, зима на дворе или лето. Джонни Бойль стиляга еще тот, и его совершенно не заботят детали. Он повсюду гоняет на своей девчачьей десятискоростной тачке розового цвета, на которой то и дело где-нибудь разбивается, но каждый раз после очередной аварии неизменно выбирается из машины веселый и весь в крови. На вид ему дашь лет тридцать, но, сколько на самом деле, хрен его знает. Никто и не спрашивает. Для ребенка он, пожалуй, слишком некрасив, но и на взрослого не тянет — работать не желает и к тому же слишком большой пофигист.
— Как дела, Джонни? — говорю ему я. — Наступит когда-нибудь день, когда ты наконец отстрижешь этот свой гребаный хвостик?
— Никогда. Девчонкам нравятся хвостики. Девчонкам нравлюсь я, — говорит он, срывает с себя весь верх и под общий смех прогибается назад, демонстрируя свое толстое пузо и сиськи второго размера без каких-либо намеков на мышцы.
— Накинь на себя что-нибудь, пока я не начал тебя доить, мне тут как раз «Белогвардейца» заказали, — говорит ему Пол Донохью, у которого огромные лапищи и предплечья сплошь покрыты потускневшими от времени зелеными флотскими наколками.
— А ведь признайся: самому так и хочется их потрогать, — говорит Бойль. — Ты же у нас моряк, верно? Кроме того, у меня там не молоко, а чистый мед. Божественный, блядь, нектар в чистом виде, — продолжает он, сжимая себе соски.
— К нам на судно частенько такие ребята служить поступали, Генри, — говорит мне Донохью и как бы украдкой косится на приятеля, а у самого аж плечи трясутся от смеха, — и у всех в сиськах одна моча пополам с уксусом. Ну, мы их быстренько в трюм и там уже делали из них порядочных женщин.
— Вот о чем я тебе и толкую, моряк, — говорит Бойль. — Налей-ка мне еще стаканчик.
— Может, тебе еще и с зонтиком? — интересуется Пол.
Они не первый день знакомы, поэтому оба смеются и прекращают друг друга подкалывать. Бойль надевает все на себя обратно и предлагает мне сесть рядом с отцом, поскольку так нам с Бобби Джеймсом (он сидит рядом и пьет «Будвайзер» из бутылки) будет удобнее играть с ним в одну игру на выпивку. Когда у нас в районе празднуют свадьбу, ограничение на спиртное для лиц младше двадцати одного улетучивается в окно вместе с дымом сигарет. На свадьбе если хочешь пива, ты его получишь, это без вопросов.
— В какую именно? — спрашиваю я. — Какие правила?
— Называется «игра в четвертак». Игрок бьет кулаком по стойке, и четвертак должен подпрыгнуть и упасть в рюмку. Если, к примеру, ты попал, то я выпиваю, и так до первого твоего промаха. Если попал я, то все наоборот.
Возвращается Донохью: в руках у него полный стакан для Джонни, да еще и с торчащим из него зонтиком.
— Ваш заказ, мэм, — говорит он.
— Иди ты… — смеется Бойль и выбрасывает зонтик прочь из стакана.
— Согласен, я в игре, — говорю я.
— Тебе «Будвайзер», как и Бобби? — спрашивает Бойль.
— Не, мне просто колы, — отвечаю я.
— Э, сопля. Контрадмирал Донохью, подать газировки пацану в платьице церковного служки.
— Которому из двух? — спрашивает Пол, глядя на нас с Гарри.
Гарри указывает на меня:
— Ему. Я уже пью «Кровавую Мэри для девственниц».
— На самом деле все очень просто, Генри, — брызжет в меня слюной уже порядком захмелевший Бобби Джеймс. — Вот, смотри.
Он что есть силы припечатывает кулаком по стойке, после чего монетка взлетает высоко над стойкой и звякает об зеркало на барной полке где-то за рядами бутылок с цветными этикетками, которые светятся в полутьме бара, словно драгоценные камни в пещере.
— Погоди, дай Генри попробовать, — говорит Бойль и протягивает мне четвертак.
Я стучу кулаком по стойке, но вместо того, чтобы взлететь и упасть в рюмку, мой четвертак едва подпрыгивает на месте. Тем не менее Бойль отпивает глоток из своего стакана.
— Ну, почти, Генри, — передергивает он плечами. — Попробуй еще разок.
Я промахиваюсь еще четыре раза подряд, Бойль каждый раз исправно выпивает, затем заказывает себе еще.
— Давай покажу, как надо, — говорит он мне. — Если заброшу — то ты пьешь.
Бойль забрасывает раз, затем второй. Теперь я прихлебываю свою колу. Донохью на ходу доливает мне до полного, при этом не забывая никого, кто помимо меня пьет у стойки. Фрэнни со Стивеном сзади наблюдают за нашей с Бойлем игрой: Фрэнни улыбается с бутылкой пива в руке, Стивен держит стакан с чем-то, по виду напоминающим имбирное ситро, и тоже пытается улыбаться, мужественно борясь с похмельем. Мимо него дважды проходит Ральф Куни и оба раза толкает его достаточно сильно, чтобы расплескать содержимое стакана. Стивен сейчас трезвый, поэтому попросту не обращает на него внимания,
