Зелень. Трава. Благодать.

но все же, получив второй толчок в спину, подзывает к себе Пола и указывает ему на свой стакан. Пол берет и наливает в него нечто розовое, после чего возвращает стакан Стивену. Фрэнни начинает хмуриться.

— Генри, мать твою, очнешься ты или нет? Твоя очередь, — говорит Бойль.

— Что? — рассеянно переспрашиваю я. — А, да, извини. Вот я его сейчас.

В полной уверенности, что промахнусь, я бью кулаком по стойке, но тут вдруг попадаю. Радостные аплодисменты со всех сторон. Рядом со мной мистер Куни спрашивает у Фрэнсиса Младшего, как долго тот уже работает почтальоном на улице Святого Патрика, на что Фрэнсис Младший отвечает, что уже пятнадцать лет. Я снова стучу по стойке и забрасываю в рюмку еще один четвертак. Джонни Бойль снова осушает свой стакан. Фрэнни увещевает Стивена по поводу того, что незачем начинать пить так рано. Конечно, он понимает, сегодня свадьба и все такое прочее, но все равно ему кажется, что с чем с чем, а с этим Стивену торопиться не стоит, особенно после всей той фигни, что была вчера. В ответ Стивен обещает, что все с ним будет в порядке. Берни Куни спрашивает Фрэнсиса Младшего, как долго тот уже женат, на что Фрэнсис Младший ему отвечает, что женат уже почти двадцать пять лет как. Я промахиваюсь, но Бойль все равно выпивает за мою попытку, замечая при этом, что здесь главное — не отчаиваться. Фрэнни говорит Стивену: Это ты только сейчас говоришь, что все будет в порядке, а сам прекрасно знаешь, чем это обычно заканчивается. Я больше не собираюсь работать рефери. — И не надо, — огрызается Стивен. Просто постарайся держать себя в руках, тигр, — предупреждает его Фрэнни. И больше ничего не говорит. Стивен допивает стакан, кивком просит Пола налить еще один, залпом выпивает и этот и требует еще. Берни Куни говорит: А я, мы с Донной женаты уже пятнадцать лет, из них десять я работаю в тюрьме Холмсбург. Видишь ли, у меня такая работа, которая не требует, чтобы я каждый день захаживал в дом к чужим людям, конечно, если не считать людьми заключенных, а камеры — их домами. Не знаю как ты — лично я их таковыми не считаю. Бойль начинает выпендриваться, стучать по стойке обоими кулаками и забрасывать в рюмку по два четвертака разом. Я глушу колу стакан за стаканом. Фрэнни с отвращением оставляет Стивена и уходит прочь из бара, по дороге остановившись лишь для того, чтобы пропустить двоих оголтелых шестилеток, которые несутся мимо него по направлению к игровым автоматам: там есть покер, в который можно играть колодой с мультяшными голыми бабами на рубашке.

Рядом, за столом, Сесилия вдруг прерывает свой рассказ на полуслове, бросает грустный взгляд на Фрэнсиса Младшего, но все же ухитряется справиться с собой и продолжает дальше с оборванной фразы. Бойль забрасывает пять чистых с кончика носа. Я хлопаю газировку стакан за стаканом: перед глазами все плывет; Бойль не отстает от меня с разбавленным виски. Берни Куни говорит, вновь обращаясь к Фрэнсису Младшему: Даже если бы мне и приходилось по работе частенько наведываться к чужим людям, я бы ни за что не позволил себе заходить в дом ни под каким предлогом. А ты? Фрэнсис Младший говорит ему: Я не совсем понимаю, к чему ты клонишь. А Донна Куни говорит: Да, он прав, Берни, ты выпил лишнего. Несешь не пойми что. Теперь мы с Бойлем, как, бля, два настоящих профессионала, попадаем каждый с первого раза и глушим из стаканов почем зря под восторженные аплодисменты Бобби и Гарри. Сесилии нет за столом. Бля, куда она делась? О господи, вот она, идет прямиком к Фрэнсису Младшему. Извини, говорит Берни Куни. И правда несу чушь какую-то. А клоню я, собственно, вот к чему. Постой, вон идет твоя жена. Вот у нее-то обо всем и спросим. Сесилия, вы ведь с Донной сегодня весь день друг на дружку смотрели так, будто убить одна другую готовы. Вот и скажи мне: это правда, что твой муж трахает мою жену? Фрэнсис Младший обхватывает голову руками. Сесилия сначала долго и с ненавистью смотрит на Донну, потом совершенно спокойно переводит взгляд на Берни и кладет руки на плечи Фрэнсису Младшему.

— Сам посуди, зачем ему так поступать, если у него есть я? — отвечает она вопросом на вопрос.

У Берни Куни от изумления отвисает челюсть. Он в шоке от такого ответа. Наверное, ему даже как-то неловко. Ральф Куни снова походя пихает Стивена в спину. Стивен хватает его за горло и приподнимает над стойкой. Через стойку наклоняется Пол Донохью и своими ручищами хватает обоих: и Стивена, и Ральфа, у которого к куртке сзади прилипли опилки.

— Оставь, Пол, дальше я сам разберусь, — говорит Берни Куни.

Он выволакивает Ральфа из бара вслед за собой и начинает лупить его при открытой двери, чтобы все видели. Ральф кричит сквозь слезы: Не надо, пап, хватит. Как только Берни и впрямь решает, что хватит, Ральф вырывается и убегает куда-то вниз по улице Святого Патрика. С раскрасневшейся рожей Берни Куни возвращается в бар, хватает жену за руку и волочет ее к столу, за которым она сидела до этого. Фрэнсис Младший непонимающе смотрит на Сесилию.

— Почему ты ради меня так поступила? — спрашивает он у нее.

— Иди ты! Ради тебя… Вон, ради них, — говорит она, указывая на нас с братом. — И еще ради Сес.

С этими словами она возвращается к себе за стол, откуда на нее смотрят Сес и Грейс, и продолжает рассказывать анекдот с того места, где остановилась, — так, будто ничего не произошло. Фрэнсис Младший остается сидеть на месте и смотреть в зеркало за бутылками с бухлом. Поскольку свет тусклый, в зеркале почти не видно, насколько густо он покраснел.

После разборки наши все сидят как пришибленные. Бобби Джеймс покачивается из стороны в сторону, но продолжает пить «Будвайзер», Гарри потягивает из стакана свою «Кровавую Мэри для девственниц», параллельно оба играют в «Войну» порнушной колодой Пола Донохью. Стивен пьет и пихает четвертаки в автомат с покером. Я причесываюсь перед зеркалом и не могу не то что закрыть, даже моргнуть глазами от такого количества выпитой колы, но, бля, все равно упорно продолжаю лакать из стакана. В «Четвертак» уже никто не играет. Бойль поднимается на подламывающихся ногах.

— Что-то по времени еще рано, а я уже набрался, — говорит он и чуть не падает, но в последний момент успевает схватиться за стойку. — Видал, какое самообладание, Генри? — улыбается он и направляется к мишени для игры в дартс: вдруг кто захочет с ним покидаться. Сзади щелкают по доске фишки для шаффлборда. Автомат играет «Good Vibrations». В одном телевизоре Майк Шмидт отправляет крученый за пределы поля. По этому поводу кто-то из глубины бара в две глотки издает восторженный вопль. В другом Пенсильванский университет прерывает передачу противника и переходит в контратаку. Народ выражает бурную радость и стучит кружками по столам. Подошедшая сзади миссис Макклейн кладет мне руку на плечо и садится на соседний табурет, который только что освободил Бойль.

— Ну, Генри, рассказывай, как дела? — спрашивает она.

— Отлично, как у вас? — отвечаю я.

— У меня-то все в порядке, — она улыбается уголками рта: губами, собранными в кучку, она держит сигарету и прикуривает ее, — а вот насчет тебя не уверена. По-моему, кто-то у нас скис порядком. Редко тебя таким увидишь.

— Нет, правда, все нормально, — говорю я. — Наверное, просто задумался.

— О чем, если не секрет?

— А вы все так же сильно переживаете из-за мистера Макклейна?

Она с улыбкой смотрит куда-то мне за спину, потом переводит взгляд на меня:

— Да.

— А на свадьбах, наверное, еще сильней? — спрашиваю я.

— Мне его одинаково не хватает всегда и везде. В пятницу будет пять лет, как он погиб.

— А, — только и могу выдавить я в ответ, потому как не знаю точно, что в таких случаях принято говорить.

— Смотри, как сразу замялся, — смеется она. — Да расслабься ты, я совершенно спокойно могу говорить о мистере Макклейне, — и я понимаю, что это она отнюдь не из вежливости — в ее голосе звучит настойчивое требование.

— Расскажите мне о чем-нибудь таком, за что вы его особенно любили, — говорю я.

— Только это тебе и хочется услышать?

— Тогда расскажите обо всем, что вам хочется.

— Ну, так мы тут с тобой на весь день застрянем. Он всегда громко выкрикивал неправильные ответы, когда смотрел шоу для интеллектуалов. Хоть бы раз угадал. Причем не важно, что за тема, что за вопрос. Всегда мимо.