Бурные и продолжительные аплодисменты. Но рукоплескали не все.
«Иуда, взяв отряд воинов и служителей, приходит туда с фонарями, светильниками и оружием».
Этот Иуда, он неплохо подготовился.
Иисус вышел им навстречу и спросил: кого ищете, ребята? Ребята отвечали: Иисуса Назорея. Ты не видел его случайно?
Назорей скромно потупил очи и сказал: это я.
«И когда сказал им: это Я, отступили назад и пали на землю».
Испугались, понятное дело.
Но, не таковы апостолы! Вот Пётр, например, схватил меч и отрубил кому-то ухо. Кому-то, кого звали Малх. Лежачих, правда, не бьют, но из правил бывают исключения. Пётр, он вообще по исключениям мастак.
На этот раз никто никому ухо не приклеивал, а напуганная лежащая толпа просто связала Христа, и поволокла его к дому первосвященника. Нет, сначала она поволокла его к дому Анны, который Каиафе доводился зятем.
Пётр вложил меч в ножны, взял ещё одного апостола (анонима) и пошёл вместе с толпой. И никто его не узнал в доме Анны! И в доме Каиафы его не узнали. А ведь он единственный, кто отличился при аресте.
Я заметил, что все библейские персонажи страдают странной потерей памяти — от Яхве до Марии Магдалены. Человек размахивал мечом на глазах у всей толпы, а потом спокойно идёт с этой толпой, и никто не узнаёт его!
Нет, одна женщина, «раба придверница», попыталась что-то вспомнить. Что-то шевельнулось в её рабско-придверном мозгу. И она решила развеять свои сомнения, прямо спросила Петра, не апостол ли он.
Пётр её сомнения развеял: нет, что вы, уважаемая рабыня, как можно!
«Между тем рабы и служители, разведя огонь, потому что было холодно, стояли и грелись».
Вот так. Холодина была ужасная. Апостолы дрыхли в саду — им было нормально. Какой-то парнишка при аресте вырвался из одеяла, и убежал в голом виде. Всё это было только что, несколько минут назад. И вот — холод.
Представляете? В апреле стоял такой холод, что пришлось костры разводить. Вот в январе, когда Иоанн купал народ в Иордане, было нормально. В том же январе, когда Иисус сорок дней в пустыне жил, было тоже ничего.
В декабре, когда Иосиф ночевал с новорождённым Иисусом в сарае, холод не был столь пронизывающим. Даже пастухи свои отары сторожили на пастбищах. А тут на тебе — мороз.
Они стояли и грелись. И Пётр грелся. А между тем, начался допрос.
«Первосвященник же спросил Иисуса об учениках и об учении Его».
Какой первосвященник? И как ловко смещены акценты! Главное — ученики. «Где твои ученики, подлец? Признавайся!».
А ведь мог и не спрашивать. Один ученик, из самых буйных, стоял во дворе с мечом и грелся у костра. Второй ученик, имени которого нам не называют, вообще присутствовал при допросе. Мало того, он был хорошим приятелем хозяина дома. А тут такие вопросы.
Иисус пытался отвечать в том смысле, что народу в синагоге много было, и все слышали, о чём он учил. А вот об учениках он промолчал. За это «один из служителей» ударил Иисуса по щеке. «Не смей так говорить с первосвященником!»
Иисус спросил: за что ты меня бьёшь? Анна не ответил, но послал связанного Христа в дом Каиафы.
А Пётр всё стоял и грелся у костра. Ждал, когда же его ещё дважды заставят отречься от Христа. Дождался.
Его спросили во второй раз: ты не ученик ли Назорея? Он ответил: нет, конечно. Родственник бедняги, которому Пётр только что отрубил ухо, присмотрелся к боевитому апостолу.
— Дружище, разве не ты отрубил ухо моему кузену?
Петр взялся за рукоятку меча:
— Нет, это не я, клянусь этим клинком.
Все согласились с этим заявлением. Теперь можно было уходить — три отречения состоялось. Да ещё и петух прокукарекал. Мавр был свободен.
А что Христос? Его уже повели в преторию. Что происходило в доме Каиафы, автор не сообщает. Всё, что ему было нужно, уже произошло в доме Анны. Так зачем бумагу переводить?
Ещё раз: Христа увели в дом Каиафы, а Пётр всё стоял и грелся у костра — в доме Анны. И отвечал на глупые вопросы. «Чтобы сбылось сказанное…»
В претории арестованного представили Пилату. Понтий сильно удивился:
— Зачем вы сюда его привели?
— А он злодей.
— Если злодей, то и судите его сами — по вашему закону.
— Видишь ли, нам нельзя никого приговорить к смерти.
— Вот, как?
В самом деле. Как побить блудницу камнями — так пожалуйста. А тут «нельзя».
Прокуратор спросил Христа:
— Ты царь иудейский?
Нет, в самом деле, откуда он узнал про иудейского царя? Никто ни слова ещё не сказал об этом — лишь о злодействе. Иисус ответил скромно:
— Моё царство не от мира сего.
— Значит, всё-таки царь?
— Это ты сказал, что я царь.
Христос нашёл, с кем в софизмы играть — с государственным мужем римской империи, который получил классическое воспитание и труды античных философов знал назубок.
— Я пришёл говорить об истине, — продолжал Иисус.
— Дайте определение истины, как философской категории, молодой человек.
Молодой человек промолчал, он дома шпаргалки оставил. Не дождавшись ответа, прокуратор сказал «иудеям»:
— В словах этого человека много глупости, но нет никакого преступления. Давайте, я отпущу его на волю.
— Нет, не надо его на волю. На волю отпусти Варавву, а Иисуса распни.
Римский прокуратор мог задать этот вопрос лишь в кавычках.
«Тогда Пилат взял Иисуса и велел бить его».
Какой резкий перепад настроения! Не у Пилата, а у автора евангелия. Шутили, спорили и раз! — бить.
В этом евангелии очень много дерутся. Вернее, бьют Иисуса. Жители рыбачьих посёлков, первосвященники и даже прокураторы — все норовят приложить руку к божеству.
Но ведь, богов не бьют — не так ли?
«И били его по ланитам». Это уже солдаты решили не отставать от остальных ботадэусов.
Кстати, вы знаете, что означает «ботадэус»? Ударивший бога — вот, что это означает. В
ернёмся к Пилату.
Пока его солдаты разминались с Иисусом, прокуратор опять вышел к народу.
— Я не вижу никакой вины в этом человеке. Вот, забирайте. Се человек!
Он не только им это говорил. И нам тоже. Но они не поняли. Как и мы.
— Распни его!
— Вот вы сами и распинайте, а мне не за что его казнить.
