Значит, решили-таки взять. Его.
За шесть дней до Пасхи Иисус пришёл в дом к Лазарю и сестричкам. И возлёг с ними поужинать. Марфа накрывала на стол.
А Мария решила повторить номер с миром. Взяла целый фунт мира и вылила его, но не на голову Христа, как в прошлый раз (в доме прокажённого фарисея), а на ноги.
Налила и начала втирать эту парфюмерию своими волосами в ноги учителя. Поговаривают, что описан один и тот же случай, но это не так.
Случаи разные — они происходили в разных домах, и сама процедура была иной. То голова, а то ноги.
«И дом наполнился благоуханием от мира».
Тут, как назло, пришел Иуда Искариот и всё испортил.
— Это масло можно было продать за 300 динариев, а деньги раздать нищим.
Сразу видно его злодейскую натуру. «Сказал же это не потому, что заботился о нищих, а потому, что был вор». Ворюга! О нищих думал, гад?
Не верим! Иуда таскал при себе ящик для пожертвований. Одним словом, общак держал. Вор, он и в Африке вор.
Да, это разные случаи. В те разы Иуда сразу же замыслил предать Христа и побежал к первосвященникам за мздой. А тут — ничего подобного.
«На другой день множество народа, пришедшего на праздник, услышав, что Иисус идет в Иерусалим, взяли пальмовые ветви…»
Далее по тексту. Это кто вышел — народ? Или иудеи? Те, которые искали убить его? Или те, которые говорили, что он безумен?
Если эти, то понятны их возгласы: «благословен царь Израилев». Шоу продолжалось! Долой скуку!
«Иисус же, найдя молодого осла, сел на него».
Видите, никто осла не воровал. Он просто валялся на дороге, а Иисус его нашёл. И сел на него — не пропадать же добру.
«Среди пришедших на праздник были некоторые Еллины».
Всех, конечно, не было, но некоторые пришли. Попраздновать. «Некоторые еллины» подошли к Филиппу — поговорить.
«Нам хочется видеть Иисуса».
Праздник так праздник: на храм посмотрели, а теперь хочется ещё чего-нибудь завлекательного.
Филипп рассказал о прихотливых греках Андрею. Андрей рассказал о них Иисусу. Иисус сказал:
— Пришёл час прославиться сыну человеческому!
Слава — ужасная вещь, честолюбие — страшная сила.
«И кто мне служит, того почтит отец мой».
Ну, а кто не служит, тот против нас.
После этой речи сразу началась тайная вечеря. Иисус разделся, опоясался полотенцем и помыл всем апостолам ноги. Они не хотели, но он настоял.
Пётр, правда, поинтересовался: а почему только ноги? Иисус ответил ему, что всё остальное у них чистое. И ещё он сказал, что с сегодняшнего дня все они должны мыть друг другу ноги.
Сели кушать. Возлегли — так точнее. Все картинки, на которых они сидят за столом, можно выбросить. Да, Иисус тут же произнёс спич о том, что его должен предать один из присутствующих.
Все жутко удивились, стали озираться по сторонам, заглядывать в глаза друг другу и страшным шёпотом вопрошать: кто бы это мог быть?
Один из апостолов, «которого любил Иисус», даже бросился на грудь учителю и оросил её слезами.
— Кто это, Равви?
— Кто-кто… Тот, кому я сейчас кусок хлеба дам.
Берёт кусок хлеба и… подаёт его Иуде!
Все апостолы были тупыми до безобразия, они так и не поняли, кого их учитель имел в виду.
«И после сего куска вошёл в него сатана».
О чём это говорит?
О том, что Иуда — жертва манипуляций. Не было у него никаких замыслов. С куском хлеба в него вошёл сатана.
И что? Иисус изгнал беса? Нет, он и не собирался этого делать. Он сказал Иуде: что делаешь, делай скорее. Вот так.
О сообразительности апостолов можно поэмы писать.
— Не в амперах ли измеряется сила тока?
— Конечно, в амперах.
Помните этот анекдот? Так вот, апостолы даже до такого уровня не дотягивают.
Вернёмся к Иуде.
«Он, приняв кусок, тотчас вышел; а была ночь».
Была ночь, а ученики Христа подумали, что Иуда пошёл в магазин за пельменями, или милостыню подавать. Самое время.
О том, что Христос обещал им указать куском хлеба на предателя, они и думать забыли.
Их может извинить только одно — они были пьяны в стельку. Тогда всё понятно.
Иисус произнёс ещё один спич.
— Ребята! Мне скоро уходить. И вам я говорю так же, как говорил иудеям: куда я пойду, туда вы пойти не сможете.
— А куда ты собираешься идти? — спросил Пётр.
В самом деле, тут было так хорошо, а он куда-то собрался.
— Куда я пойду, ты не сможешь идти, сколько раз повторять?
— Никогда-никогда?
— Нет, сможешь, конечно, но потом. Но, не это главное. Главное в том, чтобы вы любили друг друга так, как я вас любил. Понимаете? По этой любви люди узнают вас — моих учеников.
Не надо смущаться, верьте в меня и в бога. В его доме комнат хватает. А если бы их не хватило, то я бы приготовил каждому из вас по квартирке. А потом вернулся бы за вами, хотя вы и без меня дорогу знаете.
— Мы не знаем, куда ты собрался, и пути туда не знаем, — прорезался Фома.
— А я и есть дорога. К богу только через меня можно пройти. Вы знаете меня, а значит — знаете бога.
— Ты нам просто бога покажи, и этого хватит.
— Фома, ты меня видел — и этого достаточно. Зачем тебе что-то ещё? Я ухожу к папе, а он даст вам другого утешителя — дух истины.
Так и получилась христианская троица. Ох уж этот «Иоанн»! Ни Матфей, ни Марк, ни Лука — не додумались до этого.
Вы помните оперу «Иван Сусанин»? Или она называлась «Жизнь за царя»? Очень патриотично, но абсолютно недостоверно. На то она и опера. То же можно сказать о сцене ареста Иисуса по «Иоанну».
После вечери он произносит пространный и запутанный монолог, настолько пространный и настолько запутанный, что ученики вообще перестают понимать своего учителя.
Потом он ведёт их к Кедронскому потоку, где произносит ещё более пространный и ещё более запутанный монолог, если это вообще возможно.
И вот, собственно арест.
«И после сих слов Иисус возвел свои очи на небо и сказал: Отче! Пришел час, прославь Сына Своего! Да и Сын Твой прославит Тебя!»
Так вот, зачем вся каша заваривалась. Никаких спасений и прощений грехов. Слава! Слава, и ещё раз Слава!
