там стояла с таким же лицом, ей и смешно-то не было вовсе — она боялась за отчаянную Семеновну.
— Тогда Андрей Иваныч побежал, берет ее под руку да и говорит ей... Как он там ей говорит?
— Мне Андрей Иваныч рассказывал, — объясняю я Ленке. — Он ей пытается втолковать, что это за машина, ну и говорит: «Они — ОРУД, им положено...» А она...
— А она ему и договорить не дала, — мама подхватывает. — «Значит, — говорит, — они
— Так что Семеновна, — говорю я, — наша — палец в рот не клади!..
— Ну будет, будет! — спохватывается мама. — И так из-за нее!.. Вносите вещи, да на речку скоренько пыль смыть, а я пока разведу керогаз...
Мы берем вещи и идем в дом.
И вот потянулись жаркие, ленивые, тихие, неторопливые дни...
У нас теперь только два занятия: валяться на солнышке на берегу речки да сидеть за домом в тени и потягивать пиво. На речке мы бываем обычно втроем — Ленка, мой друг Жора и я. Потом, когда приходим домой, Ленка отправляется на кухню, чтобы поучиться у мамы хорошенько фаршировать перец или шпиговать кролика, а мы с Жорой валяемся в тенечке на вытертом плешивом тулупе, покуриваем и приподнимаемся только затем, чтобы из пятилитрового бидона, который опущен в колодец, долить в кувшин, стоящий на шубе, холоднющего — такого, что колет над переносицей, — пива.
В любой из больших кубанских станиц вам расскажут историю о том, как здесь построили громадный пивной завод, но дело не пошло, пиво получалось плохое, никто его и не пил, брали свиньям, потому что они от этого пива здорово поправлялись, а потом директор этого завода где-то разыскал пожилого пивовара — самого настоящего чеха.
Чеху этому построили домик, и вот он живет в нем один, пьет себе вечерами свое пиво — пожалуйста, и ты к нему приходи, — но секретов он никому своих не раскрывает, и на работе все главное делает только сам, и пиво идет теперь с завода такое, что от кружки за уши не оттащишь, теперь его везут только в Сочи; и когда привезут, все тут же бросают очередь у других бочек и немедленно выстраиваются здесь, и все прохожие спрашивают: «За чем это такая громадная очередь?» — «Как, — им отвечают, — разве вы не догадываетесь? Это за пивом из станицы такой-то!» — «Да, да, — виновато говорят прохожие — как мы, и в самом деле, не догадались?!» Бросают все дела и становятся тоже.
Это, я вам говорю, расскажут в любой кубанской станице, где есть свой пивзавод; да только в том-то и штука, что все это было у нас в Благодатной, это у нас в собственном домике живет чех-пивовар, а в соседних станицах повторяют эту историю уже из зависти.
Как бы там ни было, а пиво у нас действительно великолепное. Оно, пожалуй, чуточку крепче, и чуть потемнее цветом, и горчит, пожалуй, чуть-чуть, ну на самую малость больше, но как оно пахнет, когда под носом у тебя пузырится и опадает пышная пена!..
Хорошо попивать себе потихоньку такое пиво и неторопливо рассуждать о судьбах цивилизации...
— А что, если мы все-таки предположим, — лениво говорит Жора, — что некий (у него это получается —
Я интересуюсь:
— От и до?
— Да, начинается разумная жизнь, человек развивается, познает окружающий мир...
— Потом придумывает небольшую такую
— крохотную
— ...атомную бомбочку... и все летит вверх тормашками — начинай сначала?
— Да, и потом этот высший разум... Главный конструктор, если хочешь...
— Творец всего сущего...
— Да, он устраивает небольшой потоп, чтобы смыть следы разрушений...
— А Ноя он предупреждает до атомной войны или после?..
— На разных моделях по-разному...
— А-а-а!..
— Тогда можно было бы объяснить, почему в горах...
— В Кавказских?..
— Отстань — в самых высоких горах... В Андах!.. На Тибете... Где люди находят остатки древних цивилизаций...
— Куда водичка не достает...
— Конечно!
— Жаль, что Кавказские горы меньше... Совершенно ясно — здесь каждый раз приходится начинать сначала.
Жора соглашается, наливая пива из глиняного кувшина в большую эмалированную кружку.
— Ясно, тебе наука дороже...
— Но ведь есть в этом логика — разве нет?
— А что, если... — не спеша начинаю я, — что, если мы предположим как раз другое? Что возникновение разума — чистая случайность... Помнишь, есть такая теория?..
— Буржуазная теория...
— Ага, вредная...
— Что все люди были здоровы как бык!
— Тогда уж — как быки...
— Да, как быки...
— Просто все люди были тогда как люди, рядовые ребята среди остальных животных. И вдруг один заскучал, сел в сторонке...
— И стал думать о судьбе своего племени...
— Да, и каким-то чудом мы пошли все-таки не от этих здоровых ребят, которые ни о чем таком, кроме как о поесть, ничего не думали. А пошли как раз от этого шизофреника...
— Тогда все, что мы построили, все, чего мы добились, выходит, — плод больного воображения?
— В какой-то степени...
— Не нравится мне эта
— Я тебе не говорю, что мне она нравится...
— Лежи, моя очередь доставать, — говорит Жора.
Поднимает из колодца бидон, и слышно, как тот постукивает о стенки колодца... Потом пиво, булькая, льется в кувшин, а бидон глухо шлепает о воду — от одних этих звуков и правда становится прохладней.
— Тебе налить?
— Плесни...
Потом мы слышим, как на улице Семеновна здоровается с нашей соседкой, и та, видно, подходит к плетню посудачить, и они говорят неторопливо и громко:
— Ох и кричали, Андреевна, твои петушки на зорьке! Я к колодезю шла, а они заливаются...
— Да вот зарезать не соберуся. Сама крови, не дай бог, не переношу, а Люську никак не могу допроситься — как завьется с утра, так до ночи...
— А ты прикажи ей, а то старые станут, мясо тогда не въешь...
— Да какие они старые — только завела!
— Када — только?.. Ну када? Второй год ты их держишь?
