Долгая дорога домой

старик сидел, я подумал, что ему плохо, и...

Сказанное ничуть не удивило Араба – он вырос на Востоке, служил на Востоке и знал Восток. Сколько бы ни шло разговоров о единстве судьбы разных народов – Восток никогда не был русским, наверное, никогда и не будет. Просто большинство здесь предпочитало жить в одном доме, потому что держаться вместе и вместе жить в общем доме сытнее и безопаснее. Проще всего в союз интегрировались турки, османы, они больше походили на русских, чем жители Туркестана. Турки были имперцами, и сейчас одна империя просто сменила другую, их империя, больная и слабая, вошла в состав другой, огромной и гораздо более сильной, и шесть зимних месяцев в году в их столице Константинополе жил их новый султан[45]. Чуть дальше по степени интегрированности отстояли арабы. Но вот жители Среднего Востока, к которому относился Туркестан, оставались «людьми в себе». Несмотря на опыт взросления на Востоке, Араб не всегда понимал, что ими движет в тех или иных поступках, что они думают и чего хотят. Это были скрытные, коварные, в душе беспредельные и очень жестокие люди, в генотипе которых заложено подчинение сильному. Закон для них играл роль только тогда, когда был подкреплен силой – они не понимали закон как средство обеспечения добровольного сосуществования разных людей на одной территории. Они не жили в империи, хотя в ее составе их земли были крупнее, чем арабские, – они подчинялись ей, как слабый подчиняется сильному. Никто, ни Араб, ни другие служащие здесь офицеры не сомневались в том, что случись империи ослабнуть – и они набросятся на нее, подобно стае шакалов, разрывающих еще живое и трепещущее тело чужой добычи. Они были любезны и демонстративно покорны, но в кармане их богатого халата всегда прятался кинжал. И история этого мальчишки, дикая в любом другом уголке империи, удивления у Араба не вызвала – этот старик увидел слабого. Может быть, он специально подкарауливал его, а может быть – нет. Но как бы то ни было – он увидел слабого, понял, что сам он сильнее, а сильный всегда имеет право над слабым.

– А что за поход? Ты скаут?

– Скаут-разведчик! – гордо ответил Вадим.

Араб прикинул – это было лучше, чем он ожидал. Бо#льшая часть тех, кто служил в спецназе, в десанте, в особых отрядах, в морской пехоте, в горных егерях – начинали именно как скауты-разведчики. Скаутскими отрядами чаще всего занимались отставные офицеры, и они целенаправленно присматривали пополнение для своих полков.

– Скаут-разведчик. Стрелять умеешь?

– Умею.

Странно было бы, если бы не умел. Стреляли все скауты, тем более сибиряки.

– Из чего?

– Ну, у нас мелкашки были. Пару раз папаня стрельнуть дал.

– Автомат уже проходили?

– У нас винтовки тренировочные – тот же автомат.

– Хорошо. Я дам тебе автомат, потому что вдвоем мы не справимся. Но не вздумай стрелять, пока я тебе не разрешу, или пока ты не останешься в живых один. Тогда стреляй. Сейчас – держи на предохранителе. Дорогу выдержать сможешь?

– Ну... смогу, наверное. У меня ботинки не отобрали, ноги не сбиты, выдержу.

– А этот?

– Не знаю...

– Надо, чтобы выдержал. Понял?

Вадим совершенно не представлял, что он должен будет делать, чтобы этот жирдяй выдержал. Да еще и девчонка... хотя на вид она крепкая, не хнычет. У Вадима еще не было постоянной девчонки, хотя у некоторых его сверстников подружки уже были.

Это – ответственность. Он ее не боялся, но просто у него не было опыта, он не знал, что делать. Если этот жирный опять захнычет, ударить его? Ну, раз ударишь, два ударишь, а потом что? На себе тащить... он вон какой жирный, не утащишь.

Но Вадим знал, что не откажется, пусть и боится. Дело не в автомате, хотя, как и любой нормальный пацан, он интересовался оружием и мечтал о своем, личном. Дело в том, что перед ним был русский офицер, который выполнял боевое задание и нуждался в его помощи. Их скаутским отрядом заведовал майор по адмиралтейству в отставке Тереньтев, он был мастер-скаутом, и задачи пацанам ставил точно так же, как взрослым. Без сюсюканья, без соплей – коротко и четко. За это пацаны его уважали, никогда не прогуливали скаутские занятия – не то, что в гимназии, где тебя, провинившегося, вызывают в учительскую тетеньки и начинают долго и нудно отчитывать. Отданный приказ должен быть исполнен, каким бы он ни был.

И поэтому Вадим постарался вытянуться, принял строевую стойку и четко ответил:

– Так точно!

– Ты должен быть все время рядом с ними. Поддерживать их, помогать им – потому что ты сильнее их.

– Так точно.

– Тогда готовься. Ты теперь их командир, по факту – на унтер-офицерской должности. Если кому-то надо оправиться – делайте это прямо сейчас, потом ехать придется. Время пошло.

Рядом с воротами в облаке пыли тормознул автомобиль, в темноте он казался огромным и уродливым.

– В машину. Быстро!

Вадим сначала удостоверился, что в машину сели те двое, за которых он отвечал, только потом сел сам. Последним в машину запрыгнул офицер, двигатель взревел – и машина тронулась с места на удивление плавно и мощно. Они забились назад, на спальные места, впервые за долгое время чувствуя себя в безопасности. Там, на виду, в каком-то мешке лежали лепешки и вода, на удивление вкусные. В машине было темно, тепло, уютно. Пахло кардамоном...

29 июня 2002 года Хемниц, Австро-Венгрия Стоянка дальнобойщиков

На всем земном шаре дороги – это жизнь...

С тех пор как человечество спустилось с деревьев и надело на себя нечто более пристойное, чем набедренная повязка, оно начало прокладывать дороги. Сначала – это были просто натоптанные тропинки, ведущие в места, где есть укрытия, где можно накормить скот и где не нападет хищник. Потом дороги стали мостить – это началось еще во времена Римской империи, римляне вообще придавали большое значение дорогам, потому что дороги, как стальные скрепы, крепили единство империи, развивали торговлю и помогали быстро перебрасывать из одного конца империи в другой войска. Некоторые римские дороги в италийском королевстве сохранились до сих пор, они мостились булыжниками, вбиваемыми в землю, и не отличались особо ровной поверхностью, но зато что может сделаться с булыжником? Такие дороги вечны. Остались целыми и некоторые римские мосты – просто удивительные сооружения для того времени, простоявшие больше десяти веков и оставшиеся невредимыми. Дело безвестных римских каменщиков надолго пережило их самих и стало лучшим памятником им и империи, памятником, прошедшим сквозь столетия.

Мостили дороги и в средние века – во многих городах для въезда надо было не только заплатить пошлину местному графу или магистрату, но и привезти с собой один или несколько камней, а кто не привез – плати еще. Так и строилось величие старой, каменной Европы, строилось неспешно, но тоже на века. Жаль, в наполеоновские времена почти полностью перестроили исторический Париж – вот было бы зрелище...

Мостят дороги и теперь. Правда, почему-то не на века, положили – лет через пять пора ремонтировать. Высочайшим указом дорожникам строго предписано мостить новые дороги не из асфальта, а бетоном и специальной смесью на основе базальта. Да только, видимо, кто-то крепко зарабатывает на ремонтах дорог, потому что мостят чем попало, и даже государь один раз изволил в сердцах высказаться: дорожников победить сложнее, чем англичан.

Там, где проложена дорога, все оживает. Строятся заводы, потому что продукция пойдет к