время это открытие не доставило мне ни особого удовольствия, ни восторга, ни безумной радости от исполнения заветной мечты. Ничего, кроме усталой улыбки на запыленном лице и сухой констатации факта. Даже тогда, когда самый ехидный в этом мире кот соизволил как-то скептически меня оглядеть и со смешком заметить:
— Неплохо поработала, Гайдэ…
Со временем я, конечно, привыкла. И к ежедневному купанию, и к собственному внешнему виду, и к наготе, которая стала для меня гораздо удобнее, чем постоянная смена вечно пачкающихся рубах и осточертевшая стирка в холодной воде. Тело умнее тряпки и гораздо легче моется, так что к концу первого месяца я совсем обнаглела и, пользуясь тем, что морозы до этих краев никогда не доходят (не зря так долго забиралась на юг!), большую часть дня гуляла ню. Благо любоваться на меня некому, Теням без разницы, Лину — и подавно, а Хранители, если и не одобряли мое поведение, все равно никому не скажут. Хотя мне кажется, что они (как и Мейр) не понимали в этом особой разницы. Для зверей ведь все едино, в каком ты облике — зверином или человеческом: они никогда не носят одежды. Так что в каком-то смысле я была сейчас ближе к природе, чем за всю свою прежнюю жизнь. И это, как ни странно, нисколько не угнетало, а напротив — заставляло проникнуться ею, чувствовать ее, понимать и научиться видеть то, на что в прежние времена я редко обращала внимание.
А вообще-то, тут было красиво. Так красиво, что порой даже дух захватывало. Высокий холм, на верхушке которого приютилась небольшая пещерка, безупречно ровный газон удивительно мягкой, словно специально подстриженной, травы, по которой одно удовольствие пробежаться поутру босиком. Стремительный спуск, пологий берег, сверкающий ослепительной белизной чистейшего речного песка. Сама речка — быстрая и глубокая, холодная, почти ледяная и прозрачная до невозможности, в которой без особого труда можно различить каждый камешек, каждую травинку на дне. И в которой, сидя на берегу, можно без помех любоваться на мельтешащих по дну разноцветных рыбешек, занимающихся, как и я, своими повседневными заботами.
А по вечерам тут вообще становится волшебно. Бывает, сядешь, оперевшись спиной на стену пещеры, подогнешь под себя ноги, обнимешь тихо урчащего кота и неотрывно смотришь на то, как красно- рыжий закат постепенно раскрашивает верхушки деревьев червонным золотом, как голубая гладь реки начинает переливаться под солнечными лучами, будто посыпанная алмазами. Прислушаешься к тихой перекличке птиц на соседних деревьях. Прикроешь глаза. Ощутишь на щеке легкий ветерок. Вдохнешь полной грудью, в кои-то веки не почувствовав в воздухе примеси сигаретного дыма, запаха бензина, гари, едкой городской пыли. Прислушаешься к царящей вокруг тишине. И вдруг поймешь, что вот она — настоящая жизнь. Чистая, незамысловатая и пока еще не тронутая ошибками человека. Неиспорченная плодами его открытий. Незамусоренная. Незамутненная. А такая же размеренная, прозрачная и живительная, как ледяная вода в моей любимой речке, и такая же волшебная, как этот золотой закат, которым действительно можно любоваться целую вечность.
Этим утром меня снова донимала надоедливая головная боль. И на этот раз даже обычная пробежка не помогла от нее избавиться, если не сказать, что сегодня она даже приобрела нехорошую тенденцию постепенно усиливаться. Впрочем, боль не покидала меня уже вторую неделю — с тех самых пор, когда Тени, оглядев мое тело, признали, что теперь можно переходить ко второму этапу обучения и пытаться привить мне необходимые навыки.
Конечно, я понимала, что для того, чтобы более или менее освоиться с местным оружием, мне понадобится не один месяц. А для того, чтобы научиться сносно с ним обращаться, и не один год. А то и все десять лет, как любому человеку, решившему взять в руки меч лет этак в тридцать. Потому что и гибкость уже не та, и моторика нарушена, и координации не хватает… особенно, городскому жителю, никогда в жизни не занимавшемуся ничем подобным. Конечно, в свое время я и плаванием занималась, и на рукопашный бой успела пару месяцев походить, и в атлетике по юности отличилась, и вообще, много чего на себе испробовала. Но все это было не то. Все навыки, что когда-то имелись, я давно уже растеряла. А то, что осталось, было настолько запущенным, что на закономерный вопрос Теней 'а что я умею?' я лишь смущенно развела руками и виновато вздохнула.
Вот они, издержки моего прежнего нетерпения: ничего-то я толком не освоила. Так, по верхушкам нахваталась, кое-какие представление приобрела, но не больше. Короче, полный ноль. Форменный минус, если точнее. И возни им со мной еще предстоит столько, что просто страшно представить.
Но, как ни странно, Тени на такой ответ не слишком огорчились, а всерьез задумались, нерешительно переглянулись, после чего Ас, прикинув все 'за' и 'против', наконец, озвучил свой вердикт:
'Вообще-то, я думаю, что это даже лучше: переучивать не придется. А все навыки лягут на совершенно чистый холст, чего в твоем возрасте практически не бывает'.
— Что ты имеешь против моего возраста? — тут же нахмурилась я. — Мне всего двадцать пять. Самый расцвет сил и молодости!
'Учебу начинают лет в пять, Гайдэ, — совершенно спокойно отозвался Ас. — А после пятнадцати ничему толковому научить человека нельзя в принципе: тело уже закостенело и не будет воспринимать новое. Ребенок — легко. Но то, что без труда получится у него, взрослому уже не одолеть. За очень редким исключением. Поэтому те, кто начал учиться слишком поздно, не становятся настоящими мастерами, Гайдэ. И никогда не получают звание лучшего'.
— Мне надо быть лучшей. Мне надо просто научиться себя защищать.
'Ты — Ишта, — все так же спокойно возразили Тени. — В твоей ситуации много не бывает. Поэтому ты должна или стать хорошим воином, или не мучиться и оставить это тем, кто справится лучше тебя'.
— Я не только ради себя на это согласилась.
'Да, — немного мягчился Ас. — Но это не значит, что ты должна приложить меньше усилий'.
Я устало вздохнула.
— И что ты предлагаешь? Ас, я же не дура — отлично понимаю разницу между собой и вами. Мне и за двадцать лет не достичь такого уровня мастерства. Я, как ты выразился, для этого слишком старая. И гибкости у меня мало. И хондроз уже наверняка где-нибудь притаился. И меча я в жизни никогда не держала. И про кольчуги и щиты имею весьма смутное представление.
'Про доспехи и оружие мы тебе расскажем, — невозмутимо отозвался он. — Даже представить поможем и нарисуем. Вопрос в другом — в самих навыках, потому что тебе нужно их не только получить, но и закрепить'.
— Ас, из вас спарринг-партнеры, как из меня — хороший воин! Или как из бегемота — балерина! Как ты себе это представляешь? Допустим, ты будешь говорить мне, что делать, как поставить ногу или руку; допустим, ты даже залезешь на мое место и выставишь стойку, как надо. Но все время ты же ее не удержишь! Как хочешь, а моторика должна быть уже моя! Моя, а не ваша! И реагировать я должна научиться тоже сама, иначе какой с этого прок?! Понимаю, что впустить вас — самый простой вариант, но как тогда я научусь? Однако если делать все самой, обучение растянется незнамо на сколько времени! — в моем голосе проскользнуло отчаяние. — И вам опять придется ждать! Меня ждать, понимаешь? Надеясь на то, что хоть как-то с Тварями я научусь-таки управляться и хоть какую-то кроху их сил вы, наконец, сможете получить! Но когда это еще будет?
Тени странно примолкли.
— За целый месяц я только бегать научилась сносно, — наконец, вынесла я себе суровый вердикт. — Выносливости чуть прибавила, немного силы… и все. Но чтобы двигаться дальше, мне нужен не только хороший учитель, но еще и напарник. Мне нужен взгляд со стороны, а не изнутри. Но Мейра тут нет, из Лина помощник пока слабый, а вы… вы даже лишний раз проявиться не можете, потому что это отбирает слишком много сил.
'А если попробовать все это объединить?' — неожиданно задумался Гор.
— Каким образом? Мейра вызвать? Лину руки отрастить?
'Ну, руки — не руки… но облик ему сменить не помешает'.
— Конечно, — хмыкнула я, когда вернувшийся из лесу шейри удивленно замер и вопросительно приподнял мохнатые брови. — Один раз сменить облик ему удалось. Думаю, и второй раз сумеет. Но если уж меняться всерьез, то пусть лучше в коня перекидывается — верховую езду мы еще даже не начинали, тогда как без средства передвижения я на здешних просторах просто умру.
