Против Ричарда II выступили мятежные лорды и палата общин. Короля всячески унижали и подвергали репрессиям, возможно, даже вплоть до временного отрешения от власти. Многие из главнейших и ближайших его советников были скоропалительно осуждены и казнены. Среди осужденных были и друзья Чосера: так тесно связанным с поэтом многообразными узами Саймону Берли и Николасу Брембру отрубили голову. Чосер, безусловно, мог заподозрить, что пребывание в Гринвиче для него безопаснее и потому предпочтительнее жизни в Лондоне.
Глава одиннадцатая
“Кентерберийские рассказы”
Чосер теперь обрел некоторый простор и свободу для размышлений о собственной жизни и направлении своего творческого пути. Отказавшись от должности инспектора и годового казенного содержания, он потерял в средствах, но в награду получил в свое распоряжение больше свободы и досуга. Повседневность стала не так угнетать его. Он не ушел на покой, но количество постоянных дел и забот уменьшилось. И потому не случайно, что именно тогда он задумался о рамочном сюжете, с помощью которого мог бы объединить ряд разнородных повествований. Позднее он назовет свой замысел “Кентерберийскими рассказами”, но уже на раннем этапе ему пришла мысль о паломничестве как удобном поводе к рассказыванию историй и перекличке и взаимодействию различных характеров.
От жизни двора он отошел, и “Кентерберийские рассказы” стали первым произведением Чосера, лишенным придворного антуража. Можно назвать их даже его первым современным эпическим полотном. Разумеется, произведение это нереалистично в современном понимании этого слова, но это первая написанная по-английски книга, предметом которой явились превратности обыденной жизни. Единственной возможной соперницей ей в этом смысле является “Видение о Питере Пахаре” Уильяма Ленгленда, но в последнем произведении важное место занимает религиозная составляющая, в то время как в “Кентерберийских рассказах” действуют обычные люди в узнаваемых обстоятельствах.
К тому времени как Чосер обосновался в Гринвиче, им уже были написаны два рассказа – несомненно, как независимые произведения; им надлежало стать “Рассказом Рыцаря” о Паламоне и Арсите и “Рассказом Второй монахини” о жизни святой Цецилии. Однако вполне возможно, что уже на этой ранней стадии Чосер в воображении своем рисовал обширную вступительную поэму, которая позволила бы ему свободно ввести в произведение новый материал. В первых же стихах “Пролога” звучат слова, в которых можно усмотреть и обращение к читателям:
Произведение окончательно так и не было завершено и существует лишь в разрозненных списках и рукописных сводах, собранных в разном порядке позднейшими комментаторами. Скорее всего, Чосер не прекращал работы над книгой, считая ее чем-то вроде неотъемлемой части своего поэтического творчества. Книга многообразна и непредсказуема, как сама жизнь.
Однако период, когда все свое время и все силы Чосер мог посвящать этому труду, оказался сравнительно коротким. Весной 1389 года Ричард II сокрушил своих противников. Он объявил, что стал взрослым и чувствует в себе достаточно сил для единоличного правления.
Не может являться простым совпадением, что всего два месяца спустя, 12 июля 1389 года, Чосера назначают на должность смотрителя королевских работ – должность крайне почетную, но трудоемкую (впоследствии ее занимали такие важные сановники, как сэр Кристофер Рен), не оставлявшую Чосеру достаточно времени для литературной работы. Это не было ни наградой верному и испытанному служителю короны, ни синекурой, а скорее важным и неотложным делом, обязанностью, порученной умному и умелому администратору. Предположительно ранее ему уже поручали хозяйство замков в Эльтеме и Шине, что могло считаться важным этапом на пути к новому посту. На этот пост он был назначен по повелению самого короля, который был теперь настроен воинственно и нуждался в служащем, который мог бы способствовать сохранению в буквальном смысле фундамента его королевской власти.
Смотритель королевских работ должен был осуществлять строительные начинания в усадьбах короля и надзирать за ними, а также производить необходимый ремонт зданий, крепостных стен, очистку прудов, поддерживать в надлежащем состоянии все сооружения, службы и части королевского хозяйства. В его обязанности входили наем рабочих и их оплата, ведение переговоров о закупках и доставке строительных материалов, аккуратное ведение всей отчетности. Детализировались и порученные его заботам объекты, как то: “Вестминстерский дворец”, “наша крепость Тауэр в Лондоне”, “наш Беркхемпстедский замок”, “наши поместья в Кеннингтоне, Эльтеме, Кларендоне, Шине, Бифлите, Чилтерн-Ленгли и Фекенхеме”. Чосеру предоставлялось право взять себе четырех заместителей, а также писцов и поставщиков, а собственную контору разместить в Вестминстерском королевском дворце. Работать он должен был в буквальном смысле с утра до ночи, за что и получать весьма неплохие деньги – два шиллинга в день. Сохранились записи его деловых договоров с мастером – каменщиком Генри Ивелом, работавшим в то время над проектом и сооружением нефа Вестминстерского аббатства. Есть и другие официальные документы касательно плотницких работ, найма королевского садовника, а также многочисленных ремесленников и подмастерьев. Упоминается “доставка камня для Большой часовни в Виндзоре” и “ремонт сараев для взвешивания шерсти близ Тауэра”. Главнейшим предметом забот Чосера, по-видимому, являлся Тауэр, на который тратилось более половины выделенных сумм. Через год после назначения Чосера сделали ответственным и за часовню Святого Георгия в Виндзоре, которая была “en point du ruyne”, почти в развалинах. Он постоянно находился в разъездах, разбирал бесконечные жалобы, распри строителей, боролся с леностью и грубостью английских работников. Он вновь находился в самой точке кипения дел королевства.
Двумя-тремя событиями отмечена эта его служба. 5 марта 1390 года сильный ураган повалил деревья в королевских поместьях и, видимо, нанес урон зданиям и надворным постройкам. Чосеру предстояло заняться починкой и продажей упавших деревьев. Он должен был следить за возведением новых стен, рытьем канав, идущих от Темзы на родном ему участке реки от Вулвича до Гринвича.
Летом того же года Чосер начал работы по сооружению помостов и ограждений для объявленного королем праздника в честь заключения мира с Францией. Праздник должен был проводиться в Смитфилде в начале октября. Готовилось нечто грандиозное. Сперва шествие: рыцари в доспехах на конях, ведомых за золотые поводья дамами, награжденными орденом Подвязки теми самыми кавалерствующими дамами, которых Чосер воспел в своей “Легенде о Добрых женах”, а под конец пир участников и явление короля при полном параде и в короне. В течение дня должны были состояться многочисленные ристалища и поединки, демонстрации искусства верховой езды, а вечером – угощение и всяческие увеселения для народа. В обязанности Чосера входило и украшение помостов, в том числе и эмблемой белого оленя, эмблемой, которую Ричарду II впервые предстояло продемонстрировать на этом празднике. За организацию этого зрелища для народа Чосер был частично ответствен. Однако за месяц до этих событий Чосер оказался втянутым в дела куда менее презентабельные. На дороге между Вестминстером и Эльтемом, по которой он ехал с большой суммой денег, его ограбили. Произошло это возле “Птичьего дуба” в дептфордском приходе, отобрали лошадь и деньги – 20 фунтов 6 шиллингов и 8 пенсов, – которые он вез для каких-то строительных работ. К счастью, жизнь ему удалось сохранить, но шок его и гнев от подобной наглости усугубились после двух последующих ограблений – в Вестминстере и Хетчеме в графстве Суррей, которым он подвергся в один и тот же день, что указывает на спланированность акции. Было известно, что он возит с собой большие деньги на строительные и прочие нужды, а проследить за его перемещениями в Вестминстере и округе не составляло труда. Поехав вслед за ним, грабители разжились десятью фунтами в Вестминстере и девятью с лишним фунтами в Хетчеме. Второе ограбление произвела организованная шайка конокрадов, должно быть, поэтому Чосера воры не убили.
Было произведено расследование, в результате которого с Чосера была полностью снята ответственность за пропажу денег. Один из грабителей, Ричард Бирлей, выдал своих товарищей за обещание быть отпущенным самому, но он не учел всей хитроумности законников. Один из обвиненных по делу стал отрицать свою причастность к ограблению и предложил решить дело поединком. В результате Бирлей был побежден и повешен, что может служить примером наличия архаических пережитков в том, что зовется “началом эры современного законодательства”. Другой обвиняемый, Томас Тальбот, известный также как “Брод” или “Броуд”, избег виселицы по причине своей грамотности; он вымолил себе должность писца и в качестве исправительных работ был определен в Иорк под начало архидьякона для ведения у него бумажных дел. Вероятно, второй из обвиняемых, Уильям Хантингфилд, тоже был помилован клиром (ввиду
