предназначался “Занавес” (последнее расследование непревзойденного Эркюля Пуаро), а Максу – “Спящее убийство” (с гениальной мисс Марпл).
Воздушные налеты немцы устраивали и в 1940 году, и в 1941-м. Тридцать восьмая книга Агаты, “Зло под солнцем”, была написана в самые сумрачные, самые бедственные дни. Это был классический образец “романов Агаты Кристи”. Изысканный антураж: солнечный дорогой курорт, манящая синева моря; в меру язвительный юмор; донельзя загадочное убийство и целый набор возможных преступников. Щеголя Пуаро мы застаем на берегу Девона. Он стоит на песчаном пляже в ослепительно-белом костюме, опасаясь, как бы под знойными лучами с его волос не потекла черная краска. Пуаро предчувствует, что готовится убийство, и оно, естественно, не заставляет себя ждать. Читая этот роман, невозможно представить, что его писала женщина, безмерно уставшая от одиночества и гнета тревог.
Роман, вышедший в начале 1941 года, был принят критиками на ура. И.Р. Паншон из “Манчестер гардиан” риторически вопрошал: “А не пора ли нам признать, что миссис Агата Кристи на сегодняшний день – одна из лучших в писательском цехе?”
Возможно, он высказался бы определеннее, если бы знал, что автор уже работает над двумя очередными книгами, причем одновременно.
Шпионский триллер “Икс или Игрек?”[51] (где снова задействованы Томми и Таппенс) был опубликован в том же году, классический детектив “Труп в библиотеке” (с мисс Марпл) вышел в 1942-м. Почему она тогда писала сразу два романа? У Агаты был на это вот какой ответ: “Когда пишешь, в какой-то момент вдруг ощущаешь скуку и усталость. Нужно отложить рукопись и переключиться на другие дела. Но кроме работы в аптеке, других дел у меня тогда не было. А сидеть и предаваться мрачным раздумьям не в моем характере”. И она мужественно старалась им не предаваться, она писала книги.
Однако чем больше она писала, тем меньше получала денег, поскольку ее счета в США по-прежнему были заморожены. В какой-то момент она даже собралась продавать Гринвей, и продала бы, если бы нашелся покупатель, готовый расплатиться наличными. Росли задолженности в банках, предоставлявших ей ссуды в счет будущих гонораров. Литературные агенты оправдывались как могли, кивая друг на друга. А
В ответном письме она недоумевает: “Ты считаешь, будто старый автомат для выделки колбас может выпускать еще больше готового продукта? Я правильно тебя поняла?”
Тут она впервые сравнивает себя с безотказным автоматом на колбасной фабрике и часто будет потом прибегать к этому сравнению. Далее мы читаем: “Меня крайне угнетает нынешнее состояние моих финансов. Я пишу, чтобы заработать денег. Но какой в этом смысл, если в конечном итоге мне практически ничего не платят?”
Резонный и справедливый вопрос. Вот что потом напишет Корк своему коллеге Оберу: “Это же форменный кошмар: чуть ли не три четверти налоговых сумм начислены на гонорары в США… понимаю Ваши опасения, Вы действительно не напрасно предчувствуете, что Агата не сможет изыскать деньги на уплату налогов – с тех денег, которые она, между прочим, не получила… ”
Эдмунд настойчив и резок, поскольку все денежные проблемы Агаты Кристи порождены жадностью американской налоговой инспекции. Ситуация пренеприятная, но писательница еще надеялась, что здравый смысл и закон все же восторжествуют. Куда неприятней была назойливость газетчиков и прочих интересующихся ее персоной граждан. Теперь, когда Агата постоянно жила в Лондоне и работала в аптеке, опасность стать объектом для съемок и пересудов зевак многократно увеличилась.
Надо сказать, что после злополучного исчезновения Агаты (в злополучном 1926 году) ее постоянно преследовали репортеры и фотографы, но она упорно их избегала. В качестве оправдания всегда приводили вот что: “Миссис Кристи сейчас за границей и поэтому не имеет возможности беседовать с журналистами и фотокорреспондентами”. Чаще всего так оно и было. Но теперь она жила дома, в Англии, и подобные отговорки не годились. К тому же известная писательница Агата Кристи помогала раненым воинам, что, естественно, еще больше подогревало к ней интерес.
“Больница пока стоит, хотя все дома вокруг уже в руинах, – сообщила Агата Корку в одном из писем, – так что если им действительно нужны какие-то фотографии в аптеке, пусть приезжают”.
Но газетчики не унимались. В мае 1941 года в “Сатердей ивнинг пост” появилась статейка под названием “Автор загадочных историй загадочная женщина”. Агата была в ярости.
“Я не желаю быть “загадочной женщиной”, – выговаривала она своему литературному агенту, не забыв сунуть в конверт и копию статьи, которую тот не читал. Опус был без подписи, в нем говорилось: “Миссис Кристи действительно загадочная женщина. Даже ее литературный агент и издатель мало что могут про нее рассказать. Ее рукописи не нуждаются в доработках и переделках, в отличие от работ большинства авторов. Рукописи отдают в печать, готовые книжки хорошо продаются – опять же лучше многих других. Вот так оно все и происходит…
В настоящее время миссис Кристи работает на благо защитников нашего отечества, и ее супруг тоже. Но получить сведения о том, чем именно они занимаются, также не удалось”.
Те, кто жаждал пикантных подробностей из личной жизни знаменитости, были бы разочарованы. Агата тосковала по своему милому Максу, откомандированному в Каир. Все сильнее одолевала усталость от постоянного цейтнота, в который она сама себя загоняла. Усталость от разлуки с друзьями, которых отбирали то смерть, то эвакуация. Усталость от разрухи, все более алчной и масштабной. Прекрасные лондонские здания были изувечены бомбежками, в том числе и Букингемский дворец. Супруга короля Георга Шестого, королева Елизавета, не пала духом и не пожелала никуда уезжать. Она заявила: “Я рада, что мы попали под бомбежку. Полагаю, что теперь я могу спокойно смотреть в глаза жителям Ист-Энда[52]”.
Агата Кристи, конечно, тоже могла бы давно покинуть Англию. Уехать в Канаду или в какую-нибудь другую нейтральную страну. Любая знаменитость на ее месте так бы и поступила. Но миссис Мэллоуэн не собиралась бежать из дома только ради собственного спасения. Ей хотелось быть рядом с мужем. Она решила пристроиться внештатным корреспондентом в какой-нибудь журнал, писать о войне. Это дало бы ей возможность получить визу для поездки в Каир. И она попыталась что-то предпринять еще до того, как туда послали Макса.
“Миссис Мэллоуэн сказала мне, что ее супруг, ныне работающий для ВВС, этим летом отбудет в распоряжение их ближневосточного штаба.
Разумеется, она не сможет его сопровождать или приехать к нему в Каир, – объяснял Эдмунд Корк в письме к Гарольду Оберу. – Она просила меня помочь ей попасть туда, но у меня нет никаких возможностей. И я вот о чем подумал. Может быть, Америке покажется интересной такая идея: нынешняя жизнь Ближнего Востока с точки зрения известной писательницы? Тогда можно было бы
Обер попытался соблазнить этим замыслом журнал “Кольере мэгэзин” и газету “Сатердей ивнинг пост”, в которых когда-то печатались (в виде отрывков) романы его клиентки, но отклика нигде не нашел.
В конце мая она напишет Эдмонду Корку, что раз с Каиром ничего не получается, то “здесь, в Англии, я хотела бы поехать в Уэндовер и устроиться фармацевтом при местном враче”. Представив, что популярнейшая писательница нанимается в помощницы к какому-то провинциальному врачу, Корк содрогнулся от ужаса и тут же отослал ответ: “Мне все же кажется, что Вы могли бы делать работу более важную, чем та, которой Вы собираетесь посвятить себя в Уэндовере”.
'Уязвленная тем, что Корк не воспринимает всерьез ее вторую профессию (фармацевта), Агата незамедлительно отзывается гневным посланием: “Дорогой мистер Корк! Легко, конечно, разглагольствовать про “более важную работу”. Какую именно? Предложите же что-то конкретное! Что, по- Вашему, будет для меня интересным и важным?
Раз я не еду за границу, то должна что-то делать здесь! Мне нужна работа!”
Подпись недвусмысленно выражала протест и вызов: “Агата Мэллоуэн”.
Предложение Корка не стало оригинальным, оно оказалось абсолютно предсказуемым: Агата должна делать то, что получается у нее лучше всего. То есть писать. Он предложил заняться, в сущности, не очень трудоемкой работой: инсценировкой ее собственных книг. К тому же пьеса – жанр очень прибыльный для автора, особенно если она надолго задерживается в репертуаре.
Корк стал прикидывать, кто бы согласился финансово поддержать постановку пьес миссис Кристи, и
