Ноттингемский “Королевский театр”, огромный, величественный, весь в позолоте – настоящий “дворец для представлений”. Построен он был в 1865 году и вот уже сто с лишним лет служил великолепной оправой для сотен пьес, опер и мюзиклов, был для них отчим домом. Как раз его громоздкое великолепие и смущало подающего надежды киноактера. Все в этом театре было
“Мы не считали пьесу удачной”, – откровенно признавался он потом. И мало того, он страшно боялся, что участие в этом спектакле не лучшим образом отразится на его актерской карьере. Жена Аттенборо, Шила Сим, тоже заключившая контракт на гастрольный тур по Англии, посмотрела, как он бродит туда-сюда, и – начала паниковать. В этот момент их не смущало, что на репетиции присутствует автор. У артистов свои представления и настрой, а эти оба приготовились к худшему.
Сама Агата Кристи, разумеется, тоже волновалась, но заверяла актеров, что катастрофы никакой не будет, “пьеса какое-то время продержится на плаву, хоть и недолго”, но ее оптимизм ни Ричард, ни Шила, увы, не разделяли.
Через полтора месяца пьеса не только все еще была “на плаву”, но попала, вместе с уже полюбившимися зрителям исполнителями, на лондонскую сцену. И публика, и критики были, можно сказать, покорены. “Сама атмосфера завораживает и пугает. Даже сильнее, чем зловещая загадочность, – писал Джон Барбер из “Дейли экспресс”, – никто лучше Агаты Кристи не умеет так заинтриговать”.
Агата порадовалась за своего продюсера Питера Сондерса и всю труппу, но еще больше – за девятилетнего Мэтью, поскольку подарила внуку авторские права на пьесу. Соответственно все потенциальные отчисления с постановок тоже предназначались ему. Конечно, в ту пору этот юный джентльмен и представить не мог, какой ценный дар получил от бабушки и что на открытом для него через попечителей счете будут копиться солидные суммы.
Пьеса, поставленная в лондонском театре “Амбассадорс”, существенно отличалась от первого варианта, преподнесенного Сондерсу почти год назад. Изначально в пьесе было десять персонажей и меняли декорации, в позднейшем варианте действующих лиц осталось восемь, и перемены декораций теперь не требовалось. Сократила пьесу сама Агата, за один вечер.
В свои шестьдесят два года эта энергичная женщина ничуть не утратила остроты ума и бодрости. Вот только иногда сильно досаждали опухшие лодыжки, даже больно было ходить.
В сентябре, за месяц до лондонской премьеры, бродя по Гринвею, Агата оступилась, упала, в итоге – перелом запястья. Руку загипсовали, теперь Агата не могла печатать на машинке. Пришлось подумать о прогрессивной технике, более приличествующей современной писательнице. По совету Корка ей подарили диктофон.
Диктовать книги какому-то аппарату… что ж, это даже интересно. Между прочим, когда Агате удавалось пересилить природную робость, она была замечательной рассказчицей. В общем, Агата загорелась желанием освоить диктофон “Тайм-мастер”. В свою очередь, фирма, выпускающая эти аппараты, очень обрадовалась, что среди их знаменитых клиентов теперь сама “королева детектива”, и даже прислала миссис Кристи своего консультанта в Челси, на Свон-корт[74].
Отношения с техникой у Агаты всегда были сложными, однако инструкции консультанта она усвоила и начала пользоваться диктофоном. Заполненные диктовкой “ремни” она отослала Корку в офис для дальнейшей перезаписи в письменном виде. Корк, в свою очередь, отправил “ремни” (то есть пленки) в бюро миссис Джолли. Та поблагодарила Корка за сделанный заказ, но потом прислала еще одно письмо, весьма обескураживающее: “К сожалению, производители диктофонов не объяснили Вашему клиенту, как нужно упаковывать пленки для пересылки по почте”. Большая часть пленки была повреждена, миссис Джолли смогла перепечатать на слух лишь отдельные куски текста и даже отказалась от денег.
Лето в Девоне выдалось дождливым, Агата писала сразу две книжки, “После похорон”[75] и “Карман, полный ржи”, они были уже готовы. А новый приключенческий триллер “Место назначения неизвестно” ей пришлось диктовать. После неудачной пересылки миссис Кристи диктофона побаивалась, но ее еще раз проконсультировал представитель фирмы, и она снова рискнула. Теперь все шло нормально, диктофон стал для Агаты удобным подспорьем.
Однако диктофон хорош для Англии, а не для археологических раскопок в Нимруде; там, на берегах Тигра, Агата оставалась верна портативной машинке, хотя процесс сочинительства происходил не так энергично и эмоционально.
Кроме диктофона у Агаты появился новый автомобиль, в котором в случае надобности могло разместиться все семейство. Корк предлагал купить шестицилиндровый “хамбер”, отличная машина. Но для Мэллоуэнов она была маловата, они предпочли еще более комфортабельный и вместительный “хамбер империал” – на семь мест.
Семейные пикники, игры наподобие “найди клад”, чаепития на свежем воздухе. Агата бывала бесконечно счастлива, когда у нее собирались “все свои”: Макс, Розалинда, Мэтью и Энтони. По вечерам Агата усаживалась в большое старое кресло под торшером, так, чтобы свет падал на страницу очередной рукописи.
Чуть сдвинув на нос очки, она откашливалась, скорее для порядка, это был знак, что представление начинается. И – принималась читать главу из будущей книги. В сущности, это была пробная “обкатка” текста. Автор самых популярных в мире детективов слушала, как домашние воспринимают кульбиты интриги, ей было интересно, кто первым определит убийцу, а кто так ни о чем и не догадается.
Реакция каждого была, как правило, предсказуема. Макс, докурив сигару, быстро засыпал под декламацию супруги и просыпался уже в конце, когда остальные пытались вычислить злодея. Розалинда обычно заявляла, что загадка слишком проста и читатели будут разочарованы. Энтони пускался в рассуждения, используя метод дедукции, но всегда попадал впросак. Самым благодарным слушателем был Мэтью, с открытым ртом ловивший каждое слово своей “Шахерезады”.
Приход осени означал, что всей семьей теперь удастся видеться редко. Мэллоуэны снова готовились отбыть на Ближний Восток.
Археологический сезон 1953 года начался нетипично – с отдыха. В Багдад они ехали с остановкой в Риме, где Агата, как назло, простудилась и первые три дня почти все время лежала в постели. Она писала Корку: “В отеле полно кардиналов, всюду, куда ни взглянешь, алые кушаки и нагрудные кресты, мы с Максом ехали в лифте с одним падре, наверное, от него я и подхватила папскую заразу”.
Когда Агата поправилась, Мэллоуэны отбыли в Сирию навестить друзей и уже оттуда двинулись в Багдад. Сидя на балконе отеля “Зиа”, Агата любовалась Тигром и наслаждалась солнечным теплом. Ей необходимо было отдохнуть, она очень устала. Ведь перед отъездом ее буквально вынудили взяться за пьесу “Свидетель обвинения” – по давнишнему рассказу. Но рассказ – это рассказ, а для пьесы требуется более основательная разработка сюжета и характеров. Однако после успеха “Мышеловки” (тоже ведь написанной по канве небольшой вещи) Питер Сондерс не отставал от Агаты, твердил, что из “Свидетеля обвинения” выйдет отличная пьеса.
Агата лишь возмущенно отнекивалась и ворчала: “вот сам пусть и напишет”, раз пророчит верный успех. Сондерс отнюдь не мнил себя драматургом, однако вызов принял. Сочинил он нечто весьма примитивное и успел вручить свой труд Агате до отъезда. Сценарий Сондерса был неказист и беспомощен, тем не менее эта “болванка” вдохновила-таки Агату на изготовление собственного сценария.
Вообще-то она почти весь текст придумала еще в Лондоне, но уже в Багдаде решила переделать концовку и переслала этот кусок Сондерсу “через ребяток из посольства”. И тут же написала Корку: “Смею надеяться, что Сондерс не полезет в бутылку и оставит этот вариант. Как бы то ни было, он сам очень хотел устроить себе Судный день!” Как показало время, Агата напрасно волновалась.
Премьера состоялась 28 октября 1953 года в ковент-гарденском театре “Зимний сад” на 1640 зрительских мест. В пьесе было задействовано тридцать актеров и два набора огромных декораций, причем одна из них являла собой весьма натурально воспроизведенный фрагмент судебного зала Олд Бейли[76]. Все до одного билеты были распроданы. И автор пьесы пережила незабываемый вечер.
Спектакль произвел фурор. Когда опустили занавес, актеры как по команде обернулись в сторону ложи, где сидела Агата, и сделали общий поклон. Зрители сразу встали и тоже развернулись в сторону ложи, громко аплодируя. Ричард Аттенборо примчался на премьеру, отыграв в “Мышеловке”, и Джон Миллз тоже
