находился в самом дальнем конце взлётно-посадочной полосы. Причём полосы не основной, а не то запасной, не то вообще аварийной. Самолёты на неё не садились. В дальнейшем несколько прибывших из России самолётов были «припаркованы» возле нашего поста. Непосредственно от ВПП к посту вела просёлочная дорога.
Я не могу сейчас сориентировать обстановку относительно частей света, скажу лишь что со всех сторон вокруг нас было поле которое заканчивалось с одной стороны пригородными постройками Приштины, с другой стороны какой-то деревней, с третьей стороны ещё одной деревней, а с четвёртой стороны находился комплекс аэродромных построек Слатины. Таким образом пост находился в чистом поле, что безусловно делало наше положение крайне невыгодным. На небольшом удалении от поста нашими предшественниками было поставлено несколько сигнальных мин-растяжек. Для невоенных людей поясню что это такое.
Сигнальная мина представляет из себя зелёную железную трубку сантиметров двадцать длинной и сантиметра три в диметре. Один конец трубки герметично закрыт, а в другом установлен запал с вытягиваемой чекой. К чеке привязывается шнур или проволока которая закрепляется на колышке на небольшом удалении от мины. В случае вытягивания чеки срабатывает запал и из трубки с воем начинают вылетать красные огни, примерно как у обычного фейерверка. Сигнальные мины были установлены для того чтобы хоть как-то обезопасить пост от ночного нападения. «Сигналок» было мало, всего несколько штук.
Мы несли службу таким образом, что Слатина находилась у нас за спиной, Приштина слева, а деревни спереди и справа. В находящейся от нас справа деревне находился соседний пост. Пост охранял дорогу которая шла от Слатины неизвестно куда и проходила через обе упомянутые деревни. Именно по этой дороге в первый день нашей косовской эпопеи на аэродром приехали английские джипы. Джипы продолжали успешно ездить по этой дороге, но уже не в виде колонны, а в виде патрулей, по две-три машины в каждом.
Интересно, что занимаемый нами сербский пост был построен таким образом, что бункер для личного состава был наиболее удалённым от аэропорта объектом, а ДОТ наоборот, был ближе к нему, причём ещё и направлен примерно на аэропорт. Даже вход в ДОТ располагался с противоположной от Слатины стороны. Таким образом пост сербами был ориентирован в сторону аэродрома, как будто сербы собирались не оборонять аэродром, а наступать на него.
Мы же должны были охранять аэродром и поэтому использование ДОТа по назначению было невозможно. В нашем распоряжении оставались бункер и находящийся на небольшой возвышенности наблюдательный пункт. В бункере мы спали и хранили вещи, а на наблюдательном посту наблюдали. Днём наблюдал один человек, ну а ночью естественно двое. От бункера до наблюдательного пункта было метров десять-пятнадцать. Каждый вечер мы выставляли на позицию наш БТР. «Позиция» это так, к слову, на деле БТР просто отъезжал от бункера метров на тридцать и развернувшись носом к дальней деревне, а кормой к Слатине, стоял так всю ночь. Каждым утром Толстый снова уводил машину под прикрытие бункера. Единственным укрытием для БТРа в момент его нахождения на позиции была невысокая куча песка. Куча была высотой примерно до половины БТРа. Кем и для чего была насыпана эта куча я не знаю. Навряд ли наши привозили песок, скорее всего незадолго до вывода своих сил из края сербы собирались провести на этом посту какой-то ремонт да так и не успели ничего сделать. Сербы ушли, песок остался.
Через пару дней к нам в гости приехали сослуживцы патрулировавшие окрестности. Мы были знакомы друг с другом и после обмена новостями один из прибывших парней предложил нам пострелять по бутылкам — у него был целый магазин лишних патронов для автомата. При получении патронов в Семин- Хане он каким-то образом умудрился заполучить лишний, неучтённый магазин. Тогда он думал, что во время боевых действий магазин ему пригодится. Правильно он думал, да только албанцы на нас так и не напали и боевых действий не случилось. Эти патроны сдавать ему было не надо поскольку за ним числились только те, за которые он расписался. То, что за все боеприпасы подразделения придётся отвечать командиру роты паренька не волновало. Мы устроили стрельбы поставив на куче песка бутылки. Бутылки ставили так чтобы пробившие их пули не улетали в поле, а застревали в песке. Стрельба на посту никого из соседей не удивила. Перебив все бутылки и расстреляв все патроны мы успокоились.
Из-за особенностей расположения поста служба на нём была спокойная. Мы стояли посреди поля и все события происходили далеко от нас. Мы были крайне плохо защищены от обстрела, зато подобраться к нам незамеченным было очень трудно. Днём мы выставляли всего одного наблюдателя. Один из нас забирался на наблюдательный пост и оттуда следил за обстановкой. В его обязанности входило также следить за возможным приближением начальства. Все остальные бойцы весь день занимались кому чем нравилось. Никто из нас уже не пил и не искал приключений — мы устали. Привезённое с собой спиртное мы выпили за первые два дня, посреди поля его купить было негде, а просить кого ни будь привезти его было проблемно.
Большую часть времени мы просто спали. После многих недель сильнейшего недосыпа я каждый день ставил рекорды по продолжительности сна. Когда представлялась возможность я спал по шестнадцать- восемнадцать часов непрерывно. Как у меня это получалось я не понимаю до сих пор — я никогда не отличался чрезмерной сонливостью. Видимо в предыдущие дни я действительно сильно устал. По ночам возле поста бегали собаки и это было единственным что тревожило наш покой. Примечательно, но я не припоминаю чтобы собаки появлялись возле нашего поста в дневное время, предпочитая вертеться возле наших соседей в посёлке.
С соседями, то есть с соседним, расположенным в деревне постом, мы контактировали постоянно. Днём мы иногда приезжали к ним или они приезжали к нам. Ехать было буквально три минуты. В один из дней к соседям на пост пришёл цыганский табор. Цыгане просили убежища, они хотели спастись от албанского террора. Старший поста разрешил им обосноваться поблизости и доложил об их появлении командованию. Командование приказало цыган прогнать что и был вынужден сделать командир поста. Таким образом вслед за сербами и цыгане «получили защиту» от «русских героев». Старший поста ругался, но поделать ничего не мог — приказ был отдан недвусмысленно.
Толстый всегда хорошо следил за нашей машиной — то ли он любил технику, то ли просто боялся, что в случае поломки ему придётся отвечать. Скорее всего и то и другое, и здесь, на спокойном посту, ему представилась возможность хорошенько покопаться в силовом отсеке БТРа. Что именно регулировал и обслуживал Серёга я не знаю, но в дальнейшем он испытывал скоростные возможности БТРа. Взлетно- посадочная полоса была идеальным местом для испытания колёсной техники на максимальную скорость. Судя по спидометру наш БТР развивал скорость свыше ста двадцати километров в час. Для полноприводной восьмиколёсной машины весом в четырнадцать тонн это неплохой результат. Американские армейские «Хаммеры» так быстро не ездят.
Как-то раз, посреди дня, к нам приехал сильно накуренный сослуживец. Парниша приехал на древнем мопеде. Мопед ему отдал какой-то пожилой серб, а «волшебную» траву, как я думаю, ему продал какой-то молодой серб. Вряд ли наш товарищ привёз эту траву из Боснии — он бы её уже давно скурил. С албанами мы не контактировали, следовательно единственным источником получения им травы были сербы. Я замечал, что сербы вообще любят курить траву, представляется что местные сербы не были исключением. Парниша выглядел интересно — с автоматом за спиной и задумчивой отрешённостью на лице он непринуждённо восседал на нелепом мопеде. Для полноты картины нужно добавить, что ехал он по абсолютно пустой дороге, посреди поля, в гордом одиночестве. Я взял у него мопед чтобы прокатиться, но доехал только до того места где просёлочная дорога упиралась в ВПП. Вернее сказать я даже выехал на асфальт и немного прокатился по нему, но потом мопед заглох и наотрез отказался заводиться. Проклиная матом всё на свете я покатил мопед обратно. Владелец мопеда немного повозившись реанимировал своего железного осла и внезапно вспомнив что ему куда-то надо ехать отчалил восвояси.
Наконец из России стало прибывать многочисленное подкрепление. Какие-то подразделения прибывали по воздуху, какие-то по земле. На наш пост прибыла замена в составе примерно десяти человек. Это были парни из Ивановской дивизии, первые подразделения которой были переброшены в Косово по воздуху. Они сменили наше отделение, но не нас с Толстым. Дело было в том, что мы с Серёгой были экипажем БТРа, а машину с поста снимать было нельзя. Техника «ивановцев» доставлялась в Косово наземным способом и поэтому ещё не прибыла. Вновь прибывшие парни показались мне ребятами толковыми и при дальнейшем знакомстве моё предположение подтвердилось полностью.
