исключительно для тирании и реализации своего комплекса власти. Предполагаю, что ни порядок, ни дисциплина не были главными для этого человека, для него было главным насладиться своей властью. В дальнейшем это предположение нашло подтверждение: перед своей второй поездкой в Боснию, на сборах в Рязани, я имел «счастье» понаблюдать за деятельностью этого генерала. Он имел ярко выраженную склонность к всевозможным парадам и торжественным маршам, принимать которые он любил стоя на трибуне. Поскольку я находился в строю солдат замуштрованных тренировками этих никому ненужных парадов то я естественно не слишком был рад пристрастиям нашего «главнокомандующего».
Тогда, в госпитале, он походил на киношного эсэсовского офицера-садиста: как-то уж очень белобрысый, в фуражке с высоко задранной тульей он производил отталкивающее впечатление. Для полноты картины ему надо было бы показать на нас пальцем и заорать что ни будь на подобии: «Партизанен! Ахтунг! Фоер!». Когда в дальнейшем я видел его стоящим на трибуне под которой ровными колоннами проходили солдаты в голове у меня появлялись вполне определённые ассоциации. Неприятный человек и нетипичный для ВДВ офицер.
Завидев высокопоставленного проверяющего я резко изменил курс и направился в комнату где лежали моя форма и бронежилет. Генерал всё же увидел меня и продолжая орать ткнув пальцем в мою сторону повелел мне подойти. Я подошёл, представился как положено, и на вопрос о своеобразности своей формы одежды ответил что собирался в душ поскольку мне было необходимо помыться. Генерал больше не уделял мне внимание и снова принялся словесно тиранить нашего беззащитного Командира. Я был отправлен привести себя в надлежащий вид, попросту говоря одеться в военную форму. Когда спустя несколько минут я вышел одетый и экипированный генерал уже уехал. Командир к происшествию отнёсся стоически — за свою жизнь он много всего повидал, да и годы проведённые в армии научили его не ждать от начальства ничего хорошего.
Капитан В. выглядел уставшим и немного разозлённым. Завидев меня он без большого энтузиазма высказал мне за то что я шляюсь голый в то время когда приезжают проверяющие. Командир даже не догадывался о том, что я узнал о прибытии генерала только тогда когда вышел в коридор. Меня просто никто не предупредил — мы совсем расслабились. Командир сообщил, что за нарушение дисциплины нас снимут с этого поста. Так оно и вышло.
То, что нас будут менять было известно заранее и поэтому «вламывая люлей» генерал просто решил показать на нас свою власть. Видимо ему это доставляло удовольствие. Известие о том, что нас снимут с этого поста лично меня обрадовало, поскольку я уже не мог больше общаться с сербами. Мне было стыдно перед сербами за то, что мы не защищаем их. Я не мог общаться с людьми которые ждали от нас, братьев- славян, помощи и защиты, но не получили этой самой помощи хотя мы вполне могли бы её оказать. К тому же мне очень сильно не нравилось поведение самих сербов. Многие сербы стали относиться к нам как будто ЛИЧНО мы виноваты в бездействии со стороны России. Я никогда не понимал придурков которые слишком многого хотят от обычных людей, в данном случае от простых солдат. Ну если в конце-то концов вам, разлюбезные сербы, так не нравиться бездействие России так и съездите в Москву да плюньте в лицо Ельцину. Зачем показывать свою недоброжелательность нам, простым российским парням? Парням, в большинстве своём готовым помочь, и даже в меру сил помогавшим вам. Короче, огорчало меня поведение некоторых сербов, но всё же чувство стыда перед ними превалировало над всеми другими чувствами. После отъезда из госпиталя я больше не общался ни с одним из косовских сербов.
Наш отъезд из госпиталя состоялся то ли на следующий день, то ли даже через день после приезда генерала. Если бы мы действительно были непригодны к несению службы то нас сменили бы в течении нескольких часов. Скорее всего наша замена была плановая.
Уезжали вечером. Прибывшим парням вкратце объяснили, что тут к чему. Ни какого «пост сдал — пост принял» не было. Наши парни стали собирать вещи и таскать их в БТР. Нам с Толстым было как всегда проще — наш железный дом на колёсах удачно вмещал все наши пожитки. Притащенный с сербского склада большой зелёный железный ящик был привязан нами к одному из люков силового отделения и служил дополнительным хранилищем для не слишком ценных вещей. Более ценные вещи, в первую очередь наши личные вещи, мы хранили внутри машины и доставали их оттуда только по мере надобности. Нам с Толстым собирать было нечего, а вот парни таскали свои сумки и спальные мешки из госпиталя в машину. Наши сборы не остались незамеченными для работающих в госпитале сербов. Происходящее заинтересовало сербов и вскоре они стали спрашивать нас о том, что мы собираемся делать. Уже познакомившиеся с нами сербы видимо опасались что наши непонятные сборы могут сулить им какие-то новые проблемы. На сербские расспросы мы ответили, что уезжаем. Сперва сербы не поверили, но когда всё стало очевидно, весть о нашем скором отъезде быстро разнеслась по госпиталю. Общее настроение сербов выражалось словами «Ура!!! Русские уезжают!!!» Кто-то из девушек-медсестёр реально так и орал.
Не знаю как другие, а я уезжая из госпиталя просто испытывал чувство глубокой усталости. Мне надоело находиться в этом месте, но и приключений мне тоже уже не слишком хотелось. Уезжая из госпиталя я сожалел только о двух вещах. Мне было жаль, что у нас так ничего и не вышло с цыганками, но намного сильнее я жалел, что мы так и не пошли «мочить» албанских боевиков. Я подразумеваю тот случай, когда мы собирались переодеться в гражданскую одежду. Про цыганок всё просто: всегда когда с женщиной не получается близости появляется ощущение как будто что-то упустил. Если хоть однажды её опробовал, то такого чувства нет, тут всё по-другому — или понравилось и хочется ещё и ещё, или «ну зачем я, дурак, вообще к ней полез!». Если же ничего не было, то всегда неприятно себя чувствуешь, на вроде того как себя чувствует ребёнок который шоколадку выронил. Кстати, в этом вопросе женщины совсем мужчин не понимают.
Что же касается несостоявшегося нападения на группу боевиков ОАК-УЧК то тут сожаления более уникального рода. Самостоятельно расправится с бандой злодеев при таких обстоятельствах это ПОДВИГ. Подвиг — это духовное богатство которое навсегда остаётся с человеком. Возможность совершить подвиг представляется не всем и не всегда. Хотеть совершить подвиг и совершить его на самом деле это две разные вещи. Тогда, в Косово, мы имели возможность его совершить на самом деле, но обстоятельства не сложились. С момента описываемых событий прошло уже более десяти лет, но я до сих пор испытываю искреннее сожаление о том, что эти две ситуации не получили интересующего меня развития. Что прошло, того не вернёшь и не исправишь.
Часть пятая
В поле
Нас отправили на пост номер два. Если всем известный пост номер один находится на Красной площади в центре Москвы, то наш пост номер два находился на окраине аэродромного поля в Слатине. Говоря по-русски пост номер два находился «в ебенях». Лично мне это даже нравилось. Мы приехали туда когда уже начинало смеркаться и поставив БТР на позицию принялись осматривать своё новое место службы. По какой-то причине я абсолютно не помню как и кого мы тогда меняли на этом посту. Пост номер два был построен ещё сербами (у них он наверняка назывался по-другому) и представлял из себя несколько бетонных сооружений.
Основу поста составлял маленький, «вросший» в землю бункер который служил нам казармой. Также там были ДОТ и наблюдательный пункт. Пост частично был обтянут маскировочной сетью. На небольшом удалении от наших позиций располагалось открытое бетонированное укрепление непонятного назначения. По моим предположениям там могло находиться зенитное орудие. Этим укреплением мы не пользовались. Никаких разрушений на территории поста не было, следов бомбардировки в его окрестностях также не наблюдалось. То ли во время бомбардировок этот пост был необитаем, то ли у англичан просто не дошли до него руки. Судя по тому, что абсолютно пустой ДОТ был внутри не замусорен, а так же по достаточно свежему виду его стен, самым разумным было предположить что сербы всё же несли здесь службу.
Ночь на новом месте прошла спокойно. Как обычно кто-то где-то стрелял, как обычно горели сербские дома. Приштина находилась через поле от нас, на значительном удалении. С нашего поста отрывался панорамный вид на ночные пожары в её пригороде. Утром я хорошенько рассмотрел окрестности. Пост
