«С чего бы этот абсурдный сон?» — подумал я проснувшись, и вдруг почувствовал — мне сильно хочется встретиться с Анной; встретиться, чтобы просто поговорить, узнать, как сложилась ее жизнь. «Ну не глупо ли столько лет не видеться, ведь мы были друзьями, разве можно то хорошее зачеркнуть навсегда, — размышлял я. — Неужели за давностью лет нельзя забыть все обиды? Что теперь-то нам делить, считаться, кто прав кто виноват?!» Два дня я пытался найти ее телефон через общих знакомых, а когда нашел и позвонил, услышал хриплый мужской голос:
— У нас несчастье. Анна два дня как умерла.
Зима на станции займище
Зимой станция Займище становится невидимкой: поезд пронесется, пассажиры ее и не заметят, разве только два-три окна, еле выглядывающие из-за сугробов. Без лыж в Займищах и шага не ступишь — сразу утонешь по пояс. На лыжах мужчины ходят в Юдино на работу, женщины — в васильевский сельмаг, ученики старших классов — в юдинскую школу (в Займищах только начальная). И почтальон, и врач приходят в Займище на лыжах.
Первое время для Кати ходьба на лыжах была сплошным мученьем — ее обгоняли даже шкеты, которые и ходить-то недавно научились, но к середине зимы она освоилась на лыжне и местные присвоили ей звание «лыжницы юношеского разряда».
Учительствовать в займищевскую школу Катю направили после окончания Казанского пединститута. Школа представляет собой большую избу с двумя трубами — в классах стоят печки; их топит дед Архип, он же дает звонок на урок и с урока. Около печек в классах находятся раздевалки и лыжные стойки для ребят из Васильево, которые приходят в школу на лыжах. Что Катю больше всего удивляет — васильевские ребята никогда на занятия не опаздывают, а свои, которые живут под боком, частенько приходят в класс после звонка. Особенно сорванец Коля Попов; этот четвероклассник не только постоянно опаздывает на занятия, но и во время уроков выкидывает разные номера. Как-то явился в класс, весь увешенный маленькими лампочками: одну повесил за ухо, другую на руку, третью на шею и, когда Катя вызвала его к доске, замкнул в кармане батарейку и весь зажегся, как новогодняя елка. Ребята ценят таланты Попова, и на переменах за ним таскается ватага почитателей. Учится Попов неплохо, но своими проделками доставляет Кате немало хлопот — ведь на уроке ребята постоянно ждут его выходок.
Однажды с Поповым случилась неприятная история: из школы он направился к приятелю в Васильево, но внезапно поднялась метель, мальчишка сбился с дороги, стал блуждать, а когда выбился из сил, сел под елку и заснул. Его обнаружил какой-то смышленый васильевский пес, стал покусывать, тянуть за воротник — Попов очнулся — пес и привел его в деревню. После того случая районные власти в непогоду выделяют для школьников розвальни и кобылу. Услышат ребята колокольчик кобылы, выскакивают на улицу и бегут к саням, спешат занять передние места. К концу занятий розвальни подают к школе снова.
Катя снимает комнату у Терентия и Клавдии Егоровых; Терентий работает путевым обходчиком, Клавдия — стрелочницей; детей у них нет и они с первых дней привязались к молодой учительнице и искренне радуются, когда к ней заходят ученики, а они заходят к ней чуть ли не ежедневно — за книгами.
Большую часть зимы в Займищах стоит величественно-торжественная тишина. Утром Катя просыпается и некоторое время нежится в постели — в избе светло, тихо, на окнах морозные затейливые узоры, в сенях колготится Клавдия, что-то покрикивает во двор Терентию. В двух часах езды на пригородном — Казань, родные, подруги, но Катю совершенно не тянет в город; она радуется, что наконец живет самостоятельно, имеет свою комнату, любимые книги, интересную работу и что посельчане называют ее уважительно-ласково «наша учителка».
Вскочив с кровати, Катя надевает халат и валенки и бежит в сени к рукомойнику; плещет на лицо холодную, стянутую хрупким ледком воду, обжигается, поеживается, вытирает лицо полотенцем и выходит на обледенелое скрипучее крыльцо. Утро яркое, звонкое; на сугробах качается пухлый ночной снег, меж домов, как гирлянды, провисают провода, покрытые мохнатым инеем. Катя рассматривает цепочки птичьих следов на снегу, слушает шорох падающих, точно перья, хлопьев, потом бежит к сараю снимать выстиранное накануне белье; снег скрипит под ногами, Клавдины валенки тонкие — чувствуется каждая выемка на дороге — и надела на босу ногу, а жарко. Белье на морозе твердое, как жесть — еле снимается с веревки; Катя приносит белье в избу, оно оттаивает — по полу текут ручейки.
В избу входит Терентий, весь в снегу и клубах пара, складывает у печки мерзлую охапку дров; поленья пахучие, тяжелые, налиты льдом. Терентий разгибается, протирает запотевшие очки.
— О, барышня наша проснулась! — говорит и строгает лучины «елкой», затапливая печь; вначале дым стелется к потолку, ест глаза, потом печь растапливается, гудит, в избе становится тепло.
Катя одевается, завтракает и спешит в школу.
По вечерам у Егоровых уютно: потрескивают дрова в печи, шипит самовар, тикают ходики. Пронесется товарняк — стекла задребезжат, промчится скорый — за окном мелькнет цепочка огней. По вечерам Катя проверяет тетрадки учеников, читает книги, слушает радиоприемник. Бывает, Терентий с Клавдией приглашают ее выпить медовухи. Клавдия выпьет, раскраснеется, начнет рассказывать Кате о своем житье-бытье, о том, как до замужества жила в Юдино, как работала на кожевенной фабрике, ходила в кино, на танцы…
— А здесь только обметаю стрелки да поднимаю шлагбаум, — вздыхает Клавдия. — Я и забыла, когда в городе была, наряжалась. Хожу вон в дохе латаной-перелатаной, даже собаки на меня лают — принимают незнамо за кого…
Терентий пьет молча, сосредоточенно, смакуя каждый глоток, медленно закусывает, время от времени поправляет очки и шмыгает носом — явно чувствует себя неловко — получается, он испортил жизнь жене, перетащив ее сюда, в захолустье. Только когда Катя похвалит медовуху, морщины на его лице разглаживаются.
— Пчелы это работяги, — говорит Терентий. — У меня, барышня, всего три улья, ты видела, а сколько я в прошлом году меда собрал?! Два ведра. Если б не мои пчелы, урожай в садах был бы в два раза меньше. Мои пчелки вкалывают… Ты давай, пей медовуху-то, не стесняйся. Это ж лучше всякого лекарства. Можно всю жизнь одну медовуху пить и не брать в рот никакой другой пищи, все одно будешь здоров.
В прошлом году в декабре два дня кружила метель: всю станцию завалила снегом, засыпала тропы, занесла калитки, залепила окна, замуровала двери. Потом пурга стихла, появилось солнце, оттаяли стволы сосен, по макушкам елей, осыпая снег, запрыгали белки. Целый день посельчане откапывали проходы к калиткам, сараям, колодцам; железнодорожники расчищали линию.
После той метели Катя предложила ученикам устроить лыжный поход в Юдино; в воскресенье утром уложила в рюкзак бутерброды и термос с горячим чаем, натерла лыжи стеариновой свечкой, чтобы не было подлипа — так ее научили ребята, и подошла к школе — месту сбора лыжников. Признанный школьный лидер Коля Попов уж выстроил ребят в цепочку, сам встал во главе группы, а Кате отвел важную роль замыкающей.
Лыжня петляла в лесу, среди деревьев и кустов с огромными рыхлыми наносами, среди глубоких скрипучих сугробов с отпечатками лап лесных обитателей. День был солнечный, от деревьев падали длинные тени; то тут, то там рушились отяжелевшие снежные шапки, поднимая дымные облака, и по всему лесу прокатывалось: «П-ффф!» А когда лыжники задевали кусты, заснеженные ветки пружинили, и с них текли водопады холодных искрящихся иголок.
— Зимний лес — самое красивое на свете! — восклицала Катя и юные лыжники отвечали ей бурным ликованием.
В Юдино остановились в клубе кожевенной фабрики, отдохнули, съели Катины припасы, сходили в районный музей и к вечеру на пригородном вернулись в Займище.
Перед прошлым Новым годом Терентий сообщил Кате, что скоро в Займище прибудет строительный отряд прокладывать вторую колею из Юдино. Через несколько дней по дороге в школу Катя увидела на запасном пути вагоны с окнами и железными трубами, из которых курчавился дым. Вокруг вагонов мужчины пилили дрова, сколачивали ступени, женщины развешивали белье, ребята расчищали снег.
