вовремя вспомнил об изначальной цели, выбрал лучшую посудину и приступил к детальному проекту.
Я загорелся проектом по-настоящему: думал о катере даже во сне, и если ночью приходила на ум ценная находка, не ленился, вскакивал и зарисовывал. Несколько недель я ходил в библиотеку, листал подшивки журнала «Катера и яхты», делал наброски в метро, в трамвае; дома вымерял размеры тахты для лежачих мест в каюте (я решил построить вместительное судно для дальних путешествий). В конце концов я спроектировал отличное инженерное сооружение — катер пятиметровой длины, с каютой и кокпитом.
Сейчас все помешались на скорости и острых ощущениях; в наш суетливый век люди так и стремятся обогнать друг друга. И конечно, все современные катера выходят на глиссирование, чтобы таскать воднолыжников. А мне эта скорость — ни к чему. По опыту знаю: тише едешь, больше замечаешь. Потому и спроектировал крепкую комфортабельную посудину с основными мореходными качествами — остойчивостью и непотопляемостью.
Вычертив в натуральную величину (на склеенных листах бумаги) рабочие чертежи шпангоутов, я купил всевозможный инструмент и поехал на стройбазы за материалом. Я не настраивался на изобилие пиломатериалов, но был уверен, что уж фанеру и бруски куплю наверняка. Кто бы мог подумать, что я увижу пустые прилавки и стенды. Совершенно пустые. На базах царила мертвая пустота. Мне объяснили, что сосновые бруски завозятся крайне редко, а на фанеру запись на полгода вперед; что гвозди бывают, но невероятных размеров, а шурупы не бывают вообще. Не скрою, это сообщение повергло меня в уныние. Заметив мой кислый вид, один продавец посоветовал подъехать к мебельному магазину, сказал:
— Там гарнитуры обивают рейками, их тебе навалят, сколько упрешь!
И действительно, грузчики мебельного магазина за бутылку вина охотно дали мне огромную связку реек и подсказали, что на улице Кедрова сносят деревянные дома и там «всего полно».
На улице Кедрова стоял лязг и грохот; экскаватор и фигуры рабочих скрывала тяжелая пылевая облачность, зато отчетливо виднелись груды строительного материала, по ряду объективных признаков — вполне добротного.
Здесь стоит с благодарностью пожать руки рабочим, которые довольно аккуратно ломали дома, прекрасно понимая, что у них есть возможность прилично заработать — каждый завал стоил бутылку. А охотников разбирать завалы было хоть отбавляй — они съехались со всей Москвы. Я появился поздновато, но все же успел отобрать несколько досок. Нанимать грузовик для доставки столь незначительного груза не имело смысла, и я позвонил соседу по подъезду Георгию, у которого был старый «Москвич».
Поздно вечером мы с Георгием на его машинешке повезли доски через весь город на Светлый проезд. Доски лежали на крыше колымаги и выступали на два метра перед машиной и на три — за ней. Георгий, испытывая внутреннее беспокойство, точнее — полумертвый от страха, все время ворчал, что если нас остановит ГАИ, то у него отберут права. Я как мог успокаивал своего нервничавшего водителя, но в душе восхищался его мужеством.
Здесь необходимо поблагодарить милиционера на Ленинском проспекте: он, молодчина, только отвернулся, видя, как мы перевозим негабаритный груз, да еще на грохочущем и гремящем драндулете. И сердечно благодарю Георгия, который все-таки довез доски, а с наступлением лета без всяких условий, только с предостерегающим наказом «не курить», разрешил мне собирать посудину в своем гараже.
Известное дело, наше Отечество славится бесхозяйственностью: на базах ничего нет, а на стройках гниют тонны материалов. Как-то я подметил (глаз у меня становился все более наметанным), что рабочие, ремонтирующие продмаг около нашего дома, выкидывают перегородки стен, на которых есть бруски, годные на шпангоуты. Не раздумывая, руководствуясь суровой необходимостью, я прибрал их к рукам.
Теперь у меня был материал для поперечного и продольного набора, оставалось достать фанеру для обшивки. Стал выспрашивать у соседей, приятелей и знакомых и совсем незнакомых. Все обещали узнать, но, как правило, при следующей встрече на мой вопрос: «Узнал?» — недоуменно вскидывали глаза: «Что? Ах да!» — и жаловались на частичную потерю памяти. Кое-кто говорил, что достанет точно, но после моего вопроса морщились и усиленно работали мозгами, пытаясь вспомнить мою просьбу. Чтобы не ставить их в неловкое положение, я помогал им, напоминал про фанеру. «Ну как же! — они всплескивали руками. — Узнавал, конечно, старик! Еще как узнавал. Но глухо».
Что и говорить, разучились у нас люди держать слово. И главное, я не тянул их за язык, сказали бы сразу, что достать не смогут; так нет — все как один обещают, даже те, кто ничего не петрит в фанере. И вдруг человек, на которого я меньше всего рассчитывал, научный сотрудник НИИ, человек, далекий от всяких практических дел, мой старый приятель Александр, просто сказал:
— Наверное, я достану.
Я и заикнулся-то ему вскользь — но надо же! На другое утро звонит:
— Тебе удобно встретиться со мной через часик? Поедем за фанерой.
Через час мы сидели в кабинете у завхоза НИИ.
— Ну, молодой человек, чем могу вам помочь? Десять листов фанеры? И все? И не стыдно вам отрывать меня ради такого пустяка? Фанера вам будет. Как бы из отходов. Напишите заявление. А вы мне билеты в театр. Идет?
Билеты обещал достать сосед по квартире Костя, но с условием, что я принесу ему вырезку из говядины ко дню рождения. Я пришел к мяснику в нашем магазине, отозвал его в сторону, начал объяснять суть дела. Мясник меня перебил:
— Все будет, но притащи хороший детектив.
Книгу я купил на толкучке около букинистического магазина; отнес ее мяснику, тот моментально из закутка принес вырезку, которую я вручил Косте; на следующий день Костя достал билеты; еще через день я получил фанеру. Пройдя эту цепочку, я понял, что у нас можно достать все. Ну а старине Александру — наиогромнейшая благодарность. Будь моя воля, я дал бы ему орден.
Следующая благодарность, и тоже немалая, — моему другу, аспиранту Борису, который в каком-то загородном магазине «по великому блату» выбил два огромных пакета шурупов и пакет казеинового клея и без колебаний, вроде второстепенной добродетели, отдал мне свою спецодежду. Я оценил его королевство и тут же назначил боцманом в будущую команду катера.
В начале зимы, получив на работе отпуск, я вытащил из своей четырнадцатиметровой комнаты шкаф в коридор, расстелил на полу чертежи и начал делать шпангоутные рамы (в дальнейшем катер вытеснил из комнаты и книжный шкаф, и стол, и стулья — осталась одна тахта). Ежедневно я вставал в шесть утра и работал до позднего вечера, и с первых дней взял бешеный темп — работал без перерыва и обеда и, естественно, страшно уставал. Это и понятно, работа была не из легких. Вечером попью чайку, перекурю — и трупом на тахту. Иногда не было сил разобрать постель, и спал прямо на инструменте. Потом все же до меня дошло, что так можно сломаться, и я стал обедать в кафе «Весна», недалеко от дома.
К Новому году я сделал все шпангоуты, сделал добротно, крепко, с любовью. Устал жутко, и, что самое обидное — мне никто не помогал. Бывало, звонит кто-нибудь из приятелей и спрашивает:
— Что делаешь?
— Катер, — отвечаю.
— Что? Катер? О! Это замечательно!
— Приехал бы помочь, — говорю.
— О чем речь! В воскресенье прикачу! Я люблю физическую работу.
Но никто не приезжал. Обидно было до чертиков, ведь я не себе одному делал такую махину. Я для них, приятелей, старался; даже распределил должности в будущей команде.
Пол в комнате я порядком извозил, стол попортил, все завалил ворохом стружек и кучами опилок — каждый день выносил по ведру, но они все равно проникали в коридор, в ванную, в комнаты к соседям. Квартира напоминала лесозаготовку, да еще запах клея, стук и визгливое вращение дрели! Соседи ходили насупившись, временами грозились заявить в милицию. «У нас тут лодки делают разные сумасшедшие, — говорили по телефону. — Всю квартиру захламили. Жить стало совершенно невыносимо». Иногда по телефону звонила моя девушка Елена:
— …Все твои приятели пишут кандидатские, чего-то добиваются, а ты делаешь себе игрушку.
Друзьям она жаловалась с явно меркантильными нотами:
— Этот катер сожрал все его деньги (она сильно преувеличивала). Это не катер, а какой-то ледокол! Ноги моей на нем не будет!
Когда я сообщил ей, что собираюсь присвоить катеру ее имя, она стала ворчать на тон ниже. (Я
