— К сожалению, ем консервы. Вот в путешествиях, с ним, — я кивнул на Дыма. — Но в городе стараюсь не есть. И вообще скоро стану вегетарианцем. Один великий человек хорошо сказал: «Животные мои друзья, а друзей я не ем».
— Без мяса и рыбы ноги протянешь. Таков уж мир, его не переделать, — заявил Борис.
— Ничего подобного, — возразил я. — Доказано, что грибы, например, полезней мяса… Ну ладно, разводите животных в своих хозяйствах, но не трогайте диких. Дайте им выжить. Они уже и так не знают, куда деться от человека…
— Это так, в некотором роде, — согласился мой ночной собеседник. — Раньше здесь лоси в окна заглядывали, а сейчас всех перебили. И не местные. Городские приезжали на джипах поохотиться ради забавы.
— Эх ма! — вздохнул я и, помолчав, сменил тему. — Как дальше река?
— Вы с верховья идете? — Борис приставил рыболовные снасти к стене мельницы.
— С верховья. Вот только недавно перетащили байдарку из запруды, где Русалки.
— Какие Русалки?
— Настоящие, с хвостами. Не притворяйся, что не видел.
Борис захохотал.
— Так это ж выдры! У них задние лапы, как ласты. В некотором роде они похожи на хвосты.
— Что ж получается, я обознался?
— Ну да. Это бывает, когда перегреешься на солнце. Жара сильно влияет на мозги… А что касается реки… Дальше она будет расширяться. Там еще одна плотина и затопленный мертвый лес. Потом большое озеро с турбазой Алоль. Туда на вашей лодке дня два ходу.
— Туда нам и надо. Мои кеды утонули, хочу купить новые, а то вот хожу босой.
— Это полезно. Вон он всю жизнь бегает босой и ничего, — Борис кивнул на Дыма, который смотрел на луну и зевал во всю пасть. — А медаль у него за что?
— Он спас одну тонущую девчушку.
— Вот это моряк, я понимаю. Кстати, не он нашел гранату?
— И ты уже знаешь?
— В деревне только об этом и говорят.
— Вот так, Дымок. Слух о тебе катится быстрее нашей байдарки.
Дым с полным безразличием повернулся и пошел досыпать.
Глава двадцать вторая. Тайные знаки. Мертвый лес и Лешие
Утром мы встали в отличном настроении. Съели по миске геркулесовой каши, которую приготовили на костре, упаковали вещи в байдарку и заняли свои места.
— Вперед, дружище! Начинается пятый день нашего путешествия! — сказал я, сталкивая лодку в воду.
Погода стояла прекрасная, течение несло нас по узкостям не быстро, не медленно, в неком прогулочном темпе, словно бумажный кораблик в ленивом ручье. Мы просто-напросто отдыхали на воде, я только немного правил рулем, нажимая то на одну, то на другую педаль. Открытые низменные берега расступались перед нами и снова смыкались за кормой лодки. Берега покрывало пестрое разнотравье, оно переливалось и звенело от множества кузнечиков. Воздух был сладкий, как компот.
Нас сопровождало все «население» Великой: в воздухе — ласточки береговухи, стрекозы и пчелы, под водой, как рыбки-лоцманы — уклейки и пескари, а по воде — водомерки. Эти последние то и дело забегали вперед и, словно конькобежцы, носились перед носом байдарки, при этом на поверхности воды выписывали замысловатые зигзаги. Но в какой-то момент мне пришло на ум — А ведь это не просто зигзаги, это тайные знаки и они неспроста. С чего бы водомеркам бегать перед лодкой? Бегали бы себе у бортов. Так нет, они крутятся на нашем пути, явно предупреждают о какой-то опасности.
Тайные знаки водомерок несколько испортили мое отличное настроение — как бы добавили в него ложку дегтя; не большую — чайную, но ее хватило, чтобы у меня появилась горечь.
А Дым не смотрел на водомерок, не обращал на них никакого внимания — Вот еще! Какие-то малявки болтаются на пути! То ли дело Русалки!
Как и сказал Борис, река постепенно расширила русло, замедлила бег и, спустя два-три часа, превратилась в широкую водную гладь — с четырехрядное шоссе. Кстати, несколько лодок, которые прошли нам навстречу, четко соблюдали правила движения на судоходном пути — держались правой стороны. Дым строго следил за поведением байдарочников. Если кто-нибудь шел по середине фарватера или, чего доброго, сделал дикий разворот, подрезая соседей, мой капитан подпрыгивал на месте и во все горло лаял на нарушителей.
В середине дня река превратилась в стоячую мутную заводь и нам перегородил путь затопленный лес. Точно в весеннее половодье, из воды возвышались темные стволы без листьев. Эти скелеты меня насторожили; сразу вспомнились тайные знаки водомерок. Именно здесь мы и пропоремся, — мелькнуло в голове и, притормозив байдарку, я измерил веслом глубину. Весло не достало дна. А до суши было далековато.
Я прямо-таки раздвоился, во мне как бы появилось два человека: один, благоразумный, говорил — В лес не вплывай, деревья вас прихлопнут! А другой, бесшабашный, заявлял — Ничего страшного, пройдете! Эти двое начали бороться — кто кого. Победил благоразумный, и я начал разворачиваться, чтобы плыть назад.
Но Дым не смалодушничал; обернулся и рыкнул — Не трусь! Я на месте и все вижу!
Пришлось ему подчиниться. Хотя, надо признать, в этой непростой ситуации, рядом со своим мужественным другом, и я почувствовал прилив некоторого мужества — то есть, во мне бесшабашный все же положил благоразумного на лопатки.
Дым начал уверенно прокладывать мне курс, закрутил головой то в одну, то в другую сторону. Я еле успевал реагировать на его команды — Возьми правее! Возьми левее! Смотри в оба! Куда ты прешь, бестолковый! Тормози! Подай назад, растяпа!..
Дым не только командовал, но и работал, не разгибая спины — отталкивался лапами от деревьев, ложился на «палубу» и подгребал, выдерживая нужное направление.
С величайшей осторожностью мы вели наше хрупкое суденышко между мертвых деревьев. В темной воде плавали куски коры, гнилушки и прочая древесная труха, и все это было покрыто тиной — водоем напоминал прокисший борщ. Ветки хлестали Дыма по морде, меня по лицу, царапали по бортам лодки, чиркали по днищу. Несколько раз мы садились на какой-нибудь сук и тогда, чтобы сняться с него, Дым прыгал в воду и тянул байдарку за швартовую веревку, а я повисал на ближайшем дереве и одновременно ногами чуть сдвигал нашу облегченную посудину. Потом я снова опускался на свое место, Дым залезал на «палубу», отряхивался и мы продолжали путь.
Каким-то чудом нам удалось пройти мертвый лес без неприятностей. Но я был уверен — судьба сберегла нас для более суровых испытаний.
Потом возникла плотина — земляная насыпь, заросшая чертополохом. На плотине загорали несколько байдарочников. От напряжения в мертвом лесу я выбился из сил и намекнул Дыму, что неплохо бы отдохнуть, но капитан сделал вид, что не понимает моих намеков, а когда я вновь заикнулся об отдыхе, скривился и наотрез отказался — Не хнычь! Тоже мне рулевой! Чуть помахал веслом, пару раз нажал на педальки и уже выдохся! Крепись! Ты мужчина или слюнтяй?!
Честное слово, он только что не сказал — В следующий раз возьму другого рулевого. Очень надо с тобой нянчиться!
Такой у меня капитан. И грубоватый, и требовательный. Но не жестокий, и в высшей степени справедливый. Он всегда завышает меня, не делает скидки на мой возраст. Думает, если он что-то может, значит и другие смогут. Не понимает, что здесь одного желания мало. Что он, со своим врожденным непобедимым духом и мощью (у него не мышцы, а железная арматура), способен на великие дела, а большинство обычных людей (и собак) на них не способны.
