час, когда его верность могла дать трещину. Гальты это понимали. Если бы он стал выкручиваться, медлить с ответом, запутывать их, Баласар мигом бы его раскусил. Поэтому наемник старался говорить одну правду. Все равно генералу пригодится немногое. В конце концов, Синдзя никогда не видел Оту, командующего армией. Если бы его раньше спросили, во что выльется такая попытка, сейчас все уже убедились бы, что он был неправ.
Они поужинали в шатре Баласара, сшитом из толстых шкур. Жаровня с пылающими углями приправила дымком суп из картошки и соленой свинины. Наконец познания наемника иссякли. Вопросы тоже закончились. Баласар глубоко вздохнул.
— По вашему рассказу выходит, что хай — неплохой человек. Жаль, нам не придется стать друзьями.
— Уверен, он сказал бы то же самое, — ответил Синдзя.
— Пойдет ли против него утхайем? Если мы поставим те же условия, что в Утани и Тан-Садаре, удастся ли избежать борьбы?
— После того, как он расправился с вашими? Рисковать бы я не стал.
Баласар прищурился. Сердце наемника сжалось. Он был почти уверен, что сказал что-то не то. Но генерал только зевнул.
— Как он будет защищать город? — спросил Юстин, отломив кусок хлеба. — Выйдет навстречу или затаится в подземельях, чтобы нам пришлось его выкуривать?
— Думаю, затаится. Там он хорошо знает все ходы и выходы. Он понимает, что его люди против гальтов не выстоят. Еще они, скорей всего, начнут засыпать нас камнями с башен. Взять Мати будет непросто. Если мы туда дойдем.
— Вы все еще сомневаетесь?
— Ничуть не сомневаюсь. Один буран, и мы погибли. Я в этом уверен как никогда.
— И все же вы с нами пошли.
— Да, генерал.
— Почему?
Синдзя посмотрел на тлеющие угли. Раскаленные изжелта-красные огни, припорошенные золой. С тех пор, как они выехали из Тан-Садара, он и сам не раз себя спрашивал, почему. Мог бы сказать, что верен уговору, но все они знали, что это неправда. Он сцепил пальцы и выгнул их до боли в костяшках.
— Мне нужно там кое-что.
— Хотите занять место хая?
— В каком-то смысле. Я хочу попросить у вас одну награду. Хотя бы вместо моей доли сокровищ.
Баласар кивнул. Он уже догадывался, к чему клонит Синдзя.
— Госпожа Киян, — сказал он.
Синдзя кивнул.
— К ней никто не должен прикоснуться. Когда город падет, прикажите отвести ее ко мне. Я за ней присмотрю, чтобы не наделала глупостей.
— А ее муж и дети? Нам придется их казнить, — напомнил Юстин.
— Знаю. Но она не из благородной семьи. Просто вышла за правителя замуж. От нее нет никакой угрозы.
— И ради нее вы предадите хая? — спросил Баласар.
Синдзя улыбнулся. Хотя бы на этот вопрос он мог ответить честно.
— Ради нее, генерал, я бы предал даже богов.
Баласар повернулся к Юстину и поднял брови, как будто задал немой вопрос. Юстин посмотрел на Синдзю долгим взглядом, пожал плечами. Баласар, кряхтя, наклонился и вытащил из-под койки деревянный ящичек. В нем лежала фляга из тонкого нантаньского фарфора и три маленьких пиалы. С нарастающим беспокойством Синдзя следил, как генерал наливает им чистейшее рисовое вино. Одну пиалу Баласар вручил Юстину, вторую — ему.
— Я тоже хочу попросить вас кое о чем.
Синдзя выпил. От глотка пряного, крепкого вина в груди распустилось тепло, однако тревога по- прежнему сжимала сердце.
— Мы войдем в город, — сказал Юстин. — Вольемся, как море. Заглянем в каждую щелочку, в любой укромный уголок. Но мы потеряем людей. Много людей.
— Большинство, — продолжил Баласар. — Мы победим. Но для этого придется пожертвовать половиной моих воинов.
— Не слишком удачно, — согласился Синдзя. — Вы что-то задумали, как я понимаю.
Баласар кивнул.
— Можно заслать в город одного человека, который расскажет нам обо всех укреплениях и планах защиты. Который отправит нам весточку или подаст знак. Если повезет, он даже посоветует хаю, как держать оборону. А в обмен получит женщину.
Синдзя почувствовал, что голова идет кругом. Хмель от вина мешал ему думать, зато помог осклабиться. Каким бы смешным ни казалось это положение, в нем был здравый смысл. Такого следовало ожидать. И как он раньше не догадался!
— Значит, хотите послать меня в город?
— Утром возьмешь пару хороших лошадей и поскачешь во весь опор, — сказал Юстин. — Доберешься несколькими днями раньше нас. Хай всегда слушал твои советы, послушает и сейчас. Или же ты узнаешь, что он задумал. Когда придет время брать Мати, подскажешь нам.
Он развел руками, показывая, что все проще простого. Поехать в Мати, предать Оту и всех, с кем подружился за последние десять лет. «Предать генерала? — подумал Синдзя. — Тогда, если гальты меня найдут, легкой смерти ждать не стоит».
— Так всем будет проще, — сказал Баласар. — Меньше людей погибнет. Вы получите свою любимую. Целой и невредимой, если получится.
— Вы даете мне слово? — спросил Синдзя.
Баласар изобразил позу, подтверждая клятву. Не совсем правильно, но вполне понятно. Синдзе стало не по себе, как будто он глянул в пропасть с обрыва. Голова немного кружилась, а напряжение скрутило кишки. Он протянул Баласару пиалу, и тот снова наполнил ее.
— Если вы не согласитесь, я пойму, — сказал генерал мягко. — Ваш поступок всем облегчит жизнь, хотя исход сражения не изменит. Я знаю, что прошу многого. Если хотите, подумайте денек-другой.
— Нет, — покачал головой Синдзя. — Ни к чему раздумывать. Я согласен.
— Точно? — спросил Юстин.
Синдзя осушил пиалу одним глотком. Он почувствовал, что шею и щеки заливает румянец. Тошнота заворочалась в животе, подкатила к горлу. Слишком крепкое вино. Дурная ночь впереди.
— Так нужно. О цене мы уговорились. Значит, все сделаю.
Семай чуть подался вперед в кресле. На мраморных стенах покоя играло золото свечей, но яркий свет не успокаивал Маати. Затаив дыхание, он сидел на подушке, расшитой алыми и лиловыми нитями, и ждал. Семай взял за уголок широкую желтую страницу, помедлил, перевернул ее. Маати заметил, что поэт шевелит губами, перечитывая какую-то фразу. Он с трудом удержался, чтобы не спросить, какую. Если он прервет Семая, чтение лишь затянется.
Две недели ушло на то, чтобы превратить простую истину, которую подсказала Эя, в черновик, достойный внимания. Непросто было подогнать грамматики так, чтобы конец и продолжение, разрушение и созидание, а точнее, разрушение созданного, подпитывали друг друга. Еще три или четыре дня ушло на то, чтобы втиснуть в работу структуры, которые защитили бы его от расплаты.
И все-таки работа отняла всего лишь недели. Не месяцы и не годы. Структура пленения была готова. Разрушающий Зерно Грядущего Поколения, Неплодный. Смерть гальтских полей. Истребление семени. Гибель материнского чрева. Как только Маати понял, в чем секрет, пленение само полилось из-под его пера.
Как будто тихий голосок в глубине сознания диктовал слова, а ему лишь оставалось их записать. Даже сейчас, когда Маати изнывал на неудобной подушке в ожидании приговора, его еще пьянило вдохновение.
