что все эти переживания относятся к жизни ее предков, а иначе с чего бы ее туда занесло?
Поначалу Гроф, как нормальный западный человек, пытался толковать эти видения в понятийном аппарате психологии — «как символическую маску ее детских переживаний». Но ему самому все это казалось притянутым за уши. В общем, вопрос так и повис в воздухе, постепенно уйдя из поля внимания.
А через несколько лет, когда Гроф уже переехал в США, он получил от Ренаты письмо. Она писала: «Уважаемый доктор Гроф, вы, вероятно, подумаете, что я совсем сошла с ума…» А дальше рассказала, что встретилась недавно со своим отцом, которого не видела с момента их развода с матерью. Отец познакомил свою повзрослевшую дочь со своим хобби; оказалось, он увлекается генеалогией и проследил историю своей семьи на несколько веков назад. Каково же было удивление Ренаты, когда она узнала, что ее прямым предком является один из тех двадцати семи аристократов, казненных Габсбургами на пражской площади!
Так что же — генетическая память? Нет, конечно! Никакой генетической памяти не существует, гены всего лишь кодируют белки, из которых строится организм, и ничего более. Даже если бы генетическая память существовала, как в мозг Ренаты могли бы передаться переживания казни ее предка? Ведь предок после этого умер, а не пошел размножаться, передавая гены.
Вывод, который сделал Гроф: «Необычное совпадение переживаний Ренаты с результатами независимых генеалогических изысканий ее отца создает довольно трудную проблему интерпретации этого клинического наблюдения в рамках традиционно принятых парадигм».
Многие увлеченные восточными учениями граждане радостно потирают руки, полагая, будто подобные случаи свидетельствуют о существовании реинкарнации, то есть переселении душ. Тоже нет! Вот вам еще один пример из Грофа, который полностью опровергает теорию реинкарнации.
Была среди испытуемых Грофа его коллега-психолог по имени Надя. После приема ЛСД под чутким руководством Грофа ее забросило в прошлое. Но не в далекое прошлое, а в начало XX века. Вот ее собственное описание этого переживания: «К моему величайшему удивлению, мое самосознание неожиданно изменилось. Я стала моей матерью в возрасте трех или четырех лет; должно быть, это было в 1902 году. На мне накрахмаленное аляповатое платье до щиколоток. Я испытываю тревогу и одиночество, глаза мои широко раскрыты, как у испуганного животного. Я закрываю рот рукой, болезненно осознавая, что только что случилось нечто ужасное. Я сказала что-то очень плохое, меня отругали, и кто-то грубо шлепнул меня по губам. Из моего укрытия мне видна сцена с множеством родственников — теть и дядь, сидящих на крыльце дома в одежде, характерной для того времени. Все заняты разговорами, забыв обо мне. Я чувствую, что совершила оплошность, и потрясена требованиями взрослых: быть хорошей, прилично вести себя, правильно говорить и не быть грязнулей — кажется совершенно невозможно удовлетворить всему этому списку. Я чувствую себя отверженной, пристыженной и виноватой».
После сеанса Надя пошла к матери и спросила, был ли у нее в детстве похожий случай? (Совсем как Иван из предыдущей, главы, который после клинической смерти спрашивал у мамы, была ли у них на комоде стеклянная птичка и тарелки с каемочкой.) И мать подтвердила: да такой случай был, это произвело на нее тогда сильное впечатление. Далее Надя описала матери крыльцо дома со ступеньками, одежды той поры, спросила, был ли на ней крахмальный белый фартучек. И мать все подтвердила.
Ну и при чем тут переселение душ? Или вы будете утверждать, что душа мамы раздвоилась и перешла в тело дочери? Мы можем говорить только о том, что если эти случаи — правда, информация откуда-то берется, а значит, где-то хранится. А вовсе не о прыжках некоей «души» из тела в тело.
Ломая над всем этим голову, Гроф пришел к неутешительному (для науки) выводу: «Исследователь трансперсональных явлений, наблюдаемых во время ЛСД-сеансов, должен быть готов ко многим поразительным наблюдениям и совпадениям, которые могут оказаться серьезной проверкой существующих научных положений и вызвать сомнения относительно ценности некоторых общепризнанных точек зрения». Собственно говоря, само существование в «большой психологии» островка трансперсональной психологии, основателем которой стал Станислав Гроф, уже о многом говорит. Одно ее название чего стоит — трансперсональная! Недаром часть психологов отказывается считать эту область наукой. Скажем, Американская психологическая ассоциация трансперсональную психологию наукой не признает. И я их понимаю — это бомба даже не под традиционную психологию, а под все здание западной науки…
Короче говоря, о чем-то подобном антрополог Кастанеда слышал. Потому если и удивился «мальчикам кровавым» в глазах старого шамана, то не сильно. Старик порой выдавал подобного рода штуки. Однажды, например, Кастанеда попросил у него совета в безнадежной ситуации — знакомая антрополога умирала от рака в какой-то американской клинике. Кастанеда спросил, можно ли ее как-то спасти. Можно, ответил старик, но для этого она должна уйти от жаления себя и заняться делом — целиком сосредоточиться на спасении. Поскольку она все равно умирает и заниматься ей ничем не нужно, пусть каждую минуту она борется с болезнью. А зримым воплощением этой борьбы будет движение. «Вот такое движение рукой», — и старик сделал вид, будто открывал дверь, толкая ее от себя. Но есть только одна закавыка — одна должна поверить в действенность этого способа. В себя поверить.
Мы уже знаем про этот эффект. Знал о нем и дон Хуан. Однажды Кастанеда рассказал старику о своем умершем друге, который писал Карлосу нервные письма с просьбой встретиться, чтобы разделить с ним его последнее научное путешествие. Кастанеда так и не нашел времени не только для встречи и совместной экспедиции, но даже и для того, чтобы просто ответить на письмо, потому что ему было лень. А потом он узнал, что его друг умер. Кастанеде резко поплохело. Он вспомнил, что друг ведь рассказывал ему о своей неизлечимой болезни! Просто Кастанеда постарался побыстрее стереть из памяти этот факт, и теперь его дико мучила совесть. Он поделился мерзостью своей души с доном Хуаном. И тот ответил: «Не будь ты столь поглощен собственной персоной и своими проблемами, ты бы знал, что это его последнее путешествие. Ты бы заметил, что он закрывает свои счета, встречается с людьми, которые помогали ему, и прощается с ними».
От этих слов Кастанеде стало еще хуже. Он упрекнул старика, что прибыл к нему не за горькими словами, а за каким-нибудь целительным магическим средством от своих душевных мук. Но что индеец ответил: «Ты хочешь слишком многого. Следующее, что ты попросишь, — это будет некое магическое снадобье, способное удалить все, что раздражает тебя, без всяких усилий с твоей стороны, если не считать тех усилий, которые ты затратишь на то, чтобы проглотить эти пилюли. Чем хуже вкус, тем сильнее эффект, — вот девиз европейцев. Ты хочешь результатов: одна порция зелья — и ты исцелен».
Мудрый старик был прав: горькое плацебо лечит лучше сладкого. Адорогое лекарство — лучше дешевого…
Вот с таким интересным человеком судьба свела американского антрополога Карлоса Кастанеду. Что же, кроме очистительных слез, промывающих душу, заставляло американца год за годом наматывать на кардан сотни миль, приезжать в Мексику, спать в хижине старика на составленных старых ящиках, используй вместо матраса стопку джутовых мешков, переносить всевозможные тяготы и рисковать жизнью? Может быть, наркотики, которыми дедушка пичкал студента? Как я уже говорил, для многих имя Кастанеды прочно ассоциируется с растительными психоделиками, и разорвать эту связь, установившуюся в общественном сознании, чрезвычайно трудно — общественное мнение весьма ригидно. Между тем наркотики, которые фигурируют только в самом начале кастанедовского пути (на протяжении первых пары- тройки книг), были нужны только для одной цели — чтобы растормозить мозг и приучить его к тому состоянию, какое и было целью обучения, — к трансу. В дальнейшем они уже не использовались, поскольку Кастанеда научился довольно легко проваливаться в состояние транса под руководством индуктора: его мозг привык к таким режимам работы. Защита была взломана химией. Но взломать ее можно по-разному. Старик говорил антропологу, что способность к трансу есть у каждого человека: она «остается на заднем плане в продолжение всей нашей жизни, если только не выводится вперед благодаря специальной тренировке или случайной травме…» Или клинической смерти, добавлю я.
По большому счету, ничего иного, кроме подробных описаний переживаний в состояниях транса, а также теории этих состояний с точки зрения «параллельной науки», в книгах Кастанеды и нет. Потому как транс был главным инструментом постижения и изменения мира для той древней цивилизации, отголоском которой являлся дон Хуан.
He единственным отголоском! Было бы странно, если бы от всей той традиции тонким кончиком остался один бедный дон Хуан, который — вот везенье-то! — наткнулся на американского антрополога и
