небольших собраний у рабочего Степана Мартела по кл. «Яцек», члена окружного комитета партии и в то же время старшего «шестерки» боевой организации, я встретился с членом организацион.-агитац.-штаба ПСП рев. фракции Длугошевским по кл. «Тадеуш». Последний сказал мне, что я напрасно говорю рабочим о неладах в центре партии, что рабочим в партии нельзя дать воли, как я хочу, нельзя допустить, чтобы они управляли сами, так как это стадо скота, которое называется лишь людьми; с ними можно что-нибудь сделать поскольку их крепко держать в кулаке. Эти слова меня сильно возмутили, и я ответил ему, что удивляюсь, как он, считая себя таким человеком, посвящает свои труды для этого же скота. Что он мне на это ответил, не помню.
Приехав в Краков на совещание с некоторыми эмигрантами, в том числе и с Виктором Вцисло - «Кмицицом», Гравером и Генеком, мы решили, что ввиду создавшегося положения мне надо быть очень осторожным, а также из отколовшихся людей от ПСП рев. фракции создать новую, но уже чисто рабочую организацию. С этой целью мне надо уехать на некоторое время в Польшу и подготовить для этого почву, а затем вернуться в Краков. Здесь мне надо оставаться, так как центр партии ПСП рев. фракции не смеет убить меня в Кракове, а дальнейшей работой в Польше по созданию новой организации займутся другие люди. Прибыв в Ченстохов, я совместно с учителем одноклассного начального училища по фамилии Лясотой составили прокламацию к сельским и фабрично-заводским рабочим за подписью Совета общественно- социалистической рабочей организации.
Черновик этой прокламации был прочитан на собрании членов окружного комитета партии, а также других ее членов, которые одобрили ее содержание. Было решено напечатать прокламацию секретно в легальной типографии, где один из членов окружного комитета партии Зых, по кличке «Малина», имел знакомых служащих. С их помощью удалось напечатать около тысячи экземпляров, которые и были рас- {425}пространены по Ченстохову и Домбровскому бассейну. Часть была послана в гор. Лодзь, куда их увез один из лодзинских боевиков, отколовшийся от ПСП рев. фракции, по фамилии Пионтек. В один из приездов ко мне Пионтек мне предложил возможность с организованными в Лодзи боевиками взорвать Лодзинское охранное отделение и убить начальника Лодзинской тюрьмы за издевательство над арестованными. Для этого предприятия у них не хватает оружия и нет динамита. Этот проект мне очень понравился, и я выдал ему для Лодзи пять маузеров, десяток браунингов с патронами и около десяти фунтов динамита. Все это он увез с приехавшей с ним женщиной в Лодзь с квартиры Павла Мильчарского.
В нашей прокламации говорилось о развитии революционного движения, которое тогда должно было сменить название царя лишь президентом, от чего не изменится положение рабочего класса. Рабочие, будучи разбитыми на отдельные партии, присмотрелись сами к междупартийной борьбе, когда рабочие одного станка выходили на улицу и на глазах общего своего врага убивали друг друга из-за того, что они принадлежали к разным партиям. Все эти партии натравливают рабочих друг на друга распространением среди них убеждений религиозных, национальных и политических. Этим они хотят не допустить рабочий класс объединиться в единое целое, и тем обезвредить его для свержения капиталистического мира. В нашей прокламации призывались рабочие, как имевшие одну цель, объединиться в единую социалистическую рабочую организацию и общей могучей своей силой свергнуть существующее веками капиталистическое иго.
Еще задолго до выпуска прокламации ко мне из Кракова прибыл в Ченстохов инструктор боевой организации Юзеф Рыба, кл. «Бонифаций». Он говорил о том, что его послал Станислав-Марцин с предложением принять участие в одной крупной операции. Я очень удивился этому и заявил в ответ, что ввиду решения центра партии относительно меня, обращение ко мне Станислава для меня очень странно, и я скорее вижу в этом злое намерение, чтобы таким путем заманить {426} меня в удобно скрытое место для убийства. Если бы это было и не так, то я дальше поставщиком денег Пилсудскому не буду. Бонифаций на это ответил, что он в этом не разбирается, что это может быть даже и так, как сказал я, и с тем он уехал.
Интеллигенция, работавшая в это время по районам в партии ПСП рев. фракции, продолжала распускать обо мне разную злостную клевету, о чем было мною уже указано выше. Ввиду этого революционный дух стал у меня падать и в то же время порождается злоба и желание мести центру партии ПСП рев. фракции и всем остальным ее работникам, кто только занимался обо мне клеветой.
В это время приехал ко мне из-за границы инструктор боевой организации Бертольд Брайтенбах, кл. «Витольд», предупредить меня. Просила предостеречь меня также сестра инструктора боевой организации Александра Очковского - Мария Очковская в Кракове, которая узнала от своего брата и других боевиков, что центром партии решено меня убить и что с этой целью в Ченстоховский и Домбровский районы высланы боевики. То же утверждали и партийцы в Домбровском бассейне, что с этой целью ведется разведка, где я проживаю, к кому хожу и т. д. Ввиду этого я решил при содействии Марии Пецух из Ченстохова обратиться письменно к приставу 2-го полицейского участка Татарову. В этом письме я предлагал встретиться со мной в Кракове, так как я боялся ареста или убийства полицией. Татаров ответил, что может видеться со мною только в Ченстохове. Однако, так как я ему не доверял, а он мне, то из этого ничего не вышло. Я написал ему письмо, чтобы он снесся с начальником варшавской охраны. Вскоре я получил от него письмо, чтобы я сам ехал в Варшаву к начальнику охраны. Далее говорилось, что после приезда в Варшаву могу по любому аппарату позвонить в охрану и вызвать «Владислава». Однако, ехать в Варшаву я боялся и не поехал. Через некоторое время ко мне пришла Мария Пецух и сказала, что ее к себе вызывал Татаров, что к нему кто-то приехал из охраны и хочет меня видеть. Он просил ее передать мне, чтобы я не боялся встретиться с ним. Я встретиться побоялся и просил Марию Пецух передать ему, {427} что она меня не видела, так как меня, вероятно, нет в Ченстохове. После этого я уехал в Домбровский бассейн, где проживал некоторое время в деревне Нивка у одного крестьянина. Бертольд Брайтенбах в то время находился в Ченстохове и незадолго до своего отъезда оттуда за границу с боевиком Станиславом Беднаркевичем и еще кем-то убили по подозрению в шпионаже Антона Пецуха, мужа Марии Пецух, брат которой Станислав Клемчак или Климчак служил стражником и за свои жестокости намечен был по приговору партии к убийству. Брат убитого Пецуха, Ян Пецух, также служил агентом в лодзинской охране. Некоторое время спустя Бертольд Брайтенбах, по кличке «Витольд», прибыл в Домбровский бассейн из Ченстохова. С контрабандистом Цвиклинским из деревни Поромбка отправился на границу, чтобы уехать в Краков. Солдат, стоявший на пограничном посту в лесу, был знаком с Цвиклинским и они, подойдя к нему, стали на самой границе разговаривать. В этот момент они увидели, что случайно из кордона, где проживают солдаты, вышел солдат. Последний увидел разговаривающими Цвиклинского, Брайтенбаха и солдата на посту. Последний, чтобы не было на него подозрения в пропуске людей на своем посту, произвел из винтовки вверх выстрел. Стоило Брайтенбаху сделать несколько шагов, и он был бы на австрийской стороне. Однако, он на выстрел солдата открыл стрельбу из браунинга и ранил последнего. Тогда и тот выстрелами из винтовки прострелил Брайтенбаху ногу. Последний, лежа на границе, все время стрелял по прибежавшим из кордона солдатам, и выстрелами последних был убит.
Смерть Брайтенбаха, одного из наиболее близких мне товарищей по боевой организации, ужасно на меня подействовала, тем более что он приехал из-за границы с целью предостеречь меня от грозящей опасности. Это еще более убило во мне энергию и революционный дух и озлобило против центра партии настолько, что я уже не скрывал этого в письме на имя Марии Очковской в Кракове.
Вскоре после смерти Бертольда Брайтенбаха я написал письмо приставу Татарову, которое послал ему через Марию Пецух, и просил передать начальнику варшавской охраны. В {428} письме этом я написал о партии и о подготовке центра нападения на казначейство в Киевской губ. Однако, места нападения я не указывал, так как и сам не знал его. Сообщая это, я хотел лишь отомстить центру партии и его сторонникам, кои распускали обо мне разную клевету и подстрекали против меня. Мысль о встрече с кем-либо из охраны казалась мне страшной. Я вспоминал о всех террористических актах, выполненных мною, о которых жандармерия имела в руках неопровержимые факты о моем в них участии. Я никогда не поверил бы, что мне все это могут простить. Кроме этого я знал и то, что у меня будут спрашивать обо всем известном мне по партии, и будут требовать выдачи им рабочих, принадлежащих к партии, а этого сделать я не хотел. В конце концов решил по поднятому мною вопросу с охраной покончить, т. е. отказаться от дальнейших попыток к сближению с охраной и уехать совсем за границу. Так как денег у меня на выезд было мало, я пошел в деревню к своему старшему брату Яну. Брат был очень религиозным и презирал социализм. Против меня был озлоблен. Он удивился моей просьбе и сказал, как же это так у вас в партии нет денег. На это я ответил, что иногда все бывает и случается. Это было незадолго до моего ареста. Брат не отказал мне и дал
