В коридоре повисла тишина, которую нарушали лишь шорохи и еле слышные то ли стоны, то ли всхлипы. Но по сравнению с этим самым Кевином уже ничего не страшно. Привыкли.
А от нежити пошла такая волна отчаяния и боли, что у меня сердце пропустило удар. Я ощутил все, что чувствовал он: горечь, одиночество, скорбь. Сродство с ним оказалось настолько сильным, что мне даже тошно стало. Он был один. Как и я. Потому что я не мог полностью доверять даже лучшим друзьям. Пожалуй, лишь мать и бабушка Гира мне по-настоящему близки, они знают все. Они сами такие же. Но они не могут всегда быть рядом.
Я тоже один. Как и этот несчастный, которому выпала тяжелая доля оказаться в руках чересчур предприимчивого некроманта.
— Род уничтожен, — тихо повторил Кевин. — А я все еще существую… И даже умереть не могу. Меня даже смерти лишили.
— Ну почему, — подал голос Ремуальд. — Если полностью уничтожить физическую оболочку, то скорее всего многовековая магия станет нестабильной и не сможет удерживать душу. Думаю, окончательно упокоить вас можно.
— Не смей говорить обо мне — обо всех нас! — как о тупой нежити! Мы люди! Мы могли бы прожить нормальную жизнь и получить нормальную смерть, если бы не вмешались такие, как вы! — вызверился покойник и бросился на прозрачную стену, укрывающую моих товарищей.
Кьера грязно выругалась и, судя по моим ощущениям, добавила еще один щит. Ну хоть эта ушами не хлопает зря.
— Вы не люди, — отчеканил я в спину беснующейся нежити. — Вы уже давно не люди. Тебя рвет на части от голода, который не имеет ничего общего с человеческим. Твои чувства — не чувства людей. Живые не способны на такую тоску. И боль ощущают живые совершенно не так. Ты мертв. Ты просто неудачный эксперимент заигравшихся магов. Они хотели найти секрет вечной жизни, а создали лишь идеальную нежить. Разумную, сильную, выносливую. Но нежить. Смирись с этим.
Недовольное ворчание, раздавшееся в ответ на мои слова, заставило нервно вздрогнуть. Потому что звук издал не Кевин, а… другие. Множество других. Я увидел приближающиеся силуэты. И высокие, и низкие, и тонкие, как молодые деревца, и необъятные, как винные бочки.
О Тьма… И женщины, и дети, и старики…
— Кто мог дать разрешение на… такое? — не поверил я своим глазам. — Кто мог позволить использовать в качестве материала… детей?!
— Гильдия магов. Великая и могущественная гильдия магов, — прошелестел чей-то голос со стороны приближавшихся умертвий.
— Никого не щадили, — продолжил кто-то еще. — Некроманты не боятся крови… И смертей не боятся. И изувеченных душ. И отнятого посмертия.
— М-материал для эксперимента должен быть максимально разнообразен, дабы обеспечить объективность и точность результатов, — заикаясь, произнес я заученную фразу из учебника. Только сейчас я понял ее истинное значение. — Дракон и Единорог…
Уверенность в том, что я выбрал правильное место для обучения, покидала меня стремительно, как кровь, хлещущая из разорванной артерии.
Нельзя так… Нельзя приносить в жертву всех подряд, прикрываясь высшей целью или чем там еще руководствовались мои коллеги в давние времена. Нас учили, на каждом занятии вбивали: всякая жизнь ценна; двадцать раз подумай, прежде чем вонзить в живое существо ритуальный нож, даже если занес его над кошкой; нельзя убивать единственно из исследовательского интереса… А всего каких-то четыре века назад творилось такое. И ведь многие из тех, кто учит нас сегодня, жили и тогда. Маги долго коптят небо, куда дольше тех смертных, которые не обладают даром. И часть наставников Академии, светлых и темных, входит в верховный совет гильдии… Они вполне могли проголосовать «за», когда поставили вопрос об использовании членов семей мятежников в качестве подопытных.
Да как после этого вообще можно жить? Как можно смотреть в глаза студиозусам и еще сметь их чему-то учить?
— Это чудовищно, — одной фразой выразил я весь спутанный комок моих мыслей. — Так нельзя.
— Ишь ты, — раздался смех откуда-то из толпы умертвий, которые застыли на границе света и тьмы. — Как мальчик заговорил… Ты такой же. Ты один из нас. Ты наш.
— Нет! — взвыл я. — Никто ничего не делал со мной. Я рожден женщиной! Я не умертвие!
— В смерти рожден, — издевательски ответили мне.
Сердце заколотилось как бешеное.
— Смертью благословлен, — продолжил кто-то.
Дышать стало невыносимо тяжело, воздух вырывался из легких с мучительным хрипом.
— В смерти обрел силу, — упала, как горсть земли на гроб, следующая фраза.
Перед глазами замелькали крути. Удушье становилось все более нестерпимым.
— И сам — смерть.
Сердце остановилось. Стукнуло один раз, слабо, из последних сил. И остановилось.
А я ничего не почувствовал.
Вообще ничего.
Даже легче вроде бы стало.
И легкие гореть перестали.
Забавно. Я вроде бы как умер, ведь так? Кровь не течет по жилам. Дыхания нет. Но я чувствую себя почему-то лучше…
— Келе! — истошно заорали сзади.
Я обернулся, не понимая, по какому поводу такой крик.
— … тебя …! — грязно выругался Рем, когда заметил, что мертвяков вроде этого Кевина оказалось куда больше, чем студиозусы надеялись.
А там ведь Эльдан. Погеройствовать захотел, придурок остроухий. Благородный рыцарь в черном, в одной руке — череп, в другой — ритуальный нож.
Подумал бы лучше о том, каково будет друзьям, если с ним что-то стрясется. Умертвие по имени Кевин оказалось более-менее лояльным, но это же не значит, что прочие твари будут столь же неагрессивными и не порвут некроманта-недоучку на части при первой возможности. У нежити иная логика, порой непонятная живым.
Толпа немертвых приступила к беседе, наверное, жутко познавательной, если бы еще можно было понять, что означали короткие выкрикиваемые фразы. А вот Эльдан… Он вдруг начал раскачиваться из стороны в сторону, едва не падая, и схватился за горло, будто его что-то душило.
— И сам — смерть, — произнес кто-то из мертвяков.
После этих слов эльф замер, как каменное изваяние. Это показалось старосте еще более жутким, чем недавнее раскачивание.
— Келе! — закричал Рем.
Эльдан медленно повернулся. Кьера еле слышно охнула.
Лицо остроухого было до ужаса бледным. В данный момент он больше напоминал свежий труп, чем живого эльфа. И глаза у него были как два черных омута — ни радужки, ни зрачка, ни белка, одна лишь глянцевая вязкая чернота.
— Что? — немного хрипло спросил Эльдан. — Чего орать-то так?
— Ты… ты как? — выдавил из себя Рем.
Остальные ребята молчали, будто бы разом онемели.
— Ну… Вроде бы нормально. Как мне кажется. Бывало и хуже.
В голосе эльфа звучала какая-то неуверенность.
— У тебя глаза… странные, — заметил Рем.
— Да брось, все будет хорошо, — пожал плечами Эльдан, невероятно правдоподобно притворяясь совершенно спокойным. — Ну подумаешь, что-то там с глазами. Мало ли что.
Ему даже поверили. Константин — тот сразу же повелся. Он предпочел поверить в слова Эльдана и успокоиться. Так куда легче. Анджей тоже поверил, пусть и с некоторым сомнением. Все же спокойная
