После упорных боев кольцо окружения было разорвано. Пополнившись горючим, боеприпасами, продовольствием, приведя в порядок потрепанные подразделения, группа прорыва продолжала наступление.
«В город Брно, укрепленный бойницами, надолбами, мы ворвались с тыла, — заключает В. Нежурин. — Улицы были перегорожены мешками с песком, но враг уже выдыхался и организованного сопротивления оказать не смог».
Бригада занимала позиции в ста километрах от Праги. Бойцы знали, что Берлин взят. Огнедышащий дракон фашистской армии бился в предсмертной агонии. Когда же скатится его последняя голова? Объявления об окончании войны ждали каждый день.
Удивительно ли, что в последнюю ночь многим не спалось? Два командира орудий — Нежурин и Протасенко — сидели рядом с окопом и вели задушевную беседу: как будут жить после войны, если, конечно, не сложат головы накануне Победы.
Неподалеку от них сидел в своем окопе телефонист Белов. Держа трубку возле уха, он с кем-то громко переговаривался, бранился, шутил. И вдруг возбужденно заерзал:
— Алло! Алло! Береза? Что ты сказал? Ну! Да брось смеяться?! А если неправда, тогда что?
«Белов подозвал меня, — вспоминает Нежурин, — знаками поясняет: интересный разговор. И тут его вызывают на связь и приказывают поднять спящего командира взвода.
— Что? Зачем? Немец пошел в атаку? — спрашивал спросонья Мартынец. Через несколько минут от сна на его лице не осталось и следа. Он громко повторил переданное ему важное сообщение: — Сегодня в два часа по лондонскому времени в Берлине подписан акт о полной безоговорочной капитуляции фашистской Германии.
— Ур-ра-а! — закричали мы с Протасенко и кинулись обниматься. Побежали по окопам всех будить: вставай, служивый! Война кончилась, а ты все спишь!
Куда и сон делся. Люди хлопают, тискают друг друга. А вокруг — ружейная и пулеметная стрельба, уже мирная — салют Победы!
Утром мы еще с опаской смотрели на позиции врага. Полная тишина. Идем вперед, в село, вчера занятое противником. Оно словно вымерло. Ни врагов, ни жителей. А навстречу идут и идут колонны немцев с белыми флагами. В небе пролетают наши «ястребки», покачивая крыльями в знак приветствия и восторга».
Еще вчера зарывались в землю, как кроты, чтоб не лечь в нее от шальной пули, снаряда, мины; еще вчера небо, исполосованное трассами огня, дышало смертью; еще вчера круто кипел бой, выпаривая людские жизни, а сегодня наступила новая эра — эра мира.
Бригада продолжает путь. Население ее встречает хлебом-солью. Чехи смеются, пляшут с бойцами, празднуя победу над фашизмом. Но вдруг за горизонтом слышатся знакомые раскаты канонады. Бой? С кем? Ведь немцы капитулировали?!
Оказалось, какой-то фашистский генерал не пожелал сдаться в плен. Нашим войскам, в том числе и бригаде, пришлось еще три дня воевать, чтоб уничтожить окруженную группировку.
Обидно умереть накануне победы, еще обиднее быть убитым после того, как она уже объявлена. Эти чувства испытали истребители танков, когда добивали осатаневших фашистов, когда последний раз хоронили однополчан…
Встречи. Эпилог
Осенью 1942 года под Воронежем был тяжело ранен лейтенант бригады А. В. Хрусталев. Врачам удалось спасти ему жизнь, но она стала похожей на длинный и темный туннель.
Двадцать восемь лет стучал Алексей Васильевич палочкой-выручалочкой по одесским тротуарам, нащупывая путь. Двадцать восемь лет солнце всходило не для него. И двадцать восемь лет он упрямо шел вперед, веря, что выйдет к свету.
Десять операций сделали Хрусталеву в клинике Филатова. И каждый раз, когда снимали повязку с глаз, сердце взлетало в надежде, но тут же падало. Он пошел на одиннадцатую операцию. На этот раз зрение было восстановлено всего на пятнадцать — двадцать процентов, но это было равносильно возвращению к жизни.
Есть люди, которые вспоминают о прошедшей войне лишь 9 Мая, когда весь народ отмечает день Победы. Таких в нашей стране немного. Большинство связаны с войной неразрывно — как с собственной тенью: воевал сам или потерял родного человека. Не мало и тех, для кого минувшая война остается осязаемой на протяжении всей жизни.
«Никто не забыт, ничто не забыто» — эти святые слова определили жизнь Алексея Васильевича, взяли ее целиком, без остатка. Инвалид первой группы, полуслепой, он в поисках однополчан пишет в разные города Союза, дает объявления в газетах, ездит по стране, и вот уже невидимые, но прочные нити связывают его с П. С. Логуновым, И. И. Сечкиным, С. И. Овсянниковым, Ю. В. Рожиным, Б. А. Никитиным и другими бойцами родной бригады. Каждый из этих ветеранов горячо подключается к поиску. Слабый вначале призыв «Отзовитесь!» — обретает силу. Георгий Алексеевич Халтурин услышал его в 1983 году. Мысль о восстановлении боевого пути бригады пришла к нему давно. Она болела и мучила, но отвлекали дела, которые казались неотложными. И вот маленькое объявление в газете словно высветлило самое важное, самое неотложное дело.
На первую встречу, состоявшуюся в апреле 1983 года, смогли прибыть восемь из пятнадцати откликнувшихся однополчан. К октябрю группа выросла до тридцати человек и избрала бюро, которое возглавил Г. А. Халтурин.
А что же Хрусталев? Он ехал из Одессы в Свердловск, чтобы встретиться с Георгием Алексеевичем. Но состояние его здоровья так резко ухудшилось в дороге, что врачи в Казани были вынуждены снять его с поезда. Вскоре после возвращения домой Алексей Васильевич скончался.
Больших трудов стоило Халтурину разыскать адрес бывшего начальника артснабжения бригады П. П. Ромашина. Ростов-на-Дону… Да ведь там живет и бывший начальник химслужбы бригады А. П. Поляков. Выслал ему адрес Ромашина. Аристарх Петрович, обрадованный тем, что отыскался старый друг, с которым, оказывается, живут в одном городе, поспешил на встречу. Но вышел из дому Ромашина со слезами на глазах. Родные сообщили: Петр Прокопьевич скончался год назад.
Известиями о смерти оборачивались поиски многих однополчан. Но порой находили друг друга те, кто воевали бок о бок.
Узнав адрес своего бывшего комбата, в Свердловск приехал Л. С. Фазлутдинов. Георгия Алексеевич в это время не было дома. И Лутфей Сафиевич, бывший парторг полка, бесстрашный воин, бессильно присел на ступеньку лестницы, вытирая глаза: настолько сильно было желание увидеть боевого товарища, не раз доверявшего ему батарею.
Они встретились позднее, в седом как лунь человеке Халтурин не узнал бывшего командира взвода. Годы изменили и Георгия Алексеевича. Но когда фронтовые друзья начали вспоминать, время словно повернуло вспять.
— Ехал я к вам и разговорился с одним ветераном войны. Забыть, говорит, надо об этой бойне, как о кошмарном сне. Зачем, мол, отравлять жизнь молодым, рассказывая об ужасах и жестокостях.
А я ответил: на фронте нам с вами повезло. Пули, снаряды, посланные врагом, пролетели мимо или не уложили насмерть. Но я так понимаю: жизнь нам сохранена для того, чтобы мы никогда не забывали о тех, кто погиб. Давно поистерлись, пожелтели похоронки, а вдовы, матери не всё горе в слезах растворили. Большинство плачет молча. Сердцем.
Моя колокольня — командира огневого взвода — ограничена длиной ствола моих пушек. Но и с нее
