Это они, Господи…

Как тут не вспомнить его старшего собрата:

Я люблю тебя, жизнь,
И надеюсь, что это взаимно.

Что ж, взаимность это во многих ситуациях хорошо, но не в силах я вообразить, чтобы, допустим, пылко любимый ими Лермонтов, воскликнув

Люблю отчизну я…,

тут же присовокупил бы:

И надеюсь, что это взаимно.

Невозможно представить, чтобы и Пушкин написал о Петербурге хотя бы так

Люблю тебя, Петра творенье,
И надеюсь, что ты уважаешь меня.

Но — кто без греха! Нельзя же требовать ото всех, рифмующих «кошка-собака», пушкинского понимания.

Однако эти два поэта при некоторой общности имеют немало и различий как в жизненной позиции, в манере поведения, так и в литературном складе. Например, оба они после долгой комсомольско-партийной жизни вдруг на старости лет, как сказал классик, «у гробового входа» стали антисоветчиками. Но Ваншенкин порочит Советское прошлое очень осторожно, осмотрительно, гомеопатическими дозами, намёками, даже ребусами, которые не всякий разгадает. Допустим, к ядовитой антисоветской инъекции в давней литгазетовской подборке («три четверти века» мы «дрожали» и «висели на подножке» неизвестно куда летящего поезда) недавно присовокупил:

У страны своей родной
Мы находились в безднах комы,
В реанимации одной…

Но — вышел поэт, побрякивая медалями да орденами, из комы, слава Богу, покинул реанимацию, и, как сказано уже, скоро отметит 85-летие, Медведея ему уже второй антисоветский орден приготовил.

Есть у него ещё стишок «Смена» — о происшедшей в стране контрреволюции, тоже — аллегорический, непрозрачный, в сущности — ребус, рассчитанный на единоверцев:

Честно и смело,
Кончив дела,
Первая смена
Нынче сошла.

Кто же именно эти честные смельчаки первой смены? Не эти ли — Горбачёв и Ельцин, Гайдар и Чубайс, Черномырдин и Козырев, Березовский и Гусинский? Похоже, что так.

Дальше:

Нынче впервые
В первый свой (?) ряд
Вышли вторые
Как на парад…

Кто? Дерзнём и здесь предположить: Кудрин да Фурсенко, Зурабов да Христенко, Абрамович да Ходоркович… Но какой же «парад»? Трудятся в поте лица, копая могилу родине.

Надо сказать, что Ваншенкин вообще осмотрителен, осторожен, как стрекоза. Ведь он, между прочим, не подписал коллективное письмо в «Известиях» 5 октября 1993 года, вошедшее в биографии 42 писателей-подписантов как несмываемое пятно под названием «Раздавите гадину!» (о нём мы ещё вспомним). А ведь там — все его дружки-приятели и, надо думать, уговаривали. Ну, разве что не был в Москве тогда. А младший-то собрат Андрюшенька подписал…

У этого младшего немало разного рода «перекличек» и с другими авторами, он частенько просто повторяет их, пересказывает «своими словами», а то и просто цитирует без кавычек. Тут, увы, не всё благополучно. Например:

Я хочу и болей и радостей,
Я хочу свою жизнь прожить
Не вполсердца, не труся, не крадучись.
Я взахлёб её буду пить…

Похвально, пей. Однако же Пушкин сказал лучше:

Но не хочу, о друга, умирать.
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать…

А вот:

Всё должно быть прекрасно в людях…