мысли! Вот засада!'
'Влад. Очень вас прошу, успокойтесь и не вибрируйте. Не надо уподобляться сороконожке из басни. Сосредоточьтесь на делах насущных и неприятное ощущение скоро само пройдет. Вон и товарищ ваш волнуется. Нельзя так из реальности выпадать. Вы меня слышите?!'
'Так точно! Ой, виноват…'
'Влад…'
— Влад! На тебе шо столбняк напал? — ощутимо ткнул меня в бок Швед. — Эй, боец! Очнись!
* * *
— Хорош трясти, я же не груша.
— А ты не зависай на полуслове. Блин горелый! Тут и так все стремно до упора, так еще и ты замер, как истукан. И в глазах пусто.
— Извини, Коля. Это я с Эммануилом потолковать решил. Так сказать, не откладывая.
— И чего он?
— В отказ не пошел, — я потер указательным пальцем кончик носа. Слышал где-то, что у человека там много нервных окончаний, массаж которых способствует усиленному мышлению. Может, байка, а может — нет. Иначе, откуда бы взялась такая распространенная привычка? — Но и причастность свою к происходящим событиям отрицает. Типа, проходил мимо, остановился поглядеть. Беспредела не допущу, но и по мелочам прошу не беспокоить. В таком вот аспекте…
— Тоже неплохо. А то знаешь, как в детстве… Только построишь домик, придет какой-нибудь фулюган и все порушит. Теперь — фигвам! А со сверстниками мы и сами управимся. Верно? А то избыток богов в одном отдельно взятом мире явно превышает пределы разумного. Прямо зашкаливает, как Гейгера в Чернобыле.
— Верно… — и тут меня осенило. Наверно массирование носа помогло. — А ведь он мне кое-какую мыслишку подкинул.
— Свети?
— Полигон… Эммануил сказал: что начальство на учениях всегда напрягает… Вот я и подумал: а что если и тут так? Идут какие-то учения, вот и понаехали лампасники?
— Полигон, это интересная мысль. Знать бы только: что испытывают?
— Да какая разница? Обычный расклад — темные и светлые, синие и оранжевые. НАТО уж точно тут нет, — я даже усмехнулся такому предположению. — Но смысл игры все тот же: кто первый штаб захватит, тот и молодец.
— Хорошо бы. А то знаешь, как может быть?
— Ну?
— Баранки гну… — прапорщик насупился. — Кто-то ядреный батон испытывает, а кто-то живую силу изображает. На предмет вычисления зоны поражения? Такой сценарий тебе как? Или считаешь, статистов командование гуманно предупредит?
— М-да, господин Шведир. Умеете вы ободрить товарищей. Увы, в такой махровый демократизм даже либералы не поверят. Один парад 86-го года на Первомайские праздники в Киеве достаточно вспомнить. Когда радиоактивное облако, мать его городов Русских, как раз накрыло… Но, нет! Не верю. Это был бы как раз тот самый беспредел, который Эммануил обещал не допустить. А я хоть и потомственный атеист, почему-то ему верю.
'Во всяком случае, очень хочу верить. А иначе…'
— Эх, глотнуть бы сейчас чего-нибудь. Тонизирующего…
— Чаю хочешь?
— Чаю?! — я чуть лезгинку не станцевал. — У тебя есть чай?
— Ну, да… Полная баклажка. Я же упоминал, когда снарягу пересчитывал.
— Давай, родной. Давай… — заторопил я Шведа, почти вырывая у него из рук армейскую фляжку. — Вода, молоко, квас, мед и пиво — это здорово. Все натурпродукт и без ГМО. Но, если бы ты знал, как по утрам хочется кофе. Ну, или хотя бы 'чайковского' хлебнуть.
— Интеллигентские замашки. А вино?
— Не придирайся к словам… — отмахнулся я, свинтил крышечку и с удовольствием, взахлеб стал глотать вожделенную жидкость, которая только в этих, экстремальных условиях и могла сойти за чай.
— Ностальгия замучила, — оценил мои действия Николай. — Чтоб эту бурду вот так душевно употребляли, я только несколько раз видел. В горах… только тогда источник простреливался. А солнышко не только чужаков, но и своих не щадило.
— Да, — оторвался я от баклажки и потряс ее возле уха, на предмет определения полноты. — Я тот день тоже помню… Но тогда нас обыкновенная жажда мучила, а сейчас — как привет из дома получил. Жаль, надолго не сохранить, прокиснет.
— А помнишь, как ты наблюдателем за самолетами был? — поддался воспоминаниям Николай.
— Еще бы, — усмехнулся я. — Такое не забывается.
Николай вспомнил случай, произошедший на учениях. Я тогда подбивал клинья к одной вольнонаемной молодой бабенке из кухонной обслуги. То ли разведенке, то ли попросту — морально неудовлетворенной жизнью. Собственно, да какая разница парню в девятнадцать лет? И надо заметить: вполне успешно. А она, видимо, с целью подогреть солдатские чувства, или (сказывался опыт) для нейтрализации воздействия бром-компота, регулярно снабжала меня самогоном. Раз на три-четыре дня передавая мне за ужином полную баклагу. Нам тогда, в виду эпидемии дизентерии в округе, запретили пить воду, а только вот такой, 'соломенный' чай. Поэтому баклага у пояса никого не напрягала. Учебную тревогу объявили сразу после ужина. В общем, все как всегда. Погрузились, выехали, выгрузились, пробежались… Рутина. Если б на привале ко мне не подошел комбат и не попросил хлебнуть чайку.
Зная, что у меня там, я попытался съехать. Объясняя, что чай вчерашний. Типа, не поменял сегодня. Хотел с утра свеженького. Но майор заднюю не врубил. Пришлось подать ему баклажку. После первого глотка, комбат замер, глядя на меня поверх баклаги, как в прицел… Я аж вспотел. Секунды в минуты вытянулись. Потом майор хмыкнул, и так присосался, что только булькало. Думал, до донышка высосет. Оставил… И не только оставил, но и мне предложил глотнуть. А потом назначил наблюдателем за самолетами. Это, когда все роты ползают и носятся в ОЗК и противогазах по пересеченной местности, а ты сидишь под деревом и примерно каждые двадцать минут орешь на весь полигон: 'Воздух!'. А утром, когда посылали машину в часть за завтраком, комбат отправил меня с кашеварами, шепнув: что если и сегодня, и завтра чай будет не хуже, то самолеты условного противника станут моей личной заботой до конца учений.
Такая вот история…
'Ну, ну… Сегодня на Патриарших прудах, тоже будет интересная история…' — хихикнуло мое подсознание, намеренно приводя, не так чтоб очень к месту, но и не просто так, одну из самых опасных цитат всей современной литературы.
* * *
— Дохлятиной воняет, или мне кажется? — спустя пяток-другой минут неторопливого передвижения по прежнему азимуту, спросил Швед.
— Да, что-то в лесу сдохло, это точно, — подтвердил я. — Аромат еще тот.
— Что-то… Аромат… — проворчал Николай. — Умеешь ты слова выбирать. Да тут целое стадо слонов… — он неожиданно замолчал, и какое-то время шел молча. Потом хмыкнул. — Вот засада…
— Где? — я развернулся, готовясь к бою, быстрее, чем осознал, что тон не тот. И Швед, шагая сзади, не может заметить опасность раньше меня.
На мое движение тот тоже щелкнул предохранителем и повел стволом по дуге, выцеливая невидимого врага. Но так как лес вокруг был безмятежен и тих, как нужник после отбоя, Швед вернул флажок обратно и поинтересовался:
— Ты чего, Влад? Померещилось что-то?
