— Пуля необычная, — скребёт её ногтём, — на серебро похоже.
— Это и есть серебро. Только оно способно убить… оборотня, — Рита мрачнеет.
— Зачем пули из серебра? — Осман не воспринимает реплики Риты.
— А мне понятно, — раскосые глаза Ли излучают страх.
— Понимаешь, Осман, мир устроен несколько иначе, чем мы представляем, — в упор смотрю в каменное лицо друга.
— Напарник, считаешь, стоит открыть им правду? — вмешивается Катя.
— Они уже по уши увязли в этих событиях, и кажется мне, у них на роду написано быть с нами, в общей упряжке.
— Он всё равно не поверит, — усмехается Катя, снимает контактные линзы и впивается гипнотическим взглядом вмиг посеревшее лицо аварца.
Светящиеся зелёные глаза с вертикальными, угольно чёрными зрачками, вводит ступор бесстрашного сына гор. Ли, тот, вообще шарахается в сторону, опрокинув стул.
— Ты оборотень? — глухо произносит Осман.
— Нет, — отмахивается Катя, — Ритка у нас оборотень, мы с Кирюхой другие, а Эдик человек. — Ты не бойся, мальчик, обращается она к Ли, — мы тебя не съедим, — в голосе звучит явная ирония.
Ли справляется со своими страхами, но напрягается как струна, поднимает стул, осторожно садится, не сводит изумлённого взгляда с Кати.
— А совсем недавно глазки мне строил, — театрально вздыхает несносная ведьма. Уже не нравлюсь?
— Губительная красота, — нашёлся, что ответить Ли.
— А то! Настоящая красота, с ног сшибает, — осветила его глазами рыжая красавица.
Эдик хлопнул рюмку коньяка, закусил солёным огурцом, с обожанием глянул на Катюшу и у неё на лице мгновенно пропадает язвительное выражение.
— В душе я верил во всякую хрень, — в потрясении бормочет Осман и замечает, как вспыхивает в негодовании Рита, поспешно извиняется, — за хренью я не вас имел в виду, — уточняет он.
Я не удерживаюсь, смеюсь. Это разряжает обстановку, страхи улетучиваются, друзья просто стали пытаться осмыслить новые открывшиеся обстоятельства. Уверен, человеческая психика — субстанция гибкая — способна подстраиваться под меняющийся мир.
— Так значит, — после осмысления медленно говорит Ли, — если есть оборотни, значит существуют и вампиры?
— И не только они, но и много другой хрени, — Катюше явно понравилось это слово.
Ли рассеяно пошарил взглядом по столу, замечает головку чеснока, кладёт в рот и усилено двигает челюстями, раскосые глаза мигом наполняются слезами, похоже, чеснок оказался ядрёным.
— Любишь чеснок? — с насмешкой говорит Катя.
— Это от вампиров, — кривится Ли.
— Мальчик, — смеётся Катюша, — чеснок отпугивает не только вампиров, но и женщин.
— А я луком потом заем, чтоб чесноком не пахло, — невозмутимо отвечает Ли.
Обстановка полностью разрядилась, всем весело, да и коньяк добавил раскованности, разговариваем обо всём, значит ни о чём. Просто здорово! Ли выдал пару анекдотов, Осман вспомнил, как ему в часть прислали посылку с аварским деликатесом, с сушёной лошадиной ногой. Вся рота пыталась её разгрызть, едва зубы там не оставила. А сам Осман ел её как мясо нежного ягнёнка, разве, что жилы лошадиной ноги рвались как струны гитары. Рита от смеха уже не может сидеть на стуле, тихонько сползла на пол, Катюша и я хохочем, Ли посмеивается.
— Если тот Ассенизатор напал на вас, он отступился от своих принципов, следовательно, в среде Ассенизаторов начался раскол, вероятно, нарушается Равновесие, — неожиданно раздаётся спокойный голос Эдика.
Смех обрывается, Рита с испугом смотрит на него, Катя мрачнеет, я тут же вспоминаю слова Леонида Фёдоровича: 'Сбой программ начинает происходить в самих Ассенизаторах. Это уже не шутки, начало конца. Если нами завладеет сей вирус, произойдёт Армагеддон'.
— Это плохо? — насторожился Ли.
Осман смотрит на меня, словно бык, который увидел соперника. Это у него так всегда проявляется сильное волнение.
— Что вам сказать, ребята, конечно, ничего хорошего в этом нет, — вспоминаю Отстойник, где томятся души и праведников и грешников — результат крушения Равновесия. — Чует моё сердце, придётся лезть в заброшенное метро. Есть ощущение, отступник пошёл на сговор с низшей нечистью, метро хорошее для них убежище, необходимо собрать много серебра для пуль, — вздыхаю я, мне так не хочется плавить драконью вазу.
— С серебром проблем не будет, — лицо Ли озаряет радость, — на свалке самолётов тонны серебра, все высокочастотные кабеля имеют жилы из серебра, мы же сами цепочки из них плели, — Ли снимает с шеи ажурную цепочку.
— Вот это да! — Катя выхватывает её из его рук. — Какая красивая!
— Дарю, — мягко улыбается Ли. Он уже не боится Катиного взгляда.
— Эдик, сможешь изготовить пули из серебряной проволоки?
Он чешет бороду, хмыкает:- Куда я денусь, Кирилл.
Расходимся поздней ночью, опять не выспимся, а ведь завтра, как обычно, насыщенный день. И ещё, необходимо предстать перед очами нашего шефа. Ловлю себя на мысли, эта неминуемая встреча меня пугает. Белов Леонид Фёдорович не просто оборотень, в этом я не сомневаюсь, он существо иного рода. Дарьюшка и он, где-то одного уровня, и словно ведут они шахматную игру, но в ней правил нет, есть лишь фигуры. Интересно, кто я там, офицер, лошадь или пешка? А кто король? Кем является генерал Щитов? Вопросов много, ответов нет. Но в любом случае, необходимо спрыгнуть с шахматной доски и как можно быстрее.
Все ушли, сижу один. Рита хотела остаться, но, что-то воспротивилось в душе, теперь знаю, что именно, моя душа томится по Стеле. Катаю по столу свой камень, он мягко светится, словно печалится вместе со мной.
— Вот как бывает, — обращаюсь к нему, — необдуманно поступил, совершил ошибку и как мне разбить этот узел?
По камню ползут алые линии, как артерии наполненные кровью. Глажу тёплую поверхность, и становится мне легче, будто поддерживает он меня.
Утро в общаге начинается с хождения жильцов по коридору. Хлипкая дверь легко пропускает все звуки, просыпаюсь, встряхиваюсь как собака, выгоняя остатки сна, обречённо иду умываться, впереди новый день.
На улице всё замело снегом, тихо и морозно, почти декабрь. Иду в свою роту, надо показаться на глаза капитану Бухарину, да и взять сапоги у прапорщика Бондара, по таким сугробам в ботинках замучаешься ходить, носки постоянно мокрые.
Из-за рта вырывается пар, скрипит под ногами, чисто вокруг, снег скрывает всю грязь. Вот так и некоторые люди, под внешней благочестивостью, прячут свои грязные помыслы, не даром говорят: чужая душа — потёмки. А ведь нам придётся разгонять тьму, иначе тьма, разгонит нас. Права Дарьюшка, приближается война, идёт приготовление войск и с одной стороны и с другой. И ещё неизвестно, что хуже, потусторонняя нечисть нападёт на людей или люди на людей. Как я недавно заметил, даже упыри имеют сострадание к себе подобным, но не человек к человеку. Сколько он накопил оружия и изобретает ещё более смертоносные системы уничтожения. Точно, скоро озарится Земля десятками тысяч ядерных зонтиков, Отстойник долго пустовать не будет.
В роту прибыл раньше капитана Бухарина, бойцы уже пробежались по утреннему снегу, толпой заходят в казарму, там гудит басом прапорщик Бондар, даёт указание Мурсалу Асваровичу. Каптёр нагрузился простынями, с пониманием кивает, словно они обсуждают некую военную хитрость, замечает меня, смуглое, величиной с казан, лицо озаряется улыбкой. Прапорщик Бондар оборачивается, окидывает меня хмурым взглядом.
— Здравствуй, Кирилл Сергеевич. Мурсал! — так же хмуро обращается к каптёру, — помнится у тебя,
