сапоги хромовые завалялись, принеси товарищу старшему лейтенанту.
— Спасибо, товарищ прапорщик, — с чувством говорю я.
— Как отдохнул? — смягчается Бондар.
— Энергично.
— Ну, ну, — он неожиданно улыбается, — принимай роту, капитан Бухарин в отъезде.
— Товарищ старший лейтенант, разрешите строить роту на завтрак! — отдаёт честь сержант Ли, в раскосых глазах радость, из-за рта конкретно пахнет чесноком.
— Строй, — рассеяно говорю я, — ты бы рот прополоскал.
— Не помогает, — щурится Ли, — вчера целую головку чеснока съел. Зато, ночью, к нам никто не пристал, — шутит он. — Рота стройся! — орёт он.
— Ключи от кабинета командира, — протягивает связку прапорщик. — Да, к тебе три дня назад, двое мужчин на КПП приходили, утверждали, что твои друзья. О тебе всё выспрашивали. Сказал, что ты в командировке.
— Как они выглядят? — холодея, спрашиваю я, уже знаю кто это. Вот настырные!
— Высокие, в длинных пальто, бородки, как у священников, но, слишком молодые для них. Глаза нехорошие, цепкие, холодные, как у фанатиков. Сознаюсь, даже в моём сердце прошёл трепет. Что за люди? — прапорщик Бондар внимательно смотрит на меня.
— Большие крысы, — говорю одеревеневшими губами.
— От крыс необходимо избавляться, не води с ними отношения, — назидательно прогудел прапорщик Бондар.
— Послушай, сам не хочу! — с горячностью вырывается у меня такая фраза.
Прапорщик улыбнулся:- Будет необходима помощь, обращайся, у меня друг начальником поселковой милиции служит.
— Боюсь, он не поможет, — мрачнею я, — на таких как они, даже яды не действуют.
— Очень образно, — поджимает губы прапорщик Бондар.
— Вообще, спасибо, — искренне говорю я, — если возникнет необходимость, воспользуюсь вашим предложением.
Мурсал Асварович грохнул о пол новенькие сапожки:- Принимай, Кирилл Сергеевич! Сносу не будет, на обратной стороне галифе пятнадцать и тринадцать насечек.
Я уже знаю, часто сапоги делают зеки. Насечки обозначают: максимальные — общий срок, минимальные — сколько отсидел. С таким послужным списком, зекам предоставляется всё самое лучшее: кожа, нитки… и, естественно, за столько лет заключения зеки приобретают не дюжий опыт. Обычно, таким вещам, действительно, сносу нет.
Сержанты Ли и Осман уводят роту на завтрак, я захожу в кабинет командира роты, стягиваю промокшие ботинки, с удовольствием влезаю в сапоги. Оглядываюсь. Где-то должен быть электрический чайник и кофе. Резко звонит телефон. Возвожу глаза к верху, это явно Белов Анатолий Фёдорович. Откуда он узнал?
— Беру трубку:- Слушаю вас, товарищ полковник.
В трубке хмыкнули, раздаётся знакомый голос:- Ты не ёрничай, Кирилл.
— Да я и не думал.
— Почему вчера не пришёл на доклад?
— Поздно было, товарищ…
— Для меня нет ни дня, ни ночи, ты это должен был давно понять, — перебивает меня он.
— Исправлюсь.
— Опять ёрничаешь?
— На этот раз нет, — кусаю себя за губу, надо быть осторожнее.
— Ну да, ну да, — слышится смешок, — в девять всей командой ко мне, — приказывает он.
Так подмывает сказать, Катя не успеет, неожиданно шеф ошарашивает меня следующей фразой:- Нет, лучше в десять, Катюша не успеет собраться, — в его голосе звучат нотки доброго, уставшего от долгой жизни, дедушки.
Сижу с пикающей трубкой, нервно смеюсь. В дверь коротко стучат.
— Да, — кладу трубку на место, встаю, поправляю гимнастёрку. Кого это чёрт несёт?
В кабинет протискивается замполит, лицо каменное, в глазах. Как муха в паутине, увязла обида. Вижу, как косится на мои погоны.
Он проходит в кабинет, без приглашения садится на стул. Хам, однако.
— Кирилл Сергеевич, я несколько не понял, что сержанты Ли и Магомедов делают в роте? Они должны быть на гауптвахте.
— Уверен? — во мне вспыхивает злость. Сажусь в кресло командира роты, с умным видом открываю журнал, насмешливо смотрю в бледное лицо замполита. Ба, да у него даже прыщики есть, как у юнца! Совсем зелёный, с сожалением думаю я.
— В воспитательных целях, не следует проявлять мягкость, — с напором говорит он, — иначе кто Родину будет защищать.
Приподнимаюсь на локтях, долго смотрю в глаза, замполит заёрзал на сидении, пару раз кашлянул кулак.
— Разболтаются, так и до предательства недалеко, — не угомонился он.
— Послушай, старший лейтенант, — сознательно называю его по званию, — сколько у тебя орденов?
— Не понял, причём здесь ордена? — он ещё сильнее бледнеет.
— Тебя хоть раз отмечала партия высокой правительственной наградой?
— Нет, но я…
— А у этих сержантов есть ордена. Если ещё раз их тронешь, морду набью. Вон отсюда.
Замполит застывает, как курёнок на насесте перед старым, умудрённым житейским опытом, бойцом- индюком.
— Это вы мне? — кукарекнул он.
Я встаю, наливаю с графина воду, отхожу к окну. Валит снег, в этом году его как никогда. О замполите совсем забываю, словно не существует он для меня.
— О вашем поведении я обязан доложить в Особый отдел, — вновь раздаётся кукареканье.
— Что ж, голубчик, докладывайте. Кстати, я, сейчас, сам туда иду. И ещё, не гуляйте по ночам, не ровен час Рита тебя узрит.
— Какая Рита? — теряется замполит, смотрит на меня едва не с суеверным ужасом, поспешно встаёт. Хлопнула дверь. Я пытаюсь отодрать форточку, чтоб проветрить помещение. Что-то меня начинают посещать мысли, не гожусь я для военной службы, характер не тот. Неужели опять в сантехники? Вот было тогда здорово! Тебя обложили матом, ты их. И, в худшем случае, деньги не дадут. В другом месте можно заработать. Неожиданно вспоминаю Пастуха, который мечтал стать маленькой птичкой или улиткой. Но, никогда не спрячешься от хамства и несправедливости. Замполит говорит, воспитывать надо. А может, наоборот, взять их всех, и размазать по асфальту? А, что, хорошая идея! Я даже засмеялся от таких мыслей.
Выхожу из кабинета:- Я в Особый отдел, — говорю дневальному по тумбочке и быстро покидаю роту.
С Эдиком заранее приготовили доклад, дабы отвести от нас подозрения. Не знаю, получится нам обмануть проницательного Белова Леонида Фёдоровича, но вся надежда на необыкновенные способности друга. Его мысли невозможно вытянуть из головы, так как, они витают где-то в стороне от своего хозяина.
Вначале захожу к Эдику. Он давно на ногах, бодр, успел слегка выщипать бороду, сбрызнулся одеколоном.
— Готов с шефом знакомиться, — здороваюсь с ним за руку.
— Попробую.
— Он не человек.
— Понятное дело, — Эдик достаёт увесистую папку. — Я скорректировал вектора и теперь всё
