во что бы то ни стало.
— Что значит обжать?
— Ну опередить. Обезвредить. Но сначала узнать, привезли они Светлану или нет. Вы говорите, что у них 'Жигули' красного цвета. Это хорошо. Мы проедем с Шуриком к вашему дому и попытаемся узнать, привезли они Светлану или нет.
— Как вы узнаете?
— Визуально. Мало ли зачем я подъехал к вашему дому. Если мы застанем Шурика с его самосвалом, то надо пробовать…
— Что значит пробовать? Они же сказали, что убьют Светлану.
— Понтят. Им никакого смысла нет идти на мокруху просто так. Она скорее всего у них дома спрятана.
— Тогда какой смысл с ними связываться?
— А такой, что у нас нет другого выхода. Ну ладно, чего там базарить. Все решится само собой. Кажется, возле дома Шурика стоит самосвал. Он дома. Отлично. Нам повезло. Значит, план такой: мы Шурика высаживаем на углу Вознесенской и Лермонтова, он идет к 'Жигулям', заговаривает с ними по какому-нибудь пустяку, скажем, брательника надо срочно подвезти к больнице, дает полсотни баксов, а сам заглядывает в салон, они, конечно, ему отказывают, он дает нам знать, в машине Светлана или ее нет там…
— А как он даст знать?
— Поднимет одну руку и почешет затылок, а если Светлана в машине, то он пойдет в нашу сторону… Согласны?
— А дальше что?
— А дальше вам придется отдать кейс в обмен на Светлану. Согласны?
— Другого выхода нет. Был бы Шурик дома…
Шурик, слава богу, оказался дома. Он только что пообедал и смотрел телевизор. Шурик боготворил Костю, поэтому его не пришлось упрашивать. Он тут же обулся, натянул на себя куртку, и мы направились к самосвалу.
Все шло, как и было задумано. Шурик, пообщавшись с бандитами, дал нам знать, что Светлана в машине. Я тут же направился к 'Жигулям'. Мне было намного легче идти, будучи подстрахованным Костей и Шуриком. Я оглянулся — Шурик двигался в направлении самосвала. Все шло, как надо. Сейчас он подойдет к самосвалу, будет упрашивать подвезти брата к больнице, так решат грабители, а я тем временем обменяю Свету на кейс с банкнотами.
— Здесь все. Двадцать тысяч Инокентьев в качестве комиссионных оставил себе, — тот, кто взял кейс, крепко выругался. В руках у него был пистолет. Другой грабитель приподнял одеяло и выпустил Светлану из машины. К нам на бешеной скорости мчался самосвал. Мы едва отскочили в сторону, и в это мгновение самосвал врезался в красные 'Жигули'. Легковушка трижды перевернулась и легла кверху колесами. Из машины послышался стон. Костя подбежал к поверженной машине с монтировкой, с которой Шурик, как правило, не расставался, она была его всегдашним защитным и надежным оружием. Костя хватанул по целехонькому стеклу дверцы, сунул в нее руку и вытащил оттуда кейс. В машине стонали и взывали о помощи.
— Бог вам в помощь. А я помогу после того, как вы скажете, кто вас послал…
— Шамрай, — проговорил тот, кому я отдал кейс, — это он все, падла, затеял.
— Отлично, — сказал Костя и стал вытаскивать главаря шайки из машины. Вся физиономия у того была в крови. Костя отнес грабителя к самосвалу и, как мешок, швырнул в кузов. То же самое он проделал со вторым и с третьим бандитами.
Костя вскочил в кабину и тихо сказал Шурику:
— А теперь гони в больницу, брательника надо выручать…
Мы мчались по дороге с невероятной скоростью. В больнице Костя предъявил свои документы и пояснил, что на дороге, на улице Вознесенского, в перевернутой машине нашли трех раненых граждан и срочно доставили в больницу. Больше того, он потребовал расписку о том, что сдал трех раненых мужчин в такое-то время такого-то дня. Он объяснил, что документ ему, как частному сыщику, понадобится для предстоящего следствия.
Потом Костя подошел к стонущему грабителю и стал с ним разговаривать:
— Кто вас сбил? МАЗ, крытый брезентом? Голубого цвета, говоришь. Номера не запомнил? Нет, ну, выздоравливай, дорогой. Не забудь, что МАЗ был крыт брезентом. А теперь дай-ка пальчики, — прошептал Костя и наклонился над стонущим, чтобы снять отпечатки пальцев, — отпечаточки твоих гнусных царг, может быть, понадобятся. И еще, милый, повернись-ка на бочок: что там у тебя пристегнуто булавочкой. Так, бумажничек. Великолепно. 'Удостоверение'. Гладышев Василий Кузьмич, инспектор по особым поручениям. И подписал лично Шамрай. Что ж, Василий Кузьмич, это тоже в дело пойдет. О, да у тебя еще один документик, которому цены нет. Это было 'Поручение' за подписью Шамрая, в котором сообщалось, что Гладышеву Василию Кузьмичу поручалось изъять у гражданина Теплова 180 тысяч американских долларов и доставить указанную сумму в Главное управление внутренних дел. А это алиби ты сам выпросил у Шамрая или он для чего-то еще тебе это дал?
— Сам, — простонал Гладышев.
— Для чего?
— На всякий случай. Отпустите меня. — На глазах у Гладышева выступили слезы…
— Выздоравливай и никому ни слова. А показания дай: 'МАЗ голубого цвета, крытый брезентом…'
Костя сел в машину и показал мне документы, изъятые у Гладышева.
— Теперь они у нас вот где, — и Костя показал свой огромный кулак. — Вы должны описать подробно всю ситуацию с ограблением и дать эту бумагу мне, мы ее пустим в ход, если понадобится, а пока она будет у меня и еще у кое-кого за тремя замками.
— Костя, ты настоящий сыщик! — не выдержала Светлана и поцеловала Костю в щеку.
— Ну и силен же ты, Костяга, — сказал я, прижимая к себе злополучный кейс.
— А пусть теперь жалуются на МАЗ голубого цвета, — расхохотался Шурик.
— Заткнись, Шурик. Жалко пацанов. Совсем дети. Шамрая бы прихватить, вот тогда можно было бы и посмеяться…
На меня вдруг накатила жуткая тоска. Господи, я снова стал соучастником убийства. Дай бог, чтобы они все выжили. Но какова ирония судьбы: меня преследует рок. Что же это творится со мной и вокруг меня. Я вспомнил, что еще на днях выступал перед студентами университета, и Костя там был, и Назаров, а я анализировал два учения: Толстого 'О непротивлении злу насилием' и выдающегося правоведа-мыслителя Ильина 'О противлении злу силою'.
Применение силы в борьбе со злом Толстой при любых обстоятельствах называет 'насилием' и видит в нем попытку человека 'святотатственно' заменить волю Божью. По Толстому, если человек вторгается во внутренний мир другого человека, подлежащий ведению Бога, то он нарушает самую главную заповедь: 'Возлюби ближнего, как самого себя'. Ильин назвал учение Толстого величайшей из нелепостей. По Толстому выходит так, рассуждает Ильин, когда злодей обижает незлодея, то это означает, что так угодно Богу, но когда незлодей захочет помешать этому, то Богу это неугодно. Нельзя всякое заставление называть насилием. Насилие есть только произвольное, необоснованное заставление, исходящее из ЗЛОЙ ДУШИ ИЛИ НАПРАВЛЯЮЩЕЕ НА ЗЛО. Чтобы предотвратить непоправимые последствия ошибки или ЗЛОЙ СТРАСТИ, человек, стремящийся к добру, обязан искать прежде всего душевно-духовные средства для предотвращения зла, но если таковых не найдется, он обязан применить силу, обязан, если сможет, одержать победу над злом. Прав тот, кто в последнюю минуту собьет с ног поджигателя, кто ударит по руке революционера, прицеливающегося в мирного жителя, прав тот, кто с оружием в руках бросится на солдат, насилующих девочку. Значит ли это, что цель оправдывает средства? Нет. Зло физического принуждения или пресечения не становится добром оттого, что оно использовано как единственно имеющееся средство для достижения благой цели. Путь силы и меча есть в этих случаях 'путь обязательный, НО НЕПРАВЕДНЫЙ'. Только лучшие люди способны вынести эту неправедность, не заражаясь этой бациллой. Они должны постоянно помнить о совершенном грехе, о том, что несут в себе заряд этой коварной неправедности. Любопытно, что Ильин говорит о том, что счастливыми оказываются монахи и художники, потому что им
