А потом шоу закончилось. На столах появились шампанское, фрукты, бутерброды, в огромных граненых бутылках виски, коньяки, водки разнообразного разлива и вкуса. Каждый норовил со мной выпить, и я почувствовал, что надо немедленно остановиться… Но, видно, мое решение было запоздалым, я уже не вязал лыка, но все же, собравшись с силами, поплелся сначала в туалет, а затем в зал — отыскивать Светлану…
Я пытался извиняться, проклинал на чем свет стоит этот вечер, который не сулил мне ничего хорошего. Мои предчувствия оправдались.
У выхода меня подхватили под руки два совсем юных молодца. Я решил, что мне такой почет, что это, должно быть, соответствует моему нынешнему статусу, поэтому я лепетал слова благодарности. Ничего не подозревавшая Светлана тоже села рядом со мной на заднее сиденье. Я назвал свой адрес, и мы помчались. У моего дома машина остановилась, и мне предложили выйти…
— Спасибо вам, ребятки, — забормотал я. — Пошли, Светочка, наконец-то мы дома.
— Света поедет с нами, — сурово произнес тот, кто сидел рядом с водителем. — И давай без кренделей, сучонок. Светлану мы отпустим тогда, когда ты принесешь двести тысяч долларов. Не принесешь, Светлане крышка.
— Сначала ей, а потом и тебе, — добавил сидевший рядом с нами молодец. — Так что думай… Ждем тебя завтра с валютой. На этом месте в восемь вечера.
— Но у меня нет таких денег, — сказал я. Мигом куда-то подевались моя эйфория и мое опьянение.
— Мы были на аукционе. Завтра ты получишь наличку и притащишь все вот на это место к восьми часам вечера, и мы сразу отпускаем Светлану…
— Шамрай вам этого не простит, — сказал я, решив вдруг посостязаться с ними. Но тут же получил сильный удар в лицо. Меня ударили тыльной стороной ладони, задев при этом и Светлану. Светлана закрыла руками лицо.
— За что же это, Господи? — взмолилась она.
— Молчи, сука, — прошипел тот, кто был рядом с водителем.
— Валяй, шмакодявка, — крикнул мне один из них и вытолкнул меня из машины. — И запомни, проболтаешься, твоей мадонне каюк! Убьем без предупреждений.
МАЗ голубого цвета
Целую ночь я не сомкнул глаз. Звонить было некому да и некуда. Мелькнула зловещая мысль: а что, если это акция самого Шамрая? Или Касторского? Или — Сашеньки? Как узнать? Созрело единственное верное решение: дождаться утра, а затем действовать по обстановке.
Инокентьев пришел в двенадцатом часу. Поздравил меня с баснословным успехом:
— В один день стать знаменитым и богатым — такое редко бывает, мой друг. Но я тебя забыл предупредить — десять процентов моих. Комиссионные, так сказать. Надеюсь, не возражаешь? — и он расхохотался во всю мочь, а я молчал, глядя на его отвратительную рожу. Я думал о своем, причастен он к бандитам или нет. Но разве узнаешь.
— Когда я получу наличность? — строго спросил я.
— Понимаю. Понимаю, — затараторил Инокентьев. — Ни алтарей, ни истуканов. Это все тот же Бунин. Счастливый ты человек. Все при тебе. Говорят, ты бабенку отхватил? Супер? Я люблю удачливых. Люблю, когда человек побеждает, — и он снова залился отвратительным смехом.
— Когда Шамрай придет?!
— Ты чего на меня орешь?! Нет, ты скажи, чего ты на меня зенки выпятил? Тебя блоха укусила? Или твоя кобылка копытцем лягнула?
Я молчал. Что толку вступать с ним в спор.
Во втором часу пришел Шамрай. Швырнул мне пачку банкнот. Я смотрел на него в упор, пытаясь разгадать что-то. А он сказал как ни в чем не бывало:
— Не веришь, пересчитай. Новые и менять не надо. Ты чего такой кислый?
— Да так. Блоха укусила, — ответил я, глядя на Инокентьева.
— Бывает, — сказал Шамрай и тоже расхохотался. — Нет бабок — плохо, есть бабки — тоже плохо. Вот жизнь пошла…
Когда ушел Шамрай, я отсчитал Инокентьеву две тысячи долларов.
Инокентьев поблагодарил меня и сказал, что к трем часам будет вся наличность в моем кармане, исключая, разумеется, положенные ему, Инокентьеву, десять процентов от общей суммы — это значит восемнадцать тысяч.
По мере того как разыгрывался сей спектакль с обогащением, я все больше и больше убеждался в том, что и Шамрай, и Инокентьев, и Касторский причастны к моему ограблению. Ловко все закручено. К кому идти, когда все так повязано, если сам Мерцалов вась-вась с этими бандитами. Я нашел номер телефона Сашеньки:
— Надо срочно увидеться. Богом прошу, умоляю, Сашенька, — никогда ни перед кем я так не распинался.
Она сказала, что приедет немедленно.
— Я тебе ничего не могу раскрыть, — сказал я, — но у меня такая беда, что и подумать страшно…
— Что случилось?
— Я думаю, что Анатолий знает, что случилось. Поговори с ним. Нельзя меня так сурово наказывать. Я лишился всего. Мне остается только умереть.
— Но скажи, в чем дело. Как мы можем тебе помочь, если не знаем, в чем твоя беда?
— Поговори с Шамраем, он знает.
— Хорошо, я поговорю. Только ты допускаешь большую ошибку, скрывая от меня свою беду.
— Поговори, и как можно быстрее. Через два часа я должен знать результаты разговора.
— Хорошо, — сказала она крайне недовольно и вышла из комнаты.
Через некоторое время действительно были доставлены деньги в сумме ста восьмидесяти тысяч долларов. Я отдал положенное Инокентьеву. Он снова стал паясничать, настаивать на том, чтобы я выпил с ним, но я наотрез отказался.
В четыре часа дня я позвонил Сашеньке, но она сказала, что нигде не может найти мужа, и попросила звонить через каждые полчаса. Я звонил до тех пор, пока почти не истек мой срок.
Я собирался идти на свою Голгофу с деньгами в сумке. У меня не было уверенности, что все закончится благополучно. Я слышал: девушек крадут и продают в рабство. Что им стоит пойти на обман. Взять деньги, отшвырнуть меня в сторону или прикончить. Я один в этом мире, и нет такой силы, которая могла бы мне помочь. Мне Жанна всегда говорила, зачем сосредоточиваюсь на худшем:
— Думай всегда о хорошем и жди лучшего, и оно, это лучшее, не замедлит явиться.
А как я могу думать о хорошем, когда в беде. Я постоянно нахожусь в тисках зла. Говорят, это главная проблема человеческого бытия: как примирить бытие Бога, всеблагого и всемогущего, с не менее могущественным злом. Люди теряют веру, потому что постоянно наталкиваются на торжество всемогущего зла. Но говорят еще и другое, будто опыт зла обращает человека к священному миру и к священным действиям. Я не имею права рисковать жизнью Светланы, поэтому я иду на сделку со злом, чего бы мне это ни стоило. Пусть ликуют Шамраи и Касторские, но я буду делать все, чтобы спасти Светлану.
В одно мгновение у меня созрело решение. Я должен и подстраховаться, и иметь хоть какие-то гарантии, что спасу Светлану. Я решил немедленно встретиться с Костей. Это был, пожалуй, единственный человек, которому я мог довериться. Я рассказал Косте о ходе событий. До встречи с бандитами оставалось три часа.
— Нам бы Шурика застать, — сказал Костя. — Нам нужен его самосвал. Я сомневаюсь, что они привезут Светлану. Они скорее приедут сами, и снова вы будете у них на крючке. Надо их обжать. Обжать
