меня в руках как раз приемник. Три дня тому назад меня избили за то, что я вступился за товарища, у которого из рук выхватили японский магнитофон.
— Сколько их было?
— Шестеро.
— Среди них был большеголовый в кожаной куртке и в клетчатой рубахе?
— Был. Но он стоял в стороне.
— Понятно. А вас в колодец никогда не собирались бросать?
Очевидно, такая перспектива не очень-то приглянулась парню. Он вздрогнул. Впрочем, проявил выдержку, улыбнулся и сказал:
— Пока нет. А вас бросали в колодец?
Я окончательно убедился, что это не Лукас, когда парень улыбнулся. У него были редкие зубы, а у Лукаса зубы даже наезжали один на другой. Заменить зубы за столь короткое время, разумеется, Лукас не мог.
Я извинился, сказал, что во всем сам виноват. Мы уже хотели уйти, как перебинтованный парень, которого звали Мишей, обратился ко мне с вопросом:
— Вы, наверное, ищете парня, похожего на меня. Вы знаете, я заходил в больницу, и у меня сестра спросила, нет ли у меня брата. Я удивился: 'А что?' А она сказала, что очень похожему на меня парню они оказывали медицинскую помощь.
Мы отправились в больницу. Нам повезло: мы сразу нашли медсестру, которая перевязывала и Мишу, и предполагаемого Лукаса.
По следу
Это произошло в воскресный день. Ко мне приехали приятели, и я пригласил их в местный ресторанчик. Трапеза подходила к концу, когда на пороге появился Костя. Я предложил ему выпить, Костя решительно отказался ('Вообще не пью!') и шепнул мне на ухо: 'Лукаса нашел!'
Я быстро расплатился и распрощался со своими приятелями: 'Дело есть дело', и мы едва ли не бегом кинулись к электричке.
Знойный воздух, горячая противная пыль, какой-то удушливый запах — то ли резина горела где-то, то ли еще какая-то гадость тлела, да плюс потребленный алкоголь — все это добавило к моему отвратительному самочувствию еще и ощущение полной неприкаянности.
Я плелся за Костей, который почти бежал.
Каким образом Костя узнал, что Лукас находится на стадионе, мне было неизвестно.
Билеты на футбол нам удалось купить с рук. Кто играл, как играли — мне всегда было безразлично, а в этой ситуации футбол давал нам возможность спокойно передвигаться по стадиону. Посидим пять-десять минут в одном секторе, осмотримся и двигаем дальше. Я никогда не видел сразу столько беснующихся людей. Что это? Страсть? Суррогаты волнений? Из-за чего?
Дождик стал накрапывать. Мяч на влажно-зеленом ковре казался маленьким и легким. Он почему-то стал сиреневым.
У восточных трибун мы сидели на ступеньках: дальше нас не пустила милиция. Меня пристально рассматривал крепенький усатый сержант. Он что-то сказал своему приятелю, должно быть, старшему сержанту, судя по нашивкам, и тот тоже повернулся в нашу сторону.
В это же время Костя показал мне парня в зеленой майке. Это был Лукас.
— Спокойно, — остановил меня Костя. — Подождем конца.
— Надо брать сейчас, — сказал я.
— Подождем! — Костя крепко сжал руку. — Надо осмотреться. С кем он? Куда пойдет? А взять всегда успеем.
Судя по всему, Лукас находился здесь один.
Я изредка поглядывал в его сторону, и что-то мне подсказывало, надо не мешкая, срочно приступить к действиям.
— Успеем, — повторил Костя, потом вдруг взмахнул руками и фальшиво закричал вместе со всеми: — Гол! Ура, гол!
Шли последние минуты матча. Угловой. Еще удар. Еще гол. Стадион счастливо и самозабвенно ревел.
Между тем Лукас вдруг стал быстро пробираться к выходу. Он двигался именно по тому проходу, где стояли наблюдавшие за нами сержанты.
Мы тут же вскочили и направились следом за Лукасом. Здесь-то и произошло непоправимое. Публика неистовствовала. Еще один гол, и еще одна вспышка энтузиазма, а тут произошло что-то такое, чего никто не ожидал, мы же сильно мешали публике — буквально наступали своими лапищами на ноги сидящих и таким образом нарушали их редкостное спортивное единение. Меня кто-то толкнул. Я не обратил внимания, ринулся к Лукасу, который вот-вот должен был нырнуть под арку. Может быть, оттого, что я не смотрел по сторонам (следил за уходящим Лукасом), когда меня еще раз толкнули, неожиданно упал на привставшую девицу и неловко обхватил ее руками. Сидевший рядом крепыш двинул меня в плечо. Не обращая ни на кого внимания, я побежал к выходу, и тут меня схватил за руку сержант. Крепко так схватил.
Костя оглянулся и увидел совершенно критическую ситуацию. Я рвался из рук сержанта, но, вырываясь, дернул резко рукой и сбил с сержантской головы фуражку. Это было совсем некстати. Другой милиционер вывернул мне левую руку так быстро, что я едва не присел от боли. Заметив краем глаза ускользавшую зеленую майку Лукаса, я хотел крикнуть милиционерам, но из-за сдавленного горла звуки застревали в гортани, обрекая меня на резкую боль.
Я искал глазами Костю и не находил. Тогда-то у меня и созрело решение во что бы то ни стало вырваться, бежать, догнать Лукаса.
Меня повели к какому-то строению. У самого входа в помещение мне удалось сбросить с себя двух сержантов, но тут подоспели еще двое. Я освободился (откуда только силы взялись) и от этих двоих.
Впрочем, мою ярость быстро уняли. Оба сержанта (младший и старший) повисли на моих руках, и меня (должно быть, все это выглядело ужасно некрасиво), корчившегося от боли, с расквашенной губой и оторванным рукавом повели к подъехавшей машине. Черная пасть фургона уже ждала меня. Мне удалось каким-то образом развернуться и сделать последнюю попытку освободиться. На мгновение я увидел стоящего поодаль Костю. Он пристально следил за мной, покусывая нижнюю губу. В глазах я прочел и сожаление, и растерянность, и, может быть, сознание предательства: он действительно не кинулся спасать меня, не объяснил милиции, что случилось нелепое недоразумение.
Потом Костя пояснил, что поступил так из высших интересов, т. е. из интересов дела: он отправился искать Лукаса. Кроме того, Костя также заявил, что ему, как личности исключительной, нельзя попадать в милицию: это может дурно сказаться на его призвании.
Я и сейчас не могу без содрогания вспомнить удаляющуюся физиономию Кости.
Дверь захлопнулась и как бы отделила меня от моего прошлого, очевидно, для еще большего усиления эффекта этого несколько искусственного отлучения машина сорвалась с места, и новая резкая боль оглушила меня, я потерял сознание.
Таксисты в таких случаях говорят: 'Отключка'. Это когда намертво вырубается сознание, когда божий свет мелькает обрывками кадров.
Щекой я ощутил шероховатую поверхность цементного пола. Краем глаза заметил чьи-то ботинки, потом сапог у стола, услышал голоса: избил двух милиционеров, пьян…
Попытался пошевелить руками. Пронзила острая боль в плече. Голова с грохотом откинулась на цементный пол. Новая отключка. Снова темнота и снова пробуждение.
И тут мой внутренний протест заставил меня подняться против воли. Я рванулся к дверце (метр высотой, какая обычно бывает у прилавка магазина), успев ухватиться за нее, но в это же время чьи-то руки схватили меня сзади, рванули назад, и я вместе с дверцей упал навзничь.
