племени. — Бревнышко к бревнышку… Как в небо мостик… Мало сил у человека, а вот трудись, что муравей — гляди, какое чудо строится… Еще резьбу пустить, узор, виноградинки выточить, да пару голубей над окошками…

- А не больно по-язычески такое мастерство смотреться станет? — перебил старшой. — Всё ж новая вера.

- В самый раз. Мастерство Бог любит.

- Работы вам прибавится, — сказала Горислава со странным весельем. — Надо построить несколько домов прямо на подворьи церковном. Как будто Божьи дома. Пусть вдовы, или изгнанницы, или просто девы, любящие Бога сильнее, чем мир, приходят сюда навечно. А зовется — женский монастырь.

- Чудное дело… — протянул мастеровой-варяг.

- Не будет этого, — прозвучал спокойный голос.

Горислава обернулась. Позади нее стоял священник, росту невысокого, суровый, и бросилось ей в глаза, что сукно его рясы худое, в прорехах кое-где и залатано по черному золотой нитью, грубыми, заметными стежками.

На всей земле христианской святились уже несколько монастырей, все до единого мужские — в Греции, Иерусалиме, в Болгарии даже и в бессчетных малых княжествах.

- Не хочешь ли ты дать право женщинам служить Богу? — спросил священник. — Не было так и не бывать вовек.

- Все вы рождены от женщин, нечем кичиться мужскому роду, — ответила Горислава.

- Моя бы воля, я б вас, баб, и вовсе из церкви прочь за косы выволок. От вас весь грех берет начало. И Библия говорит, Ветхий завет, что женщина — сосуд греха и искушения.

Вечный спор, бессмысленный, как и все вечные споры.

Горислава улыбнулась подчеркнуто ласково, как по обыкновению она победно улыбалась тем, кто пытался ее так или иначе унизить:

- Не забывайте, что и Богородица была женщиной.

Касательно женского монастыря Гориславе пришлось в тот же день снарядить гонца с письмом к митрополиту Михаилу. Смешно и горько, с каким подчас остервенением люди делят Божьи блага на земле, точно разбойники.

Ответа дождалась через неделю, почти к самой Пасхе. Много раздумав, митрополит благословил. Отвоевала Горислава для женщин право зваться Божьими дочерьми, светлое, самое смиренное право, не жаждущее ни власти, ни богатства.

К осени, в канун Успения Богородицы, Горислава приняла иноческий постриг. По обычаю, приняла новое имя — Анастасия. Второй раз отрекалась от себя, меняя имя и судьбу.

Умирала Богоматерь, земная терпеливица Мария, и возносилась в вечные небеса. В Успение умирала и княгиня полоцкая, умирала для мира и для всех предавших и покинувших ее. Воскресла с новым именем, невестой Божьей. Смиренницей жить здесь станет. В узкое оконце кельи ей стучалась жаркая рябина, угольями забытого костра горели сквозь дни хмурого ненастья грозди горьких ягод, безжалостно напоминая осень в Пуще…

Одно утро привело к заславскому монастырю путника на рыжем, как пламя, коне. Князь Владимир всегда любил огневую масть — и лошадей, и псов, и наложниц. Он спешился у ворот и спросил проходившую мимо молодую черницу:

- Покличь Гориславу.

- Не знаю такую. Который год здесь служу Господу, а такой не знаю.

- Основательница этого монастыря. Жива она?

- Инокиня Настасья?

- Должно быть, так ее теперь зовут. Покличь.

- Сейчас.

Вышла к нему, неузнанная в черных одеждах, родная. Владимир обнял любимую порывисто и неуверенно — так обнимают слепые.

- Ты постарел немного, — сочувственно заметила Горислава. Время нелегкой ношей ложилось на плечи им обоим. Владимир заметил, как спокойно она встречает его — ни удивления, ни упреков. Как будто ждала именно сегодня. И вдруг понял: каждый день ждала.

- Родная моя. Такая ложь во всем. В державе, в людях. Поставил им церкви… Да только у кого в сердце Господа не было, у того и в церкви не будет. Думают от Бога откупиться свечами пудовыми. У многих деньга заместо совести.

- Ты много сотворил. Тебя потомки помнить будут.

- А зачем это, — невесело усмехнулся князь. — Что нам от их памяти.

С высокой звонницы донесся благовест. Над просторным двором монастырским кружили сизые, как ладан, голуби.

Владимир сжимал ее ладони судорожно и горячо, всё время, пока боль свою ей исповедал, — и вдруг бережно поднес к губам. А в первый раз поцеловал ей, юной, руку когда-то бесконечно давно на окровавленных руинах Полоцка.

- Ты настоящая. Может, единственное настоящее, что у меня было.

Горислава откликнулась, повторяя их давнюю заветную, простую, как родниковая живительная вода, клятву:

- Знай, что я всегда тебя жду. И всегда буду ждать.

Песни Гориславы

В.О.

1  Лебеди кричат,  вороны кричат,  небеса никак не поделят.  В темноту вонзится моя свеча.  На кострищах моих городов  я тебе присягаю, князь пресветлый.  На губах твоих горечь пепла —  твое войско спалило мой дом.  Лебеди кричат,  вороны кричат,  небеса никак не поделят.  Слишком много вместил ты в сердце —  удержал на ладони солнце,  и теперь обожжен навеки.  Твой народ стал моим народом.  Твоего я познала Бога.  Я и в горе останусь славна.  Не раба я тебе — жена.  Лишь под левою грудью ранка —  помяни-ка, хмельной народ, чужестранку.  Лебеди кричат,  вороны кричат,
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату