Но охвачены болью плечи,
как отхлестанные кнутом.
Крылья заживо обрубили,
значит, душу мою убили,
и швырнули меня на землю,
в непринявший, чужой мне дом.
Но рассвет зажигает свечи,
на плечах заживают шрамы,
и довольно раскинуть руки,
чтоб в пречистое небо лететь.
Я ребенок малый. Я верю -
дочь простит и полюбит мама,
будет свет вместо жалящей муки
на любимой моей земле.
И пока я летать умею
невесомой, безбольной тенью,
я для мамы сбираю звезды,
как цветы на лугу весеннем.
Лишь боюсь, что они завянут
в доме том, где живу ненужной.
Лишь боюсь вместо крыльев раны
поутру опять обнаружить.
Но пока я летать умею
невесомой, безбольной тенью,
я для мамы сбираю звезды,
как цветы на лугу весеннем.
* Словно у двери закрытого храма *
Словно у двери закрытого храма В зимнем, слепом да неблизком краю — У изболевшей души твоей, мама, Калекой, чужой прихожанкой стою. Может, невольно я варваром стала? Держит за горло смертельная тьма. Верно, когда я живая сгорала — Выла, металась — и храм подожгла. Поздно. Не смею молить о прощеньи. Ты не откроешь для грешной врата. И убегу нераскаянной тенью Куда-то, где хищная ждет темнота. * Дочь — обломленная ветка. *
Дочь — обломленная ветка. Ранним цветом — белым хмелем, Ранним цветом — тайной болью, — Ветка для чужого дома. Корни древа — память-горечь. Листья-дни — обрывки жизни: Отшумят и разлетятся… Яблоня простит прощанье. Дочь — отломленная ветка. Мама, мученица моя мама! Верно, дитяти твоему кто-то подменил душу: мою вынул, а вложил Каинову. Прости меня! * Наша горькая вражда — *
Наша горькая вражда — Спор серпа с травою дикой. От жестоких слов твоих Рухну мертвой повиликой. Не на равных этот бой. Не чужие мы с тобой. Поле в росах, как в крови, У травинок рвутся жилы. Не прошу твоей любви — Я ее не заслужила. Ночь подходит. Кончен спор. 
