Местность, по которой мы продвигались вперед, поражала своим разнообразием. Песчаные участки с торчащими из земли как пальцы осколками скал чередовалась с клочками буйной растительности, переходящими в живописнейшие луга с яркой пышной зеленью. В очередной раз оглянувшись, я вздохнул с облегчением. Нас догонял Шлон, но не по нашим следам, а напрямик, через луг, вынырнув из густой дубравы.
Поперек седла что-то лежало, и, когда он приблизился достаточно близко, я разглядел молодого рыжего оленя, с белыми пятнами и небольшими рожками.
Охотник, мать твою, мы уже все жданки съели, а он охотой развлекается.
Догнав отряд и поравнявшись со мной, Шлон лихо откозырял двумя пальцами.
— Они пришли, господин барон, сотни две, если не все три, буквально через пару часов, после того как вы уехали. Я понаблюдал за ними некоторое время, а когда увидел, что они собираются переходить реку, отправился вас догонять. Если бы не знал, куда вы направляетесь, вряд ли смог бы вас найти. Не думаю, что и они смогут, местность не та, особенно возле реки. Ловко вы следы спрятали, ничего не скажешь-
Действительно, в самом начале пути мы долго ехали против течения по неглубокому ручью, дно которого было усеяно мелкой галькой. Увидев, что мой взгляд останавливается на его поклаже, Шлон широко улыбнулся:
— Сам на меня выскочил, чуть на коня не запрыгнул, честное слово. Мне даже стрелять не пришлось — и он потряс коротким трофейным копьем.
Я с сомнением посмотрел на него и ничего не сказал. Чай не мальчик, понимает, что звук выстрела слышен издалека, особенно в горах. Да и рана на левом боку оленя не напоминала огнестрельную.
Подъехал Нектор, задумчиво посмотрел на добычу и заявил:
— Такие обычно парами ходят. Сожрал он одного, чтобы с боевыми товарищами не делиться. Потому и задержался.-
Шлон от возмущения захлопал глазами, широко открыв рот. Нектор довольно ухмыльнулся, и, попридержав лошадь, отстал от нас. Что-то разговорился наш молчун, спуску своему обидчику не дает, может это и к лучшему.
На ночлег мы выбрали отличный лужок с протекающим невдалеке бурным ручьем. Пока готовился ужин, главным блюдом которого должно стать жаркое, добытое благодаря охотничьему таланту Шлона, мы с Анри в который раз рассматривали бумаги покойного графа Дютойла. До самого нашего вынужденного лагеря на вершине холма, мы следовали другим путем, отличным от указанного на карте. На карте путь пролегал южнее и не был столь опасным как наш. Нас же торопило время, близился сезон дождей, длящийся обычно месяц, полтора, редко чуть больше.
Весь этот период идет дождь, не прерываясь ни на минуту. Сильный дождь сменяется проливным, иногда, для разнообразия, становясь моросящим. Все вокруг сыро, мокро, раскисшая земля, вздувшиеся реки… Но что самое важное, мы теряем свой главный козырь — огнестрельное оружие. От всепроникающей влаги отсыревал порох в оружии, мокрый кремень не давал искры…
С момента переправы мы строго следовали указаниям, присутствующих в бумагах графа. На следующий день должны пройти перевал, проходящий через двугорбую гору и выйти в долину, пересечь ее и свернуть в ущелье. Преодолев ущелье, практически достигнем цели нашего путешествия, каньона, названного безвестным предшественником Золотым.
Карта крайне схематична, никаких условных знаков, лес изображен как лес, река как река, горы тоже нарисованы горами. Раскрась ее и получится детский рисунок. На рисунке долины, которую мы должны пересечь завтра, красовалась изображение мужской, вернее старческой головы, с длинными усами и бородой. Что это обозначает непонятно, но наш предстоящий путь доходит до нее и сворачивает налево, к ущелью.
С этим разберемся завтра, ужин готов. Я свернул бумаги, вложил их в кожаный тубус и заткнул его деревянной пробкой.
Современные технологии изготовления бумаги не позволяют ее сворачивать пополам, после нескольких таких действий она ломается по сгибам, если она, конечно, сделана не из обрезков шелковой ткани, но такая бумага стоит дорого.
После ужина, распределив ночное дежурство, все быстро угомонились, сказывалось напряжение последних дней. Кони, оголодавшие за время вынужденной диеты, громко хрустели сочной травой, в полной мере наверстывая упущенное. Я еще долго лежал, всматриваясь в звездное небо, зависшее над нами совсем близко. По сравнению с земными звезды казались огромными. На Земле таких звезд я не видел даже на экваторе. Ничего знакомого, абсолютно ничего.
Когда-то астрономия являлась частью моего образования, пусть и не основной. Ни Млечного пути, ни Полярной звезды, ни Южного Креста… Когда я осторожно наводил справки о Луне, как о спутнике планеты, люди вообще не понимали о чем речь.
С высот космических мои мысли низверглись на дела обыденные, земные. Вспомнил о своей ране, на которую перед сном Шлон наложил свежую повязку. Дело даже не в самом ранении, плохо чувствовать свою ущербность в ее следствии. Хотя он обнадежил меня, пока все идет хорошо, нагноений нет.
Дальше мысли потекли в сторону наших общих проблем. Провизии оставалось маловато, ее расходы оказались выше, чем предполагалось. Купить ее здесь нереально, охотиться некогда, да и опасно. Ладно, будем дальше посмотреть, на текущий момент эта проблема не критична.
Перевал мы преодолели козьей тропой, затратив на него не столь уж много времени, как предполагалось. Горная долина встретила нас развалинами башни, сложенной из дикого камня, от которой осталось только лишь основание. Башня, судя по ее размерам, служила и для жилья и для обороны. Прошка, не поленившийся залезть в развалины, рассказывал, что внутри башни обвалившийся колодец.
Дальше пошел лес, густой и нехоженый. Попадались и фруктовые деревья, уже давно одичавшие. Анри предположил, что в прошлом на этом месте рос сад, приносящий хозяевам башни свои плоды. Я вяло интересовался происходящим, немного лихорадило, не до следопытства. За лесом нас ждало поле, заросшее невысокой травой и усеянное гигантскими валунами, иногда просто громадными. Объехав очередной камень, мы увидели человеческую голову. Вернее не саму голову, а огромное ее изваяние из белого мрамора.
Голову очень старого человека, с лицом изрезанным морщинами, кустистыми бровями, длинными волосами, бородой до земли и вислыми усами. Лицо не выражало ни угрозы, ни гнева, а одно лишь спокойствие и холодное равнодушие. Мы подъехали и застыли, пораженные увиденным зрелищем. Камень удивительно напоминал голову старика, но, сколько мы не всматривались, не могли обнаружить следов рук человека, работавшего с изваянием. Но под силу ли лишь одной природе создать подобное?
На земле перед изваянием находился небольшой валун с плоской вершиной, черный, с красными прожилками, изображающий алтарь. На нем лежали несколько тусклых монет, нож с роговой рукояткой и ржавым лезвием, серебряный ковшик, несколько камешков алого и синего цвета, давно выцветшие и сгнившие ленточки ткани. Рядом, на земле, валялись еще какие-то мелочи, уже неразличимые под слоем пыли и сухой травы. Прикоснувшись ладонью к щеке старика, я не почувствовал ни холода ни жара, да и откуда ему взяться. Достав пару мелких серебреных монет, и нагнувшись, сколько смог, бросил монеты на алтарь. Сняв шляпу и прижав ее к груди, отвесил легкий поклон неведомому божеству. Тронув поводья Ворона, уступил место Коллайну. Анри, на удивление, выглядел очень серьезным. Порывшись в поясе, он тоже внес свою лепту чешуйкой серебра.
Никто из нас не проехал мимо, не оставив старику воздаяние, голова впечатлила всех. Пелай, задержавшись чуть дольше остальных, прошептал несколько слов. Прошка, тот вообще застыл как еще одно изваяние, вглядываясь в грубые, но удивительно точные черты лица каменной головы. Нектор хлопнул его по плечу, приди в себя, парень. Прошка подъехал ко мне.
— Он мне подмигнул! -
— Кто он? -
— Старик этот.-
Я пожал плечами, игра света, тени, еще что. Я в чудеса никогда не верил и не видел их ни в этой, ни в прошлой жизни.
