— Оберлейтенант Ройтер, герр вице-адмирал, но он уже трое суток не выходит на связь…
— Две лодки англичане потопили?
— Так точно, две.
— Тогда не страшно. Хуже было бы, если бы одну. Передайте в Специю. Пусть наши итальянские друзья готовятся к встрече.
Глава 21
ЧЕЛОВЕК ЮГА
Всякая война между европейцами есть гражданская война.
Море вроде бы всюду — море. Но южные моря не имеют той величественности, что имеют моря северные. Здесь даже шторм кажется каким-то бестолковым аттракционом в парке развлечений. Яркость красок природы и буйство прибрежной растительности просто нелепы в той декорации высокой трагедии, которую предполагает морская стихия. Ну как может, например, Даланд[82] опираться на пальму? Или Зиглинда петь «Schlafst du, Gast?»[83] с ананасом в руках? Бред ведь, клоунада самая настоящая. После Майорки англичане ослабили натиск. Их всевластие заканчивалось почти сразу же за скалой.
Хоть была уже осень, и эти места большую часть дня находились под облачным покровом, который их более или менее защищал от «Харриккейнов» и «Сандерлендов», даже серый цвет пасмурного дня здесь отдавал какими-то факирскими блестками. Настоящий Винтергартен.[84] Также пафосно и так же аляповато. Они связались со штабом по радио. Командующий благодарил за работу. Нефтяной терминал в Гибралтаре был выведен из строя на несколько месяцев. Но главное, пока английская противолодочная оборона занималась «капитаном-колбасой», через Гибралтар прорвались две наших лодки. Без потерь и без повреждений. Это не могло не воодушевлять.
Лодка Ройтера все-таки получила серьезные «ранения». Патрулирующие эсминцы нашвыряли бочек, так что если бы они не взрывались, наверное, мог бы образоваться небольшой риф. И далеко не все шло на безопасном расстоянии. Подводники опять перехитрили смерть. Те двое суток, что они провели под водой, были настоящим путешествием в ад. Карлевитц израсходовал весь запас поташа.[85] Теперь в дыхательные патроны он заложил морские водоросли, обработанные щелоком. Говорит, так тоже можно. Неизвестно, можно ли так — будет ясно, когда опять загонят на глубину и от углекислого газа начнет тошнить. Может, и поможет эта хрень — лучше, чем ничего. У лодки были заблокированы горизонтальные рули, так что она потеряла способность быстро погружаться. Исправить это удалось лишь частично. И все равно, на самом полном требовалось почти полторы минуты. Поэтому и приходилось жаться ближе к берегу. Чистые прозрачные воды Балеарского моря все равно не были надежным укрытием. Испанцы их не беспокоили. Видимо, Папа уладил формальности. Один раз в отдалении появился испанский эсминец. И семафором запросил номер лодки и фамилию командира. Получив ответ, он какое-то время еще проследовал параллельным курсом, а затем исчез за горизонтом.
Переход в зону ответственности Италии ознаменовался пролетом над лодкой Z.506-го.[86] Это был, конечно, рискованный шаг со стороны итальянских товарищей. Если бы летчик вовремя не покачал крыльями «я свой», возможно, Деген со своей командой записали бы на свой счет еще четыре балла.[87] К этому моменту на лодке было уже две зенитных спарки, и Деген формально мог считаться командиром зенитной батареи. Все-таки 4?20 мм ствола это уже что-то. 506-й сделал круг и ушел в сторону Специи, как бы показывая дорогу.
Ла Специя выплыла из облачной дымки в самом начале ноября. Бухта в виде угла острым носом упиралась в материк, а по бокам — высокие горы. Еще Наполеон в XVIII веке присматривался к этому тихому заливу. Лигурийское море как на ладони — ни один враг не пройдет незамеченным. На рейде дремала массивная туша линейного корабля. Шесть стволов 12-дюймовок двух носовых башен главного калибра грозно нависали над палубой. Лодка проходила в двух кабельтовых от итальянца, и было прекрасно видно, как суетится команда, на корабле шла обычная субботняя приборка. Он казался мирным и домашним. Тройка 79-х «Марчетти»[88] проходила низко над морем, осуществляя тренировочный заход на воображаемую цель. Зенитчики линкора тоже отслеживали атакующих в прицелы, поводя стволами вслед за самолетами. Все это были картины из ставшей уже сказкой мирной жизни с ее расписанными по минутам учениями, смотрами и маршами. Только свежая копоть на стволах главного калибра давала понять: это война, и выживает здесь сильнейший.
Вам не случалось видеть, как работает главный калибр линкора? Это редкое ощущение, смесь страха и восторга, когда стволы башни один за другим приседают и выплевывают огонь в сторону противника с гулким хлопком. Воздух начинает звенеть, его упругие струны проникают в тебя, и все — нервная дрожь палубы, тяжелый ход отката, вибрация многотонной махины башни передается по всему телу. Ты знаешь,
Над всем стоит командир. Впрочем, что за представление у тебя сложилось о немецком командире подводной лодки? Ты наверняка читал увлекательные книги, в которых эти люди просто и без прикрас рассказывают о сражениях прошлой войны, о том, как уже тогда почти удалось поставить британцев на колени. Поскольку эти люди не говорят много сами о себе, на суше представления о них, пожалуй, немного запутанны. И у тебя в том числе. Одни видят только солнечную сторону, золотой блеск наград после победоносного возвращения домой из похода. Другие — беспрерывное скитание и ужасы моря. Однако и те, и другие далеки от истины. Поэтому позвольте мне немного приподнять покрывало этой тайны, самый сокровенный смысл которой определяется словом «ответственность». Ответственность — таинственное качество, которым определяется все существо этого типа руководителя. Ты не можешь увидеть эту «ответственность», не можешь измерить, потрогать руками, ты можешь только нести ее, и порой весит она очень тяжело! Поэтому ты чувствуешь ее, только если у тебя есть характер! Бесхарактерные слюнтяи так не могут, им и нести-то нечего. У них это сразу по лицу видно. Такие никогда не станут у нас командирами. Понимаешь ли ты теперь различие, которое создается ответственностью и о котором ты раньше мог только догадываться?..
«Синьки», которые теперь всюду таскал с собой Ройтер, выцветали на солнечном свету, но довольно быстро приобретали первоначальные свойства в полумраке командирского отсека. Правда, там невозможно было различить, что именно на них написано, из-за плохого освещения. Но Ройтер знал и так все почти наизусть. Он часто перечитывал книгу друга. В такие минуты казалось, что сам Шепке говорит с ним, причем обращается лично к нему. Шум на пирсе прервал чтение. Шестое чувство, которое в последнее время у командира стало развиваться особенно сильно, подсказало — дело будет явно не из приятных. Ответственность… М-да… судя по суете внизу и гомону множества голосов, пришло время как раз брать на себя именно ответственность.